Олег не любил беспорядка, он соблюдал во всем последовательность. К чему спешка? У него весь день впереди! Пока и одной рюмки достаточно. Это, как он говорил, чтобы «разогреть машину». Коньяк действительно согревал, выводил его из подавленного состояния, которое часто случалось с ним по утрам. Разогрев таким образом «машину», Олег шел в ванную. Брился, споласкивался под душем и через четверть часа, побритый и посвежевший, вновь заглядывал на кухню.

Утром, несмотря на спешку, Марина все же успевала приготовить ему завтрак. Стол был накрыт. Олегу оставалось только подогреть котлеты и заварить себе свежий кофе. Но Олег не утруждал себя даже и этим. Он выпивал еще одну рюмку коньяку, без особого аппетита ел то, что стояло на столе, и, прихватив с собой недопитую бутылку, отправлялся в спальню. Он ставил бутылку на тумбочку, закуривал сигарету, ложился на тахту и предавался размышлениям.

День ото дня размышления его принимали все более грустный характер. Объяснялось это просто: его карман необыкновенно быстро пустел. Не то что быстро, а просто катастрофически! И как ни старался Олег объяснить себе причины такой катастрофы, отыскать просчеты свои и наметить хоть какой-то план на ближайшее будущее, ничего из этого не получалось.

Он привез очень много денег, ну, не настолько много, чтоб беззаботно жить год, но, во всяком случае, никогда столько не привозил. Раньше этих денег ему с лихвой хватало на все: и на вольготное житье в Крыму, и на поездку в Ленинград, и на щедрые подарки. Теперь же он расшвырял их за месяц. Куда, и сам сказать не мог. Балда, ругал он сам себя. И за каким чертом нужен был тебе этот карнавал? Все эти тахты, матрацы, одеяла. Ишь ты, чистоплюйчик! Что с тобой стало б, если ты лежал бы теперь на старом скрипучем диване, но с карманом, полным денег! Ничего особенного! Да на те деньги, что ты потратил на тряпки, можно б было месяц шиковать в Москве, потом прошвырнуться на юг, съездить к сестре в Ленинград. А там, глядь, уже и к зиме дело. Тогда уж, крути не крути, пришлось бы на что-то решиться: либо жениться и стать москвичом, либо снова завербоваться и улететь куда-нибудь на север.

Теперь же из-за этих самых тряпок Олег вынужден был, не откладывая, решать свое будущее. А сделать это не так-то легко. В автохозяйстве Олег взял расчет. Поэтому возвращаться в Хандыгу, к друзьям, которым он в порыве откровенности хвастал, что едет завоевывать столицу, ему не хотелось. Но и эта — столичная колымага — не пришлась ему по душе.

«В столице-то хорошо с деньгами!» — Олег вздохнул, приподнялся, налил рюмку вина, выпил. Надо б было сходить на кухню за бутербродом. Но ему не хотелось отвлекаться: раз уж надумал решать судьбу, то оттягивать тут нечего! Глоток вина обжег все внутри, мозг стал работать острее.

«Может, все-таки обосноваться в Москве? — подумал Олег. — Подыскать себе хорошую работенку — не пыльную, но с приличной зарплатой. А-а! Конечно, было б идеально — пристроиться на руководящий пост. Только где его найдешь? В столице охотников до руководящей работы и без него хоть отбавляй. Н-да… — Он пососал сигарету, пустил кольцами дым; на какое-то время оранжевый колпак торшера, висевший над головой, был не виден из-за сизого облака дыма. Потом, минуту спустя, колпак вновь открылся; и как только он открылся, Олег, округлив губы, вновь наполнил его дымом. Эта игра понравилась ему, и он не заметил, как искурил сигарету. Бросив окурок в пепельницу, Олег вновь предался размышлениям. — Вот ведь как жизнь чертовски устроена! — подумал он. — Рождаются все несмышленышами, а потом один почему-то становиться белоручкой, а другой, как я, всю жизнь должен крутить баранку».

В глубине души Олег был убежден, что по общительности и по своему гибкому уму он призван быть руководящем товарищем. Однако за всю свою жизнь ему лишь однажды посчастливилось состоять в такой должности. Правда, заместитель директора совхоза по хозяйственной части — не очень-то большая шишка. Никто из рабочих даже не именовал его заместителем, а обращались к нему запросто: товарищ завхоз. Но, несмотря на свой небольшой пост, он занимал отдельный коттедж, в любую минуту мог вызвать для себя из гаража машину, позвонить в столовую и попросить, чтобы ему принесли обед домой. И, главное, была у него в то время шикарная баба — Галина Мищенко, Ганна, Галька… Украинка, видная из себя, обходительная; если бы тогда он женился на ней, то теперь их дети бегали бы в школу; Ганна заведовала б столовой, а он, получившись, директорствовал бы. Но Олег возомнил о себе бог весть что. Он стал позировать художникам, давать интервью корреспондентам, делом не занимался. Нагрянула комиссия: там у него недостаток, там нехватка. Пришлось расстаться с руководящей должностью. Еще хорошо, что «дело» не пришили.

