Каждый шаг давался с невыносимым трудом, пока внезапная, острая боль не пронзила тело, лишая последних сил. Ноги подкосились, и я рухнула на пол, ударившись головой о что-то твердое. Жгучая боль разлилась по затылку и виску. Я попыталась закричать, но и голос предал меня – крик застрял в горле, так и не вырвавшись наружу.

Я не сразу осознала, что ударилась о край камина, и на месте удара появилась глубокая рана. Кровь стремительно растекалась по полу, но я могла лишь лежать, чувствуя, как с каждым мгновением сердце сжимается всё сильнее. Дыхание стало прерывистым, перед глазами всё плыло, пока я не потеряла возможность видеть совсем.

Я не сразу заметила, как надо мной склонилась чья-то тень, безмолвно наблюдая за моей борьбой – за каждый вдох, за жизнь. Он стоял неподвижно, глядя на кровь, которая растекалась вокруг моего тела. Мои веки дрогнули в последний раз, прежде чем закрыться. И только тогда я почувствовала, как он медленно, словно наслаждаясь моментом, поднял меня на руки. Он собирался помочь – но это была помощь, которую он мог предложить с самого начала, но почему-то не предложил.

Я открыла глаза и почувствовала необычайную легкость и теплоту. Первое, что привлекло мое вниман ...

Я открыла глаза и почувствовала необычайную легкость и теплоту. Первое, что привлекло мое внимание – красивая роспись на потолке. Несколько раз моргнув, я задержала взгляд на изысканном произведении искусства, которое словно оживало передо мной. Медленно провела языком по нижней губе, пытаясь уловить ускользающую нить воспоминаний и понять, что же произошло.

— Красиво, правда? — раздался голос рядом.

Я повернулась и увидела женщину примерно моего возраста. У нее была золотистая кожа, а глаза – глубокие, каре-зеленые – излучали тепло. Длинные, но почти невесомые светлые ресницы обрамляли взгляд, придавая ему мягкость. Каштановые волосы свободно ниспадали до середины спины, а губы, в форме бантика, придавали чертам нежности. Больше всего меня поразил ее взгляд – полный восхищения, но в то же время пронизанный безмолвной, ничем не прикрытой жалостью. Я молча смотрела на нее, пытаясь понять, кто она такая и почему вызывает во мне такие противоречивые чувства. Словно прочитав мои мысли, она мягко улыбнулась – теплой и доброжелательной улыбкой, от которой на мгновение стало чуть легче.

— Привет, — сказала она, и тут я заметила, что всё это время она держала мою руку, нежно поглаживая тыльную сторону ладони.

Незнакомка сидела рядом с кроватью, на которой я лежала.

— Меня зовут Нирвана... Нирвана Э... — она немного замялась, прежде чем продолжить: — Нирвана Эспозито. Я замужем за Сальваторе, братом Массимилиано. Вы, кажется, знакомы? — она скорее утверждала, чем спрашивала.

Я медленно кивнула, удивившись, что горло не пересохло и не болит.

— Значит, у них слабость к темнокожим девушкам? — неожиданно для себя спросила я. Она рассмеялась, звонко и искренне, запрокинув голову. Ее смех, будто солнечный луч, прорвал напряжение в воздухе, и я невольно присоединилась к ней. Мы смеялись вместе – легко, непринужденно, как будто знали друг друга всю жизнь. От ее нежного прикосновения до свежего, прохладного воздуха кондиционера, и от зеленых просторов за окном – всё вокруг создавало ощущение, будто я нахожусь в красивейшем сне.

— Что произошло? — спросила я, понимая, что не могу ничего вспомнить. Оглядевшись, я заметила капельницы, тонкими трубками присоединенные к моим рукам, и осознала, что лежу на просторной кровати, одетая лишь в легкую голубую ночную сорочку.

— У тебя был сердечный приступ, Даралис, — печально ответила она, по-прежнему держа меня за руку.

Она смотрела на меня с нежностью, свойственной только женщинам. Я вглядывалась в ее мягкие карие глаза, размышляя о том, как такая красивая, мягкая и добрая женщина могла оказаться в этом месте, замужем за человеком вроде Сальваторе. Может быть, Сальваторе был любящим мужем – она выглядела достойной такой любви.

