Марина долго не могла заснуть, прислушиваясь, не послышатся ли вновь его шаги. Но шагов не слышно было, и она заснула. А когда проснулась, Олега уже не было. Он оставил записку, что поезд его уходит рано и ему не хотелось беспокоить Марину.

Недели через две Марина получила от него письмо из Сочи. Письмо было сумбурное и малограмотное, но Марина отнеслась к письму всерьез и ответила. Несмотря на это, Олег не заехал по пути с юга, а написал ей с дороги: он снова улетел на север.

От последней их встречи у Марины остался неприятный осадок. Объяснить она не могла себе, почему. То ли потому, что злилась на Олега за его нерешительность, то ли злилась на себя за то, что оттолкнула его. Ясно одно, с Олегом у нее не может быть ничего серьезного, решила Марина. Она даже не ответила на его письмо, которое он прислал уже с места работы, из Хандыги.

Жизнь ее, взбудораженная на какое-то время приездом Олега, вновь вошла в свой привычный круг: завтрак, толчея в троллейбусе, работа, опять толкучка в метро, ужин, стирка…

Дни привычно бежали один за другим.

Люда Паршукова, подруга по работе, тоже брошенная, позвала Марину встречать Новый год к себе; намекнула, что будут, мол, женихи. Но Марина отказалась. Отвыкла она от людей. У нее даже платья выходного не было. Платья, в которых она когда-то ходила на вернисажи, вышли из моды, к тому же и велики стали: за последнее время Марина похудела и очень изменилась.

Однако Новый год есть Новый год. Всегда-то в такой день тоскливо. Думаешь, вот ушел в прошлое еще один год, навсегда минул, не вернешь его! Поглядишь на себя в зеркало — к старым морщинкам добавились новые; ты их пробуешь расправить ладонью, а они не разглаживаются. Значит, легли навсегда. Грустно и обидно — еще год. Сколько же лет? Уже пять лет  о д н а, и сколько жить еще так — одной, в тоске, в повседневной круговерти?

Для кого-то Новый год праздник. А для брошенной жены лишнее напоминание о былом.

Но Марина решила наперекор всему не сдаваться!

У ребят начались каникулы, и Наташа еще вчера уехала к деду на дачу. Марина была одна. Пусть ее назовут сумасбродной эгоисткой, как угодно, но она купит шампанского и накроет стол; сядет — пробку в потолок, шут с ним, с Маковеевым! Всю жизнь, что ли, о нем горевать?

Возвращаясь с работы, Марина зашла в магазин, купила вина, кое-какой закуски; даже не пожалела денег и у грузина, торговавшего на углу Песчаной цветами, взяла ветку мимозы. Придя домой, убралась, накрыла на стол чистую скатерть, поставила бутылку вина, вазочку с мимозой. Думала, может, заглянет мать. В десятом часу позвонила Надежда Павловна. Поздравила Марину с Новым годом, пожелала ей счастья, спросила про Олега, нет ли от него поздравительной телеграммы. Поздравительной телеграммы не было. Мать из жалости пригласила Марину к себе: дескать, тогда приезжай к нам! Но Марина сослалась на нездоровье и осталась дома.

Она сидела у телевизора и смотрела праздничную программу. Зазвонил телефон. Марина вздрогнула: неужели Глеб? А может, кто из сослуживцев вспомнил?

Она взяла трубку.

— Ирину можно? — спрашивал мужской голос.

— Извините, но тут таких нет.

— А это кто?

— Марина.

— А-а, Мариночка! Привет!

— Привет! — довольно холодно отвечала она.

— Мариночка, будьте любезны, который час?

— Четверть двенадцатого. Так что вы еще успеете к своей Ирине.

