— Тебе и не нужно ничего делать, — ответил Берн, положив подбородок ему на плечо. — Потому что ты уже делаешь достаточно. Плохих снов стало значительно меньше, но полностью мне от них не избавиться. Тут уж просто надо привыкнуть, что иногда может быть вот так, как сейчас. Извини.
Юэн крепче стиснул Бернарда в объятиях. Пусть хоть каждую ночь придётся просыпаться. Неважно. Он уже очень давно решил остаться. Ощутив прикосновение губ к своей шее, — не поцелуй, Юэн уже выучил, что Берн делал так, чтобы успокоиться, — вместо каких-либо слов он просто продолжить петь. Шёпотом на ухо.
—
Я боюсь близости и не выношу одиночества. Я жажду того ощущения, когда ничего не чувствуешь. Чем выше взбираюсь, тем
больнее
падаю. Мне не утопить моих демонов, они умеют плавать.*
*текст из песни Bring me the horizon — Can you feel my heart
Плёнка #21
— Куда ты едешь завтра?! — резко отставив чашку в сторону, воскликнул Юэн и закашлялся, подавившись чаем. Бернард постучал его ладонью по спине. — На похороны?! Серьёзно? Я не ослышался? — побагровев, сдавленно спросил он.
— Не ослышался. Я еду проводить похороны, — ответил Бернард, на полном автоматизме приподнимая чашку Юэна и вытирая тряпкой пролившийся чай.
— Ты знал этого человека? Ну, умершего...
— Нет. Может быть, видел когда-нибудь или даже фотографировал, но лично не знаком. А ты? Знаешь этого Стефана?
Юэн покачал головой и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула. Бернард поставил перед ним чашку, но он, казалось, потерял к ней интерес.
— Я хорошо отношусь к нашему старику-гробовщику, — нахмурившись, сказал Юэн, — но разве он не перебарщивает? Сначала вы договорились, чтобы ты просто занимался бумагами. Потом тебе пришлось несколько раз подменять его в бюро. И теперь вот проведение похорон. Следующий шаг — он заставит тебя получить медицинское образование с лицензией, и, — Юэн щёлкнул пальцами, — вуаля — ты новый гробовщик нашего города. Напористый старик, как же умело он подготавливает почву...
— Ты преувеличиваешь. Никакой передачи похоронного бизнеса не будет, — устало протянул Бернард, складывая на пустой после ужина тарелке грязные столовые приборы. — Так быстро, в любом случае, всё не делается.
— А я и не говорю, что всё это произойдёт в ближайшем времени, — склонив голову набок, сказал Юэн. — Запомни мои слова, Берн. Можем даже поспорить на что-нибудь в долгосрочной перспективе.
— Ладно, — кивнул Бернард после паузы в пару секунд и пожал протянутую руку Юэна. — Не знаю на что, поэтому давай просто поспорим.
— Договорились, — самодовольно сказал Юэн.
Днём, когда Бернард заглянул в кабинет похоронного бюро, Чилтон стоял около книжного стеллажа, с интересом рассматривая что-то на его полках. Заметив Бернарда, мужчина сдержанно и кратко улыбнулся, опёрся на трость.
Его хромота никуда не делась, и, несмотря на то, что он всегда держал спину ровно, при походке прибавляла ему возраста. Чилтон по-прежнему выглядел крепко и моложе своих истинных лет, и, как утверждал сам, его общее состояние после операции и реабилитации улучшилось, однако Бернард каждый раз при встрече задавался вопросом: сколько ещё протянет этот человек?..
Виктор сел за рабочий стол, элегантно взмахнул рукой и поправил рукав тёмно-бежевого клетчатого пиджака. Он часто так делал, как успел заметить Бернард, когда предстоял важный разговор.
— Перейдём сразу к делу, — твёрдо и немного холодно начал Чилтон. — Сможешь ли ты провести завтра похороны?
Бернард нахмурился и сначала было подумал, что ослышался, но Виктор произнёс всё отчётливо и громко. Повторять не стал. Он выжидательно смотрел на Бернарда орлиным взглядом сквозь стёкла круглых очков.
— Я... провести похороны? — переспросил Бернард.
— Да. Видишь ли, мне необходимо встретиться с одним из своих сыновей. К сожалению, не могу перенести запись у нотариуса и более откладывать решение важного семейного вопроса. В иных обстоятельствах я обычно звоню своему знакомому из соседнего города, способному меня подменить, но так как в последнее время ты начал хорошо разбираться в похоронном бизнесе, то я решил предложить тебе. Насчёт финансов не переживай. Обещаю достойно оплатить этот день. Твой ответ?
