Развешивая на балконе белье, Марина глядит на ночной город.

Внизу бесшумно движутся троллейбусы, — полупустые, ярко освещенные; сверху, с балкона седьмого этажа, они кажутся уютными катерами, плывущими по черному асфальту. Но Марина знает, что это за химера такая — троллейбус, как она его проклинает каждое утро. В кинотеатре, что в парке, налево, окончился последний сеанс, и вся площадь и сквер, примыкающий к ней, заполнены людьми. Играет транзистор, напевают девушки. У кого-то есть жизнь и помимо работы; кто-то ходит в кино, в театр, в гости к друзьям. У нее ничего этого нет. Ничего, кроме коллектора да вот еще, пожалуй, кухни. Марина перестает развешивать белье. Вздыхает. Прошел день. Завтра будет другой. А там еще и еще. И все дни похожи, как окна, в которых погашены огни. Не было ни вернисажей, ни шумных банкетов, ни семейных вечеринок даже.

Белье все на балконе не поместилось. Марина возвращается на кухню; становится на табурет и развешивает девочкины платьица на веревках, протянутых над столом и плитой. Стоя на табуретке, она то и дело встречается взглядом с Олегом Колотовым. Марина нет-нет да и постоит, глядя на портрет. Постоит, поглядит, улыбнется…

В этой ее однообразной жизни, когда день за днем складывались в месяцы, а месяцы в годы, только мимолетные и всегда такие неожиданные наезды Олега приносили ей грустную радость.

Каждый раз Олег приезжал из какого-нибудь нового угла: то с Таймыра, то с Камчатки.

Целина отошла в прошлое, как отходит мода у женщин; непоседы, вроде Олега, вербовались теперь на север. Явится — промасленная телогрейка на нем, вытертый треух, кирзовые сапоги. Часом все это сбросит, купит новое одеянье, и совсем другой человек! Неделю Олег жил в Москве: наносил визиты Маковееву, друзьям, с которыми где-то в какое-то время сталкивался; потом ехал на курорт; с юга в Ленинград; и снова исчезал на год или на два.

Навещая Марину, Олег постоянно проявлял по отношению к ней разные знаки внимания. Покупал подарки, приглашал в кино и ресторан, иногда даже ночевал у нее. Но всякий раз держался предупредительно, как с женой своего друга. Хотя, судя по всему, он был изрядный ловелас. Иногда, подвыпив, Олег начинал хвастаться своими успехами у женщин. «Когда я работал водителем на персональной машине в Ленинграде, — рассказывал он, — была у меня девица. Шикарная! Очень любила наряды и быструю езду. С машиной хорошо. Привезу, бывало, утром шефа на работу, у него совещание. Значит, часа два ты ему не потребуешься. Звоню ей: так и так, дорогая, машина свободна! Подкатываешь к условленному месту. Дверцу нараспашку: пожалуйста! Через четверть часа мы уже за городом, на лоне природы. Шеф руководит, а я тем временем… Кхе!»

Марину такие рассказы будоражили. Она долго потом не может заснуть; намаявшись от бессонницы, вставала, шла на кухню, пила капли; возвращаясь, останавливалась у дверей маленькой, Наташиной, комнаты, где спал Олег. В комнате слышался храп. Марина возвращалась к себе; рядом с ней на диване спала Наташа, и ее мерное дыхание успокаивало.

Утром, когда они с дочерью уходили, Олег еще спал. С работы Марина звонила ему, чтобы он достал из холодильника то-то и то-то и поел.

Сближение наметилось между ними лишь в последний приезд Олега, год назад.

Было начало лета. Занятия в школе закончились, и Марина собирала Наташу на дачу к деду Леве, где она теперь проводила каждые каникулы. Как-то вечером они сидели в большой комнате; Наташа отбирала книги, которые надо было взять с собой на лето, а Марина, выставив швейную машину, шила, удлиняя девочке сарафан.

Кто-то позвонил. Наташа оставила книги и выбежала в переднюю, чтобы открыть дверь. Через минуту оттуда донесся ее радостный возглас:

— Дядя Олег!

Марина — как сидела за машинкой в вылинявшем халате и в стоптанных тапочках — вышла в прихожую. У двери, снимая шляпу, стоял Олег. Одет уже по-столичному: модный плащ, светлый костюм в клеточку, лакированные туфли. Значит, приехал раньше.

— Здравствуй, Марина!

— Здравствуй, Олег!

