— Мне было очень страшно.

— Где я? — спросила я, окидывая ее взглядом, горы за окном позади нее, окружающую зелень и далекий вид на океан. Я не хотела думать о Массимилиано и о том, как сильно его боялись люди, не желала даже упоминать его имя.

— Венеция, — легко ответила она, поворачиваясь к окну. При этих словах мое сердце замерло.

— Нет... только не Венеция... — прошептала я, чувствуя, как комок подступает к горлу. Слезы вновь потекли по щекам. Сердце болезненно сжалось, а дыхание стало прерывистым, словно я тонула в безбрежном океане отчаяния, без малейшей надежды на спасение. Нирвана кивнула, продолжив смотреть на вид из окна.

— Я знаю... — сказала она, — я тоже ненавижу Венецию, — на ее лице я заметила печальную гримасу, когда она медленно повернулась обратно ко мне. — Это всегда Венеция...

— Что со мной будет? — я спрашивала ее так, словно она знала ответы на все вопросы. Даже если это было не так, она в любом случае знала больше меня, и я была готова найти утешение в любой информации, надеясь, что она расскажет мне всё, что мне необходимо знать. Я доверяла ей, потому что моя душа чувствовала чистоту и красоту ее духа, и всегда полагалась на это предчувствие. Но сейчас моя вера пошатнулась из-за того пути, куда меня привело мое внутреннее чутье.

— Я солгала бы, если бы сказала, что знаю, — ответила она. — Мне очень жаль, — теперь уже я крепко держала ее за руку, не давая уйти. Я боялась, что она оставит меня одну, и Массимилиано займет ее место.

— Но, по словам Сальваторе, ты женщина Массимилиано…

— Это больше похоже на приговор, — перебила ее я.

— Так оно и есть. Может быть, даже хуже.

— Я не хочу быть его женщиной, — прошептала я.

— Я тоже не хотела, но, когда речь идет о семье Эспозито, твои желания ничего не значат. Твои потребности – пустой звук. И чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для тебя. Послушай, — она встала со стула и села на край кровати, придвинувшись ко мне ближе, — Даралис, я скажу тебе то, что хотела бы услышать сама, когда была на твоем месте. Тебе это не понравится, но это чистая правда, и я могу только молиться, чтобы мои слова тебе помогли.

Она ненадолго замолчала, глядя мне прямо в глаза, и ее плечи опустились, словно от безнадежности.

— Даралис, от этого нет спасения. Абсолютно ничего нельзя сделать, никакие слова, ни слезы, ни побег, никакие планы не помогут избавиться от «проклятия Эспозито». Я пыталась, поверь мне, и это того не стоит…

Я отрицательно покачала головой, отворачиваясь от нее. Не это я хотела услышать, это уж точно.

Она вырвала свою руку из моей и обхватила мое лицо ладонями, вынуждая посмотреть на нее.

— Даралис, я не думаю, что ты до конца понимаешь, насколько могущественен Массимилиано. Это человек, способный разрушить целые империи и сокрушить крупнейшие корпоративные гиганты при желании. Нет такого уголка на земном шаре, где Массимилиано не смог бы тебя найти. Нет убежища, где ты могла бы укрыться, и нет человека, которому ты могла бы доверить свои мысли – он будет знать о вашем разговоре раньше, чем он состоится. Массимилиано – босс всех боссов, король всех королей, от него невозможно сбежать.

— Зачем ты мне всё это говоришь?

— Потому что тебе нужно это знать, Даралис. Я не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки.

— Откуда ты знаешь, что я не смогу? Ты меня не знаешь. Я – не ты. Я не могу остаться с этим человеком.

— У тебя нет чертового выбора, Даралис! — внезапно воскликнула она, и в ее глазах появилось отчаяние и гнев, от которых я буквально онемела. — У нас никогда нет выбора. Таковы правила. Если он захотел тебя – значит, ты уже его. Можешь звонить хоть в ЦРУ, хоть президенту – они тебе не помогут.