— И ты сильно ударилась головой о край камина, получив сотрясение мозга. Но не волнуйся, теперь с тобой всё в порядке. Врачи позаботились об этом.

Воспоминания о сердечном приступе оставались размытыми, но я помнила всё, что было до этого. Я молчала, прикусив нижнюю губу, думая о Массимилиано и о том, как этот человек сломал мне жизнь. Слезы подступили к глазам, горло сдавило, и я закрыла глаза, стараясь не заплакать при Нирване.

— Почему они меня просто не оставили умирать? — прохрипела я, открыв глаза и уставившись на настенную роспись. — Это был идеальный шанс.

Нирвана молчала.

— Ты не собираешься ничего говорить? — спросила я, не с укором, а с интонацией человека, который только что признался, что хотел умереть, а в ответ получил полную тишину.

— Нет, не буду. Я... я сама была на твоем месте совсем недавно, пару месяцев назад. Так что прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — она откашлялась, и я повернула голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Слеза скользнула по моей щеке, скатившись на подушку.

— Прошел всего один день, — сказала я надломленным голосом. Я была уверена, что она не понимает, о чем я, но мне было просто необходимо выговориться. Она была такой внимательной, мягкой, готовой выслушать, и я чувствовала, что могу рассказать ей буквально всё. Она тяжело вздохнула, улыбка исчезла с ее лица, глаза потухли.

— Обычно этого достаточно. День. Час. Минута. Секунда… неважно, — ее голос звучал сухо и опустошенно.

— Я должна была умереть... — повторила я, медленно моргая и рассматривая ее изумительное дизайнерское зеленое платье с тонкими бретельками, словно она сошла со страниц черно-белого винтажного фильма о домохозяйке. Она выглядела просто великолепно, как живая мечта.

— У тебя удивительно красивая душа, — неожиданно для себя сказала я, чувствуя, как улыбка расцветает на моих увлажненных губах. — Ты что, смазала мои губы вазелином? — спросила я, приподняв бровь.

Она весело рассмеялась и кивнула.

— Не могла же я позволить твоим губам пересохнуть.

Я улыбнулась в ответ.

— Спасибо, — сказала она. — У тебя тоже очень красивая душа.

— Почему ты здесь? — внезапно выпалила я. — Со мной, в этой комнате. Ты же меня совсем не знаешь, Нирвана.

— Потому что в такие моменты мне тоже хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто встретит мой взгляд, когда я открою глаза. Мне так отчаянно нужна была чья-то поддержка, но я всегда просыпалась в одиночестве. Я не позволю, чтобы ты испытала то же самое, Даралис. Тебе нужен кто-то рядом, и я буду этим человеком – насколько смогу, — она наклонилась вперед, промокнула мои слезы салфеткой и нежно расправила мои волосы на подушке.

Женщины, — подумала я про себя.

Почему она так говорит? Словно она уже прошла всё, через что прохожу сейчас я, и ей не требовалось, чтобы я рассказывала подробности, будто она и так всё знала.

— Что с тобой случилось? — спросила я хриплым голосом, резко контрастирующим с ее мягким тоном.

— Сальваторе, — произнесла она одно имя, и мне больше ничего не нужно было слышать.

Он, как и его брат, наверное, был таким же. Может, даже хуже? Насиловал ли он ее? Я не могла и не хотела спрашивать. Не желая заставлять ее вспоминать пережитые кошмары.

— Я называю это «проклятием Эспозито», — ее голос стих, и она опустила взгляд на кольцо.

Я посмотрела на роскошный бриллиант с россыпью изящных камней, который, казалось, стоил целое состояние. Она издала слабый, лишенный радости смешок.

— Массимилиано... он самый страшный из всех. Самый могущественный, — начала она, ее голос дрогнул, будто воспоминания всё еще причиняли боль.

— Когда я впервые встретила его... это было ужасно, я была так напугана. Он даже слова мне не сказал, но сама обстановка была настолько жуткой, что я… — она замялась и поморщилась, будто стыдилась признаться.