Чуть приподняв подбородок, Чилтон вновь устремил взгляд хищной птицы на Бернарда. У Грегора когда-то тоже проскальзывало нечто такое строгое в глазах. Бернарду даже вдруг стало интересно, с аналогичной ли сдержанностью и строгостью общается Виктор со своими сыновьями, но спросить о таких подробностях не решился. Виктор не ждал расплывчатых неоднозначных ответов. Формальная деликатность в его словах переплеталась с холодной прямолинейностью. Ему нужен был чёткий ответ: да или нет. Рабочие вопросы должны решаться быстро.
И Бернард сказал «да». Почему сказал «да», сам толком не понял, ведь не имел абсолютно никакого желания проводить похороны (а кто-то в здравом уме вообще захочет делать такое?). Но работа есть работа. Фотографировать на документы жителей городка ему тоже по-прежнему не доставляло удовольствия. А может быть, хромота Чилтона и осознание его смертности так влияло на Бернарда. Ему хотелось помочь этому человеку, пока он не ушёл так же неожиданно, как Грегор.
***
Бернард не знал, куда деть руки. Фотоаппаратов при себе у него не было. Вернее сказать, они остались в машине, припаркованной у бюро. Трости, как у Чилтона, тоже. Даже ни одного кольца на пальце, отвлечением на которое можно было бы погасить нервозность. Карманы пиджаков вообще не предназначены для того, чтобы совать в них руки. Слишком уж несолидно это выглядит. Поэтому Бернард, сцепив пальцы в замок перед собой, стоял как охранник в клубе, наблюдая за людьми — за присутствующими и только появляющимися в доме, где проводилась прощальная церемония.
Тревожность, отдающаяся лёгкой дрожью во всём теле, возникла у него в тот момент, когда он сел за руль похоронного автомобиля с гробом в салоне. Одно дело заполнять бумажки, видеть безликие цифры и похожие друг на друга имена и фамилии, за которыми прячутся абсолютно разные люди, с которыми ты не знаком, может, только видел пару раз. И совсем другое дело проводить чьи-то похороны. Бернарду и раньше пару раз приходилось по мелочи помогать Виктору, но сейчас всё иначе. Помимо того, что работа сама по себе специфическая, возрастал и градус ответственности за её выполнение. При общении с людьми в такой необыденной обстановке необходимо было держаться чуть отстранённо и холодно — такое напутствие дал сам Виктор.
«Сопереживание — это, несомненно, качество, в какой-то мере характеризующее сущность человека и показывающее его с благородной стороны. В нашей работе склонность к сопереживанию губительна. Однако полное выключение этой способности приведёт к равнодушию по отношению к близким. Поэтому, Бернард, оставь при себе лишь самую кроху сочувствия к умершему и его скорбящим родственникам. Больше — плохо для тебя. Меньше — плохо для тех, кто тебя окружает».
Виктор много чего ещё говорил, приводил цитаты философов, зачитывал выписки из трудов по психологии. Бернард впитывал новую информацию как губка, а вечером чувствовал себя поразительно спокойным и самоуверенным. Только когда хлопнул дверью катафалка и сжал подрагивающими пальцами руль, понял, что всё казалось куда проще только в теории. Появилась рассеянность: он едва не забыл закрыть дверь в бюро, на одном из светофоров проехал на красный, перепутал имена наёмных ребят, которые загружали в катафалк гроб... У Бернарда даже промелькнула мысль, что это далеко не последний раз, когда он, облачившись в строгий костюм, повезёт покойника в похоронном автомобиле.
Типовой дом, в котором некогда жил тот, чьё тело теперь лежало в гробу, мало чем отличался от дома-ловца-снов (Бернард только недавно осознал, что начал называть его так же, как Юэн), хоть и обставлен был совершенно иначе. Более яркие цвета в интерьере, ни одного ловца снов (откуда бы им тут взяться?), довольно уютно, хоть и многовато лишних вещей на полочках и комодах, вроде статуэток, побрякушек и другого бесполезного хлама, которым люди обычно окружают себя. Бернард не мог отвязаться от ощущения, будто вернулся в прошлое и находится на похоронах отца: люди в чёрной одежде подходят к гробу, утирают подступающие слёзы, находят часть смирения в объятиях друг друга, собравшись небольшими группками горько рассуждают о том, что продолжительная болезнь рано забрала мужчину, которому не исполнилось и шестидесяти. От запаха свежих цветов становилось тошно и кружилась голова. Бернарду приходилось иногда выходить на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом, а заодно встречать прибывающих.
