Наконец дикторша объявила о прибытии самолета из Якутска. Марина заспешила к аэровокзалу. Решетчатая дверка, закрывавшая выход на летное поле, была открыта; по узкому коридорчику на перрон выходили встречавшие. Их было человек десять, не более. Марина шла последней. Оглушительно ревели моторы. По широкому бетонированному полю, ослепляя стеклом кабин и иллюминаторов, без конца двигались ТУ и ИЛы. Между ними сновали автокары и бензозаправщики, подвозившие грузы и горючее. Трудно было поверить, что в этом многоголосом гуле, в суетливом и беспрерывном движении есть какой-то порядок. Однако он был, потому что, когда подошло время, Марина вдруг увидела, что из глубины поля, от посадочной полосы, к аэровокзалу подруливает самолет, а навстречу ему с обочины двое рабочих катят трап, такой же серебристо-белый, как сам самолет, и с такой же голубой полосой посредине.

Винты замерли. Рабочие подкатили трап. Показались первые пассажиры: женщина с ребенком на руках и усатый мужчина в шапке. Следом за ними в дверях появлялись все новые и новые пассажиры. Они останавливались на верхней площадке трапа, оглядывались, щурясь от яркого солнца, и не спеша сходили по ступенькам вниз. Приглядываясь к ним, Марина старалась узнать Олега. Но все были одеты как-то чудно и непривычно, по-зимнему, и среди этих неуклюжих мужских фигур в шубах и мохнатых шапках она не сразу заметила его. И лишь когда пассажиры подошли вплотную к встречавшим, Марина увидела Олега и, обрадованная, подбежала к нему.

Они обнялись и поцеловались. Целуя, Олег искал ее губы, но Марина увернулась, подставила щеку.

— Ну, как долетел?

— Ничего. Только над Уралом качало здорово.

Автокар, доверху нагруженный чемоданами, подъехал к коридорчику, ведущему к выходу с летного поля. Олег отыскал свои вещи. Рюкзак он закинул за плечо, а старый, потертый чемодан они понесли вместе, рука в руке. Но чемодан оказался легким, а проход, огороженный с обеих сторон металлической решеткой, узок, и Марине пришлось отступиться.

На остановке такси было людно. Изредка к толпившимся на обочине шоссе пассажирам подъезжала машина; два-три очередника бросались к ней и тут же отходили, чтобы снова занять свое место в очереди. Такси либо были заказаны, либо водители их кончали работу и поэтому не хотели брать пассажиров. Машины отъезжали в сторонку, останавливались возле тополей и лип.

Марина тоже было потянула Олега в очередь. Он постоял минуту-другую и, осмотревшись, бросил коротко:

— Обожди!

Она осталась с вещами, а Олег, сдвинув на затылок серую волчью шапку, пошагал бровкой шоссе к машинам, стоявшим поодаль. Шел он не спеша, словно не было у него никакой тайной мысли, а просто гуляет парень, да и только! Вот он нагнулся к одному водителю, к другому. И так же не спеша, не выражая ни удивления, ни радости, вернулся назад.

— Пошли! — Олег вскинул рюкзак, подхватил с земли чемодан. — Эти  м о л о т к и, — он кивнул на пассажиров, толпившихся на стоянке такси, — будут стоять тут до ночи.

Олег побросал вещи в багажник «Волги», они сели вместе позади водителя, и машина, набирая скорость, покатилась. Таксист повез их новым окружным шоссе. Шоссе было мокро от прошедшего час назад дождя. В лужах отражалось закатное солнце. На обочине дороги, неуклюже поводя боками, расхаживали жирные грачи. Леса уже загустели, как всегда густеют ранней весной, в пору распускания почек; а трава на откосах насыпи, особенно с южной стороны, ярко зеленела. На лесных опушках и на закрайках пашен — черных, недавно освободившихся от снега — паслись стаи скворцов. При приближении машины скворцы взлетали, паря на своих прозрачных крыльях.

— У вас тут весна, — заговорил Олег. — А у нас еще, знаешь, какие морозы!

И, как это всегда бывает, когда людям не о чем говорить, они заговорили о погоде. Олег рассказал про то, какая зима была в Якутии, Марина — про необыкновенно раннюю весну в Москве.

Но и этот разговор был недолог.

Помолчали.