Марина, не думая о том, зачем она это делает, приняла его игру; и между нею и незнакомым молодым человеком завязался долгий беспредметный разговор, когда, в общем-то, говорить не о чем, но и бросать трубку не хочется. Немного узнала Марина о молодом человеке; узнала только, что он студент, что он уже проводил старый год в общежитии вместе с друзьями, а теперь собрался в другую компанию встречать новый. Марина (и в этом прав Маковеев) — женщина сдержанная, даже строгая — на этот раз изменила самой себе. Она читала как-то в детстве, что новогодние знакомства всегда приносят счастье; и теперь, отбросив напускную строгость, кокетничала с незнакомым студентом. Он спрашивал ее, замужем ли она. Сколько ей лет? Она увертывалась, уходила от прямых ответов на его вопросы, и так незаметно они проболтали чуть ли не полчаса. До боя Кремлевских курантов оставалось каких-нибудь четверть часа. Ясно было, что Анатолий (так назвался ее собеседник) не успеет к встрече Нового года в свою компанию.

— Может, мы вместе встретим? — предложил он.

— А откуда вы говорите?

— Из будки на углу, у «Гастронома». Имейте в виду, — добавил Анатолий, — я богатый, у меня есть бутылка «столичной» и круг колбасы.

— А у меня шампанское! — выпалила Марина.

— Отлично! Я жду вас.

Марина набросила на плечи шубу и, сунув ноги в сапожки, выбежала на улицу. На углу у витрины «Гастронома» толкался рослый парень в дубленке. В одной руке он держал завернутую в бумагу бутылку, в другой круг колбасы.

— С Новым годом! — сказала Марина, подходя к нему.

— А-а, Мариночка! С Новым…

Он подхватил ее под руку, и они побежали через улицу к подъезду дома. Как это часто бывает с женщинами, свое смущение и замешательство Марина скрывала под напускной развязностью.

— Прыгайте, тут сугроб! — сказала она, когда они вошли во двор.

Анатолий прыгнул и обнял, и прижал ее к себе, и Марина не убрала его руку, а сказала только:

— Скорей, опоздаем!

Со стороны можно было подумать, что не студент, а Марина уже проводила старый год. Они поднялись на лифте, Марина открыла дверь, и пока снимали шубы, из комнаты, где стоял телевизор, донесся знакомый гул Красной площади. До наступления Нового года оставались считанные минуты. Даже отдышаться, даже осмотреться было некогда!

Марина взяла студента за руку и потянула к столу. Едва они успели наполнить шампанским бокалы, как раздался бой курантов.

— С Новым годом! — сказал Анатолий.

— С Новым годом! — сказала Марина.

Они чокнулись, выпили и только после этого сели за стол. И впервые за этот безрассудный час Марина перевела дух и осмотрела парня. Парень был высокий, крутоплечий, одним словом, атлет. Серые глаза его глядели на Марину с некоторым разочарованием. «Он надеялся, что я моложе его Ирины, — думала она. — А я…» На вид ему нельзя было дать больше двадцати — двадцати двух лет. Глядя на него, Марина вдруг испытала что-то подобное ревности к этой незнакомой ей Ирине. «Наверное, девушка-студентка, он думает о ней и сожалеет, что они врозь в этот новогодний вечер».

— Ну, а теперь, может, вы пойдете к своей Ирине? — сказала она.

— Зачем? Мне и с вами хорошо!

Анатолий рассказал о себе. Он студент авиационного института, а Ирина — аспирантка на кафедре двигателей. Ребята из общежития, посылая его за водкой, просили пригласить Ирину к ним, чтобы было, с кем потанцевать.

Слово за слово разговорились.

Марина рассказала о себе, хотя, в общем-то, рассказывать было нечего. На стене висел портрет Наташи в школьной форме; на полках стояли игрушки и учебники. Оглядевшись, студент и так все понял. Они выпили еще — за встречу. У нее голова шла кругом. Чтобы скрыть свое волнение, Марина встала из-за стола и выключила телевизор. Студент тоже встал и, расхаживая, начал читать стихи.

Стихи, как волны моря, лились плавно, однотонно. Студент хорошо читал, и были в этих стихах невысказанная тоска и странная недосказанность, и все это еще больше волновало.

Во втором часу ночи Анатолий собрался уходить. Он налил по последней, «на посошок». Когда Марина встала, чтобы чокнуться, студент привлек ее к себе. Она не оттолкнула его. Тогда он поставил на стол свою рюмку, подхватил Марину, посадил на колени и грубовато, и как-то неловко стал целовать ее.