— Даралис? — повторила она снова, и я ответила:

— Да?

Но потом она позвала меня в третий раз:

— Даралис?! — и я вдруг поняла. Она не просто звала. Она искала. Искала настоящую меня. Ту, которую она знала. Ее дочь исчезла, а вместо нее появилась другая женщина. Она пыталась достучаться до своей дочери, до той, что была жива еще несколько месяцев назад.

— Где ты, Даралис? — прошептала она так тихо и осторожно, словно боялась спугнуть меня, или то, что осталось от прежней меня.

Желание улыбаться и танцевать пропало. От ее шепота по спине пробежали мурашки. Я молча стояла, глядя в ее глаза, напоминавшие о прежней жизни – той, где моя наивность считалась чем-то прекрасным. Когда-то взгляд Луан наполнял меня уверенностью, с ней я чувствовала себя как дома. А сейчас? Сейчас это тепло стало зыбким, ведь Массимилиано мог забрать его в любой момент за любой проступок с моей стороны.

Я смотрела на нее, на ее лицо, полное свободы и уверенности, и не узнавала. Луан жила полной жизнью. А я? Я же растеряла всё.

— Где мой маленький одинокий поэт? — снова спросила она, и ее голос дрогнул, а лицо помрачнело от боли, которая выжигала меня изнутри. Сердце сжалось, и как бы я ни пыталась держаться, глаза защипало, а в горле встал ком. Улыбка исчезла с моего лица. Мы обе замерли, не в силах сдвинуться с места.

Только она скучала по тому одинокому поэту, лишь она одна искала его.

Больше он не был нужен никому.

Даже мне самой.

Я не знала, что ответить, поэтому просто поджала губы, проглотила подступающие слезы, и молча прильнула к ней, положив голову на грудь – так же, как делала с Массимилиано.

Музыка сменилась на «Back to Black» Эми Уайнхаус, но никто из нас не танцевал, не пел и не смеялся. Мы просто стояли, она обнимала меня, пока я слушала учащенный стук ее сердца.

Два разбитых сердца бились рядом – одно принадлежало молодой потерянной женщине, которая мечтала вернуться в объятия того, кто ее сломал, другое – матери, потерявшей свое единственное дитя.

— Я здесь... — солгала я, хотя мы обе знали правду.

Проснувшись, я сразу поняла, что в постели одна. Сердце бешено заколотилось, голова закружилась. ...

Проснувшись, я сразу поняла, что в постели одна. Сердце бешено заколотилось, голова закружилась. Паника подступила к горлу, пока я отчаянно оглядывала огромную кровать в поисках Массимилиано. Мы плыли в Италию на его роскошной яхте, и спальня здесь больше напоминала королевские покои.

— Мил? — позвала я, чувствуя, как дыхание становится прерывистым.

Взгляд метнулся к окну – лучи солнца, высоко поднявшегося на небе, пробивались сквозь шторы, растекаясь по белоснежным простыням.

— Массимилиано? — мой голос дрожал, в нем чувствовался страх. Сбросив одеяло, я попыталась встать, но ноги дрожали и подкашивались, будто от холода. Пришлось опереться на прикроватную тумбочку, чтобы не упасть. Цепляясь за стену, я медленно двинулась к ванной, каждый шаг давался с трудом.

В панике я распахнула дверь.

— Мил? — мой голос разорвал тишину, эхом отразившись от кафельных стен.

Тишина.

Кое-как я добралась до выхода из спальни. Борясь со слабостью в ногах, я заставила себя двигаться дальше. Каждый шаг был пыткой, но я продолжала идти по коридору, снова и снова выкрикивая его имя:

— Мил?

На мои крики сбежался персонал. Они пытались меня успокоить, но я лишь сильнее впадала в истерику. Стены сжимались вокруг меня, воздух стал тяжелым, и я не могла сделать вдох.

— Не трогайте меня! — я отталкивала протянутые ко мне руки – не могла позволить им прикоснуться ко мне, потому что это обернется для них катастрофой. Если Массимилиано узнает, что чьи-то руки касались меня… им несдобровать.

— Не подходите! — мой голос сорвался на рык. — Не смейте!

Я прижалась к стене, как загнанное в угол животное, будто пытаясь слиться с ней.