Она тяжело вздохнула, покачала головой и понизив голос сказала:

— Мне так жаль. Я знаю, как тяжело это слышать. Поверь мне, я знаю. Когда-нибудь у меня хватит сил рассказать тебе всё подробно, но сейчас... сейчас просто знай, от этого нет спасения. Ты его женщина. Не сопротивляйся. Просто... просто прими это и не убегай, Даралис. Не пытайся бежать.

— Я никогда не перестану пытаться.

— Я тоже так говорила, — ответила она шепотом, в ее глазах застыло раскаяние.

Она медленно поднялась с кровати и расправила ткань платья руками. Затем расправила плечи и сделала шаг вперед, будто собираясь сказать что-то еще.

— Я попрошу повара приготовить тебе что-нибудь поесть. Я скоро вернусь, и на этот раз возьму с собой дочь, чтобы мы могли поговорить о чем-нибудь другом, кроме… этого.

Она повернулась, собираясь выйти из комнаты, но вдруг остановилась.

— Кстати, Массимилиано уехал в Россию, чтобы помочь одному из своих коллег. Он вернется на этой неделе. Даралис… не вздумай что-либо предпринимать, — ее голос дрогнул, словно за этими словами скрывалась боль собственного опыта. — Это закончится только травмами для тебя и шрамами, которые никогда не затянутся.

Она вышла и закрыла за собой дверь, оставив меня одну в комнате.

— Как ты себя чувствуешь? — его низкий голос прозвучал в динамике моего телефона, и мне хотелось ...

— Как ты себя чувствуешь? — его низкий голос прозвучал в динамике моего телефона, и мне хотелось закричать со всех окружающих виллу холмов о его предательстве.

Я всё еще любила его голос с хрипотцой, такой суровый и холодный, пронизанный грубой уверенностью. Я ненавидела этот голос. И любила его. С одинаковой силой, с той же страстью. Он напоминал мне о моей глупой беспечности, о том, как я игнорировала его предупреждения с самого начала. Его голос неизменно напоминал мне причину моего непослушания. Он был моим викингом. Тем, чья мощь и сила всегда внушали мне чувство безопасности, защиту от любого зла, таящегося в этом мире. Но вместе с этим приходили и другие воспоминания – более мрачные. Я помню, как его голос превращался в рычание, когда он сказал мне на ухо, что я принадлежу ему. Помню каждое слово, которое он говорил, пока властно склонял меня над столом, отнимая у меня всё – свободу, гордость, саму себя.

Я тихо прокашлялась, стараясь скрыть охватившее меня волнение. Мои глаза остановились на маленькой девочке, которая ползла по моим ногам, в попытке добраться до меня. На ее личике была широкая улыбка, два крошечных зубика едва выглядывали из-за пухлых розовых губ, когда она что-то лепетала на своем языке.

— Я в порядке, — прошептала я, чувствуя, как дрожащий голос предает меня. Мое сердце билось неровно, напоминая о приступе, который я недавно пережила. Причиной был он, – человек, с которым я провела всего несколько часов. Мужчина, чье присутствие словно вытягивало из меня воздух. Я получила сердечный приступ из-за него, при том, что мы провели от силы несколько часов вместе. Насколько же извращенным он был, чтобы оставить такой отпечаток на мне? Насколько ужасным?

Мое внимание снова привлекла малышка, ползающая по мне. Дочь Нирваны была самым милым существом, какое я когда-либо видела, и я не могла не улыбаться, глядя на нее. Маленькая Мэри, как ее называла Нирвана, была пухленьким ребенком с круглыми щечками, делающими ее похожей на бурундучка, с красивой розово-бежевой кожей – явно унаследованной от смешения кровей Нирваны и Сальваторе. У малышки были пухлые ручки и еще более аппетитные ножки. Но больше всего мне нравились ее крошечные детские ладошки, которые, казалось, обладали силой десяти мужчин. Она продолжала теребить мои волосы, а ее невинные серые глазки смотрели на меня с таким восхищением и обожанием, что перехватывало дыхание.

— Тебе нравится проводить время с Нирваной? — спросил он меня голосом, в котором не было ни капли искренней заботы. Казалось, он говорил только то, что, по его мнению, я хотела услышать, задавал вежливые вопросы ради приличия. Его тон оставался отстраненным, холодным, без намека на раскаяние – никаких извинений за причиненную боль.