Деньжата в ту пору у него были, он решил махнуть в Москву. С робостью переступил он порог квартиры художника Маковеева: ковры, тахты, зеркала. Но когда он узнал, что Глеб бросил семью, у него вдруг родилась мысль: а почему бы ему, бездомному и неустроенному, не осесть в маковеевской квартире? И эта мысль зрела в нем все эти годы. Однако теперь, когда Олег был так близок к цели, он не испытывал от своей победы ни радости, ни удовлетворения. Главное, не было ясности, что делать дальше.

«Может, устроиться таксистом? — подумал Олег. — Он водитель второго класса, примут. Принять-то примут, только что он будет от этого иметь? Сто тридцать рублей от конторы да плюс чаевые… Чаевые?! — Олег поморщился лишь при одном воспоминании об этом слове. — Нет, не опустится он до того, чтобы брать чаевые. Служить таксистом не в его характере. Тому услужи, другому. Извиняйте! Олег Колотов — не слуга вам!».

У Олега остался всего-навсего один аккредитив на пятьсот рублей: берег на обратную дорогу. Подумав, он решил, что этих денег на дорогу слишком много. «Триста рублей на самолет вполне достаточно, — решил он, — а на остальные можно еще пошиковать!» Мысль эта — мысль о том, что, взяв с аккредитива деньги, он может еще хоть на какое-то время отложить решение вопроса о своем будущем — ободрила его. Появилась цель, а когда есть цель, то Олегу всегда хотелось двигаться, действовать.

Он поднялся с тахты, открыл шкаф, снял с плечиков свой костюм, оделся.

Олег был в прихожей; нагнувшись, он зашнуровывал ботинки. Зазвонил телефон. Обычно в это время звонила Марина. Придя на работу, она имела привычку звонить и справляться, как он себя чувствует, поел ли он и чем думает заниматься. Эта каждодневная опека и постоянные нравоучения уже изрядно надоели Олегу, и он хотел было не поднимать трубку. «Опять станет упрашивать, чтобы я пошел к начальнику паспортного стола!» — с неприязнью подумал Олег.

Телефон настойчиво звонил. Завязав шнурки, Олег чертыхнулся про себя, а все-таки не выдержал характера, поднял трубку.

— Алло! — услыхал он мужской голос. — Ирину можно?

— Не понял, Ирину или Марину? — переспросил Олег.

— Ирину.

— Вы ошиблись, тут нет такой.

В трубке молчание.

— А это кто? — нагловато и напористо спросил незнакомец.

— Олег… — неожиданно для себя сказал Колотов.

— Откуда ты взялся, купырь?!

Олега словно током ударило.

— Это ты, Глеб? — спросил он, засмеявшись. Ему захотелось все обратить в шутку, и он добавил: — А, салага, ревнуешь? Сам-то ты купырь, жирный, с белыми цветочками!

— Объедки с чужого стола собираешь!

— Что, что?! — крикнул Олег.

Ответом ему были частые прерывные гудки, доносившиеся из трубки.

От этого странного разговора у Олега остался неприятный осадок. Однако пачка ассигнаций, топорщившаяся в кармане, вновь вернула ему ощущение радости жизни. Если бы не этот звонок, он снова считал бы себя самым счастливым человеком на земле. Но этот звонок!

Получив деньги, Олег решил поехать к Глебу и объясниться с ним. Он зашел в магазин, купил бутылку «плиски» (не в его характере являться в гости с пустыми руками). Но пока продавщица заворачивала в бумагу пузатую бутылку, Олег вдруг перерешил. В этот приезд он не виделся с Глебом и не знал, где его искать, в мастерской или дома. Он решил подняться к себе и позвонить Маковееву. И пока поднимался в лифте, все думал о том, обидное это слово «купырь» или нет. «Купырь. Ишь ты! — думал Олег. — И откуда он выковырнул такое слово? Вроде что-то есенинское». Когда-то, в молодости, Олег любил стихи. Но потом все забросил и не помнит, когда в последний раз держал книгу в руках. Поэтому, сколько он ни пытался вспомнить теперь Есенина, ничего у него не получалось.