Олег прижался к Марине, взял ее руку в свою, сжал, лаская. Но он был ей непривычен — в шапке, в ватнике, пропахшем бензином — и она не отвечала на его ласку.

Марина облегченно вздохнула, когда наконец машина въехала в арку их дома и остановилась у подъезда.

— Слава богу, приехали! — сказала она, открывая дверцу и первой выходя из машины.

Не глядя на счетчик, Олег протянул таксисту  к р а с н е н ь к у ю  и вылез следом за Мариной.

В лифте было зеркало. Олег погляделся, покачал головой.

— Чуден!

— Ничего, сейчас примешь ванну, переоденешься, — сказала Марина. — У меня все для тебя приготовлено: и пижама, и домашние туфли.

— Ты золото! — Олег привлек ее к себе и поцеловал.

— Олежка! Ну как ты?

— Готов!

Олег, одетый по-домашнему, в полосатую пижаму, которая, правда, оказалась ему несколько коротковата, вышел из ванной. Он был побрит и надушен и выглядел помолодевшим. Тем временем Марина тоже успела облачиться в свой роскошный розовый пеньюар и, шурша им, бегала из кухни в гостиную, заканчивая сервировку стола.

— О, Олег Александрович! — радостно воскликнула она, завидя выходившего из ванной Олега. — Вас не узнать! Прошу к столу.

Они вместе вошли в большую комнату.

— Это по мне! — вырвалось у Олега.

Паркет в гостиной был натерт до блеска. Стол накрыт белоснежной скатертью. На столе водка, бутылка с минеральной водой, соки и различные закуски. Но возглас удивления был вызван не только видом празднично накрытого стола. Над самым столом, освещенный торшером, висел портрет нового хозяина семьи. Протертый маслом, он блестел, словно только что написанный.

— Это по мне! — повторил Олег. — В доме должен быть культ главы. Без этого я не признаю семьи.

— Наташенька, хватит тебе корпеть над учебниками! Заучилась совсем, девочка. Иди ужинать, — позвала Марина.

Дочь — высокая, угловатая, в новом платье, которое ей купила бабушка — вышла из своей комнаты.

— Наташа, познакомься, — сказала мать.

— Мы знакомы, мамочка! — Девочка боялась почему-то глядеть Олегу в лицо, она смотрела на пол. Пижама, которую купила мать для дяди Олега, оказалась мала, из-под штанин видны были яркие полосатые носки.

— Но раньше он был для тебя просто дядя Олег, а теперь — папа.

— Здравствуйте! — сказала Наташа и вытянула перед собой узкую ладонь.

— Здравствуй, здравствуй, Наташенька! — Олег пожал ее руку, потом привлек к себе, поцеловал в лоб. — Какая ты большая у нас! Прямо-таки невеста!

Наташа покраснела, тряхнула белесыми косичками; одна из них перекинулась из-за спины на грудь. Девочка взяла ее и, стараясь справиться с волнением, начала тормошить бант.

— Садитесь, садитесь! — суетилась Марина. — Я телевизор включу. — Шурша пеньюаром, она подошла к телевизору, нажала кнопку. — Ты, Олег, садись сюда, тут лучше видно. А Наташа посидит и спиной к экрану, она от него ни на час не отходит.

Они сели: Олег — под своим портретом, лицом к экрану телевизора; Марина — напротив, а Наташа — слева от матери, с торца стола.

Стол был живописен. По случаю приезда Олега Марина загодя вызвала тетю Серафиму, сестру Льва Михайловича, горбатенькую тихую старушку, великую мастерицу в приготовлении праздничных блюд. Особенно живописен был мясной салат со свежими помидорами. На самой вершине его красовалась луковица с сочными зелеными перьями. Сбоку, как бы разрезая эту гору, торчала ручка мельхиоровой ложки.

— Я чертовски голоден! — признался Олег. — Завтрак в самолете был легким. А с этих «взлетных» конфет у меня всегда сосет под ложечкой. — Он взял мельхиоровую ложку и, разрушив белоснежную гору салата, стал накладывать себе на тарелку. Потом на ту же тарелку положил несколько кусочков селедки, посыпанной зеленым луком, и только после всех этих приготовлений взял бутылку «столичной». — Мариночка, твою рюмку!

— Только чуточку, — сказала Марина, подставляя рюмку.

— На счастье положено пить по полной. Так. Теперь твою рюмку, Наташа!