Все уже произошло.

От того, что я буду впадать в истерику, рвать и метать, ничего уже не изменится и облегчения это никому не принесет.

Голова слегка закружилась от непривычки, а во рту встал горький неприятный вкус.

Вот же дерьмо!

Решение завязать с курением было правильным.

Мы снова вернулись на кухню, где я стал хозяйничать в попытке сделать себе кофе.

— Давай, я сама, — подошла ко мне Дана, пытаясь вырвать из моих рук атрибут от кофемашины.

Я окатил ее грозным взглядом, давая понять, чтобы она ко мне сейчас вообще не лезла.

— Не маленький, разберусь.

— Я понимаю, что ты сейчас злишься, — начала она.

— С чего вдруг?! — снова иронизировал я. — Тебе показалось. Какая злость? Это я так радуюсь. Я папой стал, прикинь?!

— Роберт…

— Ладно, я понял, ты не хотела быть со мной… Это я принял. С трудом, но принял. Отпустил тебя, не преследовал. Сделал все, как ты и просила. Но, Дана… — я сделал глубокий вздох. — А ребенок? Он тут причем? Почему он должен разгребать за нами наше… прости, господи, дерьмо? Что же ты наделала?

Глупая женщина…

— Да, мне нет оправдания. Что бы я сейчас не сказала, все будет бессмысленным… И я не собираюсь оправдываться. Все уже произошло…

Да, я тоже об этом подумал… Все уже произошло…

— Я так понимаю, что если бы ему не понадобился донор, я так бы и не узнал о его существовании. Господи, — от этих мыслей в область висков ударила острая боль. — И что ты ему сказала? Что я космонавт, моряк или вообще меня пришельцы забрали? Или умер в конце да концов?

От этих моих предположений мне стало только хуже, а голова еще сильнее стала раскалываться, как и мое сердце, которое разрывалось на миллион осколков стеклами внутрь.

При живом отце… Что у женщины в голове вообще?

Неужели я ей настолько был противен? А я еще думал, любила.

Ха! Ха! Ха!

Идиота кусок!

— Мама, — вдруг мои размышления прервал детский голос, который раздался за моей спиной, от чего по моему позвоночнику пробежалась дрожь, а спина тут же намокла.

— Руслан, ты чего проснулся?

Я не мог пошевелиться, просто застыл как статуя, еле сдерживая сбившееся дыхание.

— Писать захотел, — сонным голосом ответил малыш.

Мой сын… сын…

Господи…

Судя по звукам, открылась дверь в ванную комнату и малыш на мгновенье исчез.

Самостоятельный парень.

Через какое-то время дверь открылась вновь, и Дана оставив меня, судя по всему, пошла к сыну.

— А это кто? — интересовался он тихим голосом, видимо, имея виду меня, кого же еще.

А я все еще продолжал стоять спиной.

Детский сад, подготовительная группа.

— Давай ты сейчас ложись спать, а завтра, когда ты проснешься, я вас познакомлю, хорошо?

— Хорошо… — согласился он и я почувствовал, как они стали отдаляться вглубь квартиры, судя по тому, что их голоса становились приглушеннее. — А это не папа? — все же удалось мне выловить последнюю фразу малыша, когда я окончательно перестал слышать их диалог.

Сердце ревело, а я вместе с ним.

Для меня это был кошмарный сон наяву.

Жизнь меня била по-всякому, но из всех ударов этот оказался для меня самым болезненным.

Я, конечно, всегда с трудом представлял себя в роли отца, более того, старался вообще избегать даже подобных мыслей. Казалось, что родительство — это нечто архисложное и неподъемное.

Проще заводами и пароходами управлять, ей богу.

А оказалось, вовсе не это было самым сложным…

Не успев стать отцом, я мог перестать им быть.

Принять это оказалось куда тяжелее.

