Когда Вика стояла у стойки и листала историю болезни, она внезапно потеряла сознание, ничком грохнувшись на кафельный пол. Электронные часы на стене показывали 21 час 12 минут.

Вика с трудом разлепила веки. Перед глазами заметались сизые ленты. Нестерпимо болели голова и грудь. Безумно хотелось пить. Она дотронулась кончиком языка до высохших губ. Они напоминали наждачную бумагу. С чуть слышным стоном повернула голову. Сизо-черный калейдоскоп заколыхался и просветлел. Кто это?

На рядом стоящей кровати лежал мужчина с багровым лицом и интубационной трубкой во рту. Что с ней случилось? Она заболела? Виктория попыталась поднять руку и не смогла. У нее инсульт! О господи! Нет, не похоже. Мозг ведь работает. Это авария! Травма. Виктория стала двигать пальцами ног и рук. Шевелятся. Она их чувствует. Ее не парализовало. И то хорошо. Где она? Как же хочется пить!

Она попыталась закричать, позвать на помощь, но пересохшая глотка издала лишь невнятное хрипение. Превозмогая боль, она повернула голову в другую сторону. По прикроватному монитору бежало несколько разноцветных кривых. Рот ее скривился, так как она улыбнулась. У нее отличный синусовый ритм. Что же с руками? Она опять попыталась их поднять. Ясно, они привязаны. Она что, буянила?

Подошла медсестра. Виктория подергала руками и прошипела:

— Развяжи.

Сестра молча удалилась. Через несколько минут подошел врач. Вика его хорошо знала. Это был Илья Игоревич, заведующий взрослой реанимацией. Все ясно, она в своей больнице, только во взрослом крыле.

— Викуша! Пришла в себя. Умница! — улыбнулся он.

Его взгляд и фальшивая улыбка ей не понравились. Так смотрят на больного с опухолью головного мозга, когда говорят, что у него все будет хорошо. Вдруг так и есть? У нее ужасно болит голова. Она вновь потрясла руками.

— Развяжи. Пить.

Илья разрезал ножницами фиксирующие бинты на запястьях. Освобожденной рукой Вика потрогала затылок. Волосы слиплись, возможно, от крови. Но раз ее не побрили, значит, никаких операций не делали. До груди было больно дотрагиваться. На руках она заметила синяки. Вот оно что. Ее побили. Какие-нибудь бандиты, грабители. Нашли, на кого нападать. У нее две сотни рублей в кошельке.

Илья все так же с сожалением смотрел на пациентку, подняв брови домиком. Вике стало страшно. Господи, она совсем голая. Он видел ее голой! Это ужасно. Она спустила руку ниже. И в памперсе!

Было время, когда Илья Игоревич ухаживал за ней. Их свел ребенок его знакомых. Вика была лечащим врачом того мальчика. Илья заскочил узнать о здоровье пациента и прилип. Потом при первой возможности заходил чайку попить, комплименты отвешивал, намеки делал, в симпатии признавался, подарки на праздники дарил. Подружился с педиатрами, консультировал их родственников. Хороший кардиолог всегда нарасхват. Все считали его милейшим человеком и ждали развития романа. Вике было приятно внимание мужчины, но она оставалась верной женой. Так что даже до поцелуев не дошло. А после ее развода с мужем Илья пропал. Одно дело симпатичная замужняя любовница, а другое — одинокая мать троих детей. Теперь он еще и ее врач. Козел.

После стакана воды, которую она жадно высосала через трубочку, к Вике вернулся голос.

— Что со мной?

— Ты что-нибудь помнишь? — в свою очередь осведомился Илья.

— Не знаю. У меня все болит.

— Сейчас сделают обезболивающее, — сказал он и ушел.