— Массимилиано! — имя вырвалось из груди вместе с рыданием. Я нуждалась в нем. Только он мог вернуть мне спокойствие. Я должна быть рядом с ним. И я не могла позволить себе снова познать его гнев.

Голова кружилась, всё плыло перед глазами, а легкие горели, словно я бежала сотни километров без остановки. Сквозь гул голосов, раздававшихся вокруг, я уловила слово: «Подвал».

Подвал? Он там? Это внизу. Значит, мне нужно найти лестницу.

Поднявшись на ноги, я поковыляла вперед, выкрикивая его имя снова и снова.

Мир вокруг рушился. Я распахивала одну дверь за другой, не замечая ничего вокруг, пока наконец не наткнулась на лестницу, ведущую вниз. Позади слышались шаги и голоса прислуг, – они пытались остановить меня, умоляли не спускаться в подвал.

Лестница оказалась узкой и холодной, каждый шаг отдавался мучительной болью в ногах, словно раскаленные иглы пронзали их. Перила, ставшие моей единственной опорой, вдруг предали меня – рука соскользнула, и я с глухим стуком рухнула на ступени, разбивая колени в кровь.

— Массимилиано? — прохрипела я, пытаясь ползти, оставляя за собой кровавые следы.

Добравшись до двери, дрожащими руками я вцепилась в дверную ручку, подтягивая свое непослушное тело вверх. Тело отказывалось слушаться, но я всё же смогла распахнуть дверь.

Комната напоминала сцену из кошмара. Резкий запах крови и пороха ударил в нос, густой дым от сигарет застилал пространство. Посреди комнаты, на коленях, стоял мужчина со связанными руками. Его лицо было искажено от ужаса, а перед ним возвышался Валентино. Он, в своем идеальном черном костюме, с безразличием затягивался сигаретой, глядя на несчастного, как на таракана.

Затем я увидела Сальваторе, склонившегося над трупом. Изрешеченное пулями тело лежало в луже крови, которая медленно растекалась по полу, подбираясь к моим дрожащим ногам. Я должна была закричать или убежать, но я продолжала идти вдоль стены, цепляясь за каждый выступ, в отчаянных поисках серых, холодных как лед глаз. Когда я наконец нашла их, мой голос был едва слышен:

— Массимилиано...? — из последних сил я бросилась к нему в объятия. Он успел поймать меня, его рука обвила мою талию, прижимая к себе, пока я судорожно цеплялась за его рубашку.

Мой взгляд, полный страха и облегчения, встретился с его – спокойным и бесстрастным.

— Прости … прости, — шептала я сквозь слезы.

Чувствовала вину за то, что не была рядом всё это время, и позволила себе уснуть.

— Я не должна была оставлять тебя одного, — продолжала я, всхлипывая.

Хотя я не сделала ничего плохого, продолжала просить прощения за то, что спала так долго, и не нашла его раньше.

— Пожалуйста, не бросай меня, — умоляла я, вцепившись в него так крепко, словно боялась, что он исчезнет.

Он наклонился и нежно поцеловал меня в лоб. Другой рукой осторожно откинул мои волосы назад и вытер слезы. Мгновенно дышать стало легче, и я чувствовала, что уже не так нервничаю, как прежде. Он легко приподнял меня, я обвила ногами его талию. Уткнувшись лицом в его плечо, обхватила его шею руками. Казалось, ничто на свете не сможет разъединить нас.

Он начал подниматься по лестнице из подвала, неся меня в спальню. Паника постепенно отпускала, всхлипывания становились тише. Оказавшись наверху, он усадил меня на кровать, не выпуская из объятий.

— Тебе нужно готовиться. Сегодня наша свадьба, — сказал он ровным голосом.

Я начала отрицательно мотать головой, тихо плача у него на плече.

— Не оставляй меня, — прошептала я вновь. Сердце сжималось от страха при мысли, что я могу остаться одна. Было твердое ощущение, что если я буду вдали от него, то тогда дам ему повод злиться. Я боялась, что он может меня наказать. Единственный способ избежать этого – всегда быть рядом с ним.

— Умоляю, не уходи, Массимилиано.

Он положил руку мне на затылок, поглаживая волосы, и заставляя посмотреть ему в глаза.

— Я никогда не брошу тебя, поэт, — он окинул взглядом мое лицо, по которому текли кровавые слезы. На его рубашке расплывались багровые пятна, и, казалось, он даже не придавал этому никакого значения.