Они улыбались, не в силах скрыть свою радость. Олег, снимая плащ, рассказывал. Приехал он два дня назад. Позвонил утром — молчание. Вспомнил, что Марина теперь работает. Пришлось побеспокоить Глеба. У него остановился и жил эти дни.

— Кстати, просил передать вам привет, — добавил Колотов.

— Не нужен нам его привет! — в запальчивости отвечала Марина. — Мы тебя и без маковеевских приветов принимаем.

— Я на секунду. — Но все-таки он прошел на кухню и выпил стакан чаю. — «Стрелой» еду в Ленинград. Проведать сестру. Через недельку проездом на юг заскочу.

Когда Олег приехал через неделю, Наташи уже не было дома — Марина отвезла ее на дачу. Олег с вокзала позвонил Марине на работу. Договорились встретиться у станции метро «Красносельская».

Еще издали Марина увидела Олега. Он стоял с букетом цветов. Было очень много народу; солнце пригревало по-летнему, и дышалось легко, как в молодости. Она окликнула его. Олег подбежал к ней, театрально преклонив колено, поцеловал ее руку и протянул цветы. Марина приняла его игру и, как подобает даме, сделала реверанс. И оба рассмеялись. Олег взял ее под руку, и они пошли пешком. Они вернулись на Ленинградский вокзал; взяли из камеры хранения Олеговы вещи и на такси приехали домой. Пока Марина переодевалась, Олег распаковал свой чемодан. Он был очень предусмотрителен. В чемодане оказались вино, копчености, консервы, набор дорогих конфет. Кое-что нашлось и у Марины, и теперь все это они выставили на стол в гостиной.

Марина, помолодевшая и радостно возбужденная, хлопотала возле стола, а Олег сидел на диване, курил.

— В тот раз спешил, не успел рассказать. Был на новой квартире у Глеба. Квартира шикарная! — Олег перестал дымить. — Три комнаты. Лоджия. Полы покрыты лаком. Прошел я бочком-бочком, посидели с ним на кухне да скорее в мастерскую. Видел тещу, истинная фурия.

— Небось пустил слезу — дали квартиру-то!

— Говорит, что кооперативная, на свои кровные денежки.

— На те, что у дочери родной отнял.

Олег промолчал.

Марина поспешила переменить разговор.

— Ладно, хватит о нем! — Она поставила на стол сковороду с яичницей. — Садись, Олег.

Сели друг против друга. Олег наполнил вином рюмки. Чокнулись просто так, без тоста. Выпили, не спеша ели, и было как-то очень хорошо. Олег чудил, рассказывал про север, про то, как моют золото, про тундровые дороги.

— Зиму возим грузы, — рассказывал он. — А летом на месте дорог болота, не пройти и не проехать. Делать нечего, дают всем нам отпуск. Разлетаемся, как птахи божьи, по злачным местам, чтобы прокутить деньги, заработанные за зиму.

— А скучно так, наверно, кутить и зарабатывать, зарабатывать и кутить? — озабоченно спросила Марина.

— Ну что ты! — удивился Олег. — Наоборот, скучно таким людям, как Глеб. Еще не нарисовав картины, он уже считает: сколько получит за нее да на что эти деньги потратит. А я не люблю считать. Я живу по одному закону — ни в чем себе не отказывать! Иногда зимой в пути заглохнет мотор. Морозище. Ветер. Разведешь костер, поджидая попутчика. Думаешь, все, крышка! Последнюю зиму кручу баранку. А съездишь в отпуск, отдохнешь, и опять на север тянет. Там азарт, свобода.

— Это пока молод.

— Возможно.

Они засиделись до полуночи.

Убравшись, Марина пошла к себе, в большую комнату. Олег уже спал в маленькой, Наташиной, на тахте. Не помнит она, долго ль спала или просто забылась на какое-то время, но только вдруг почувствовала, что кто-то сидит у нее на постели. Открыла глаза. Олег! Сидит рядом, с краю тахты, смотрит на нее.

— Ты чего? — испуганно прошептала она.

— Хорошая ты… — Он приподнял ее голову с подушки и поцеловал в губы.

Марина вздрогнула, съежилась вся не то с испугу, не то от неожиданности. Олег, видимо, надеялся, что она как-то ответит на его порыв: обнимет или хотя бы откинет край одеяла. Но Марина еще не пришла в себя спросонья. Олег тоже не проявил решительности: он пробурчал что-то, извиняясь, и ушел к себе.