После укола Вика заснула. Ей приснился сон. Она шла по еловому лесу, неслышно ступая по подушке из сухих веток. Высокие кроны не пропускали свет. Голые сучья цеплялись за одежду. Когда-то она с бабушкой собирала в таком лесу черные грузди. Вика внимательно смотрела, но вокруг не росло даже поганок. Стволы елей покрывала плесень, а воздух был тяжелый, затхлый. Неожиданно она вышла на полянку и зажмурилась от яркого света. Когда открыла глаза, поразилась сказочной красоте. В синем небе сияло солнце, в изумрудной траве белели ромашки, весь пригорок покрывали кустики спелой земляники. Вика наклонилась и набрала горсть шероховатых, безумно ароматных ягод. Они пачкали пальцы и таяли во рту. По краю полянки рядом с деревьями росла малина, усыпанная темно-красными плодами. Вика очень любила ее. На даче она часами пропадала в малиннике, пока набирала маленький кузовок, большая часть урожая туда не попадала. Вика стала отрывать по ягодке, закидывать в рот и с блаженством давить языком. Малина была крупная, мягкая, совсем не похожая на лесную. Вика положила в рот очередную красивую ягодку, поморщилась и выплюнула из-за мерзкого вкуса. На стебле увидела виновника этой гадости — маленького жучка с зеленым щитком на спине. Ягодный клоп высосал сок и оставил вонючую метку. Вике стало так обидно, что она сорвала листик, обхватила им жука и раздавила. Свет потух — и больше ей ничего не снилось.

Вика продолжала спать и не видела, как в палату с тележкой для уборки зашла пожилая женщина. Она принялась мыть пол. Возле кровати с Викой остановилась и засмотрелась на нее. Бледное лицо пациентки словно светилось, его красиво обрамляли волны пепельных волос, как будто их уложили, длинные ресницы подрагивали, губы алели. На этом лице не было забот и усталости, никакой болезни тоже не было.

— Ангел, — прошептала пожилая женщина.

Санитарка помнила, как этот ангел вчера бесновался. Хрупкая пациентка легко отталкивала медсестер и врачей. Тогда ее лицо и тело корчились в судорогах, изо рта шла пена и вырывалось рычание:

— Сдохни, Зарина! Умри, гадина!

Санитарка перекрестилась. Много чего она в реанимации повидала, а такое впервые. Не иначе, в девицу вселился дьявол. Она перекрестила пациентку, а затем продолжила елозить шваброй, что-то нашептывая и покачивая головой.

Вика проснулась глубокой ночью. Голова и тело болели меньше. Ей хотелось не только пить, но и есть. Сколько сейчас времени? Часы у нее забрали. Она повернула голову к окну и увидела полную луну. Только этого не хватало. Вика никогда не следила за небесными светилами и не читала гороскопы, но знала, что Луна и ретроградный Меркурий каким-то образом влияют на нее. Она становилась нервной и рассеянной. Эту связь установила ее мама. Может, поэтому накануне так сильно болела душа?

В темноте ярко горели огни на приборах, разноцветными змейками неслись по экранам кривые жизнедеятельности. На посту светила настольная лампа, но сестры там не было. Через приоткрытую дверь доносился негромкий смех. Девчонки пили чай в сестринской, расположенной напротив реанимации.

Виктория попробовала сесть. Это у нее получилось, но сильнее заныл бок и закружилась голова. Она дотянулась до тумбочки и взяла оттуда стакан с пластмассовой трубочкой. С жадностью потянула воду. Выпила всю, поставила стакан обратно и сползла с кровати, держась за поручень. Провода на груди натянулись. Как она об этом не подумала? Это из-за травмы, а может, полнолуние. Она залезла обратно на кровать и сползла с нее на другой стороне. Отключила монитор и отцепила электроды от себя. Теперь он не поднимет тревогу. Затем маленькими шагами добралась до поста. Выдвинула ящик стола и вытащила оттуда свою историю болезни. Стала быстро листать.

…Потеря сознания… пульс и дыхание не определяются… закрытый массаж сердца… адреналин… дефибрилляция двести джоулей… дефибрилляция триста джоулей… Господи, у нее была клиническая смерть. Что еще? По рентгену в двух ребрах трещины, два сломано. Кто ее так качал? Послышались шаги. Виктория засунула историю болезни в ящик.

В палату вошла молоденькая медсестра. Увидела Викторию на посту, сразу сделала строгое лицо:

— Что вы здесь делаете? Вам нельзя вставать.

— Никого не было.

— Пойдемте на кровать.

Медсестра подхватила пациентку за плечо и отвела к койке. От прочитанного у Виктории подкашивались ноги, так что помощь оказалась кстати.

— Я хочу пить и есть, — жалобно проговорила она.

— Сейчас принесу вам чай и бутерброд. Но больше не вставайте. Договорились?