Терять кого-то — мучительная пытка, которая оставляет глубокие раны и редко дает тебе шанс на полноценное выздоровление. Эти шрамы всегда напоминают о себе, открываются и кровоточат неистово, лишь ненадолго утихая, будто давая тебе передышку перед тем, как после сломать тебя еще более изощренно…

Роберт

— Дана, ты чего делаешь? — нервно попятился я от нее назад, когда она коснулась меня между ног.

— А чего мы такие нежные стали? Ну же?

Она начала меня целовать в шею, продолжая массировать мой орган через брюки.

Я не понимал, почему я так противился этим ласкам, но надолго меня, как и полагается, не хватило.

Дана расстегнула ширинку и тут же встала на колени, а через секунду мой член уже находился у нее во рту.

Ох, святые мученики!

Я смотрел на то, как она искусно заглатывала и обсасывала мой эрегированный орган.

Еще и еще.

А ее язык творил какие-то невероятные вещи.

Чертовка!

Да, вот так.

Моя маленькая шаловливая сучка.

Я двигал бедрами, придерживая ее за затылок, хватая за волосы, входя в ее рот все глубже и глубже, и с каждым разом ускоряя свой темп, сумасшедшее желая кончить ей по самые гланды.

— Папа! — послышалось откуда-то. — Папа! Папа!

О, боже!

— Папа! Папа! — вырывал детский голос из моих порочных наслаждений. — Папа!

Я встрепенулся от голоса и понимания, что кто-то гладит меня по лицу.

Открыл глаза и в ужасе замер.

На меня смотрели два темно-голубых глаза.

Моя маленькая копия улыбалась мне.

— Папа, наконец, ты приехал, — продолжал сидеть рядом маленький человечек.

Я еще не успел до конца прийти в себя и разграничить сон от реальности, как вдруг те же крохотные пальчики обвили мою шею.

Это были какие-то неопознанные чувства, но от них так стало тепло на душе.

После вчерашнего длительного разговора с Даной, она предложила остаться ночевать у нее, точнее у них, уложив меня в гостиной на диване.

Ни о каком возвращении домой сейчас и речи быть не могло, поэтому свой рейс я, конечно, пропустил. Сегодня были дела куда важнее — нужно было ехать в больницу и узнавать подробности по поводу трансплантации.

— Завтракать будем? — обратился я к сыну.

— Да! — воскликнул он, все также сцепившись в меня и не желая отпускать.

— Ну, что ж, хорошо. А что мы любим?

— Конфеты!

Понятно…

— Ладно, пойдем, поищем чего-нибудь съедобного. А мама где?

— Спит, наверно, еще, — шептал он мне на ухо, будто боясь ее разбудить.

Я посмотрел на часы. Время было семь утра.

Недолго я дремал, учитывая, что еще полночи провалялся, снова и снова прокручивая все события, прошлые, настоящие и предстоящие.

— Разбудить ее? — смотрел он на меня вопросительно, теребя волосы, потому что до сих пор сидел у меня на руках, пока мы перебирались на территорию кухни.

— Нет, пусть поспит еще…

Я не стал сильно экспериментировать и решил приготовить обычную кашу, хоть Руслан и противился моему решению, уверяя, что это «худшая еда на планете Земля». И я его понимал.

Сам не люблю эти все овсянки с детства.

Но ничего лучше придумать не смог, да и не знал его рацион, чтобы предложить ему альтернативную пищу.

Единственное, на помощь пришли ягоды, которыми я заправил эту самую кашу, чтобы хоть как-то скрасить такое вот недоброе утро ребенка.

И, походу, получилось, Руслан немного смягчился.

Пока мы завтракали, он задавал много вопросов, буквально не унимался и тем самым сильно меня смущал, потому что я не знал, как вести с ним диалог таким образом, чтобы не сболтнуть ничего лишнего.

Дана только успела предупредить, что мое отсутствие она объяснила ребенку моей сильной занятостью, мол, работы много, да к тому же, контора у меня на другом конце страны, где даже связи не было. Вот и не приезжал и не звонил.