Воспоминания Роберта. 90-е

Была ранняя осень. Последние дни солнце грело как летом, но почему-то именно в тот день погода была мерзкая, дождь шел не переставая.

Я вышел за ворота школы и, укрываясь под зонтом от дождя, быстрым шагом зашагал в сторону дома. Вдруг на мое лицо легла чья-то громоздкая рука, перекрыв мне рот. От неожиданности я выронил свой цветной зонт и тут же оказался в невесомости и во власти чего-то большого, нечеловеческого размера.

Не успев окончательно впасть в панику, я уже оказался в салоне чужой мне машины, где встретился со своей мамой. Увидев знакомое и родное лицо, я почувствовал облегчение. Я и не сразу заметил, что она выглядела как-то странно. И лишь потом, когда уже машина тронулась, я увидел, что на ней был всего лишь домашний халат, а сверху накинута куртка, которая в силу большого живота уже не застегивалась, поэтому была распахнута.

Она обняла меня крепко и прижала к себе. Через эти мамины объятия я ощутил ее тревогу.

В салоне было еще трое здоровенных мужчин, и стоял жуткий запах, перемешанный потом и табаком.

Всю дорогу, пока нас куда-то везли, мама не выпускала меня из рук, поглаживая меня все время по голове. Обычно так она меня успокаивала, но сейчас это не особо работало. Я периодически поглядывал на нее, задавая ей вопрос глазами и будто не смея сделать это словами через рот, будто понимая, что это было небезопасно, учитывая нестандартную обстановку.

Кажется, мы ехали целую вечность, прежде чем машина, наконец, остановилась. После чего нас попросили выйти. Хотя нет, нас не просили, нас вытолкали.

Дождь, зараза, продолжал идти. Оказавшись на улице, а точнее на лесной опушке, меня пробрал озноб и мои зубы тут же застучали от холода.

Нас встретила компания таких же здоровенных парней в черных одеяниях. (Годы спустя, я буду встречать подобных персонажей в фильмах о лихих 90-х.)

Когда мужчины начали подавать голоса, я лишь тогда заметил, что на мокрой и грязной земле на коленях стоял папа. Лицо его было разрисовано синяками и кровью до неузнаваемости, а к голове было приставлено дуло пистолета.

Я ужаснулся.

— Папа! — Вскрикнул я и уже пытался дернуться в его сторону, но один из амбалов, который стоял рядом с нами с мамой не дал мне этого сделать, крепко удерживая меня за ворот куртки.

— О, господи, Альфред, — мама тоже ахнула, прикрывая рот руками. Слезы тут же хлынули из ее глаз.

— Ну, что Айнутдинов, может, сейчас ты заговоришь по-другому? — Звучал неприятный басистый голос одного из парней и сильно резал слух.

Я, конечно, не понимал, что конкретно происходило тогда, но чувствовал лишь какую-то тотальную несправедливость в происходящем. Отец, уважаемый и любимый всеми человек, не должен был вот так вот стоять в луже грязи.

Я смотрел на него пристально. Он держался очень стойко. Будучи сильно избитым, стоя на коленях, он не потерял свой дух, чувствовался его внутренний стержень. Его непоколебимость давала мне своего рода поддержку и уверенность. Я хоть и был напуган, но понимал, что мне нужно соответствовать его силе, и ни в коем случае нельзя было раскисать и уже тем более плакать тут у всех на виду.

Пока я наблюдал за ним, чувствуя гордость что ли, я не замечал, что происходило вокруг. Вернулся в реальность лишь тогда, когда почувствовал у себя во рту металлический вкус, и лишь после боль в зубах. Оказалось, что мне в рот вставили пистолет.

— О, боже, нет, — плакала мама, привлекая к себе внимание. И лишь тогда я заметил, что пистолет был приставлен и к ее животу.

Наверно, они гордились собой, властвуя над беременной женщиной и второклашкой.

— Ну, что, Альфред? — Говорил очередной хриплый голос. Я их не различал. Говорил это один и тот же человек или каждый раз разные, все их неприятные голоса смешались воедино.

Что конкретно происходило со мной в те минуты ужаса, я уже не помнил. Все как в тумане. Только позже обнаружил, что я обоссался прям в свои штаны.

Лучше бы расплакался.

— Я все сделаю, как вы скажете, — умолял отец. — Только отпустите их.

Они его сломали.

— Вот так бы сразу. Звони Соколову и Петрову, передай, что дело в шляпе, — мужчина обратился куда-то в толпу. — Потом схватил папу за ворот и поднял его с земли. — Сейчас поедем, подпишешь все необходимые документы, и разбежимся, — говорил он уже отцу.

— У нее кровь течет… — Еще один голос, который отличался от всех остальных своей мягкостью, привлек к себе внимание. — Ее, походу, нужно вести в больницу…

Все присутствующие, в том числе и я, обернулись в сторону мамы.

Ее белые колготки частично окрасились в красный цвет.

— Вот ты этим и займешься, — равнодушно давал указания тот, что стоял рядом с папой. — Давай, а ты с нами, — толкнул он отца и начал уводить от нас.

— Позвольте мне поехать с женой в больницу… — Отец не сводил обеспокоенных глаз с мамы.

— Еще чего! И без тебя справятся. Давай шагай! — Продолжал толкать отца это вселенское «недоразумение».

— Ну, не сбегу же я, в самом деле. Прошу…

Образ всесильного и всемогущего отца в тот момент рушился в моей голове. Он был так жалок. Но я не смел его осуждать, просто констатировал факт и захлебывался от обиды и от своей и его беспомощности.

— Да, ладно тебе, Кос, пусть едет. Я присмотрю за ними за всеми. После привезу его в нужное место. Пару часов ничего не решат, — звучал тот же молодой и мягкий голос парня, который, как мне казалось, единственный в компании этого отребья был человеком.

Не знаю, сколько они еще пререкались и как долго парень отстаивал права нашей семьи, давя на жалость и призывая к человечности всех этих подневольных людей, но это сработало, и отец поехал в больницу месте с нами.

Маму куда-то увезли на каталке. Мы с отцом, грязные и промокшие насквозь, остались ждать в коридоре больницы. Одна из медсестер предложила папе обработать его раны, но он отказался. Так мы продолжили сидеть в тишине под конвоиром молодого бандита, который был к нам представлен.

— Абый (брат), — обратилась к папе Луиза, папина к сестренка, которая неожиданно откуда-то появилась. — Что случилось?

— Не сейчас, — вздохнул папа, протирая виски. — Отвези Роберта домой, его нужно переодеть.

— Хорошо. Конечно. Роберт? — потянула она мне руку.

— Я никуда не пойду. Папа… — Посмотрел я на него умоляюще, но он молчал.

Луиза схватила меня за руку, но я устроил настоящую истерику. Начал вырываться и орать, пытаясь противостоять ей.

— Папа, папа!

— Ладно, — равнодушно произнес он, — езжай к нам домой, привези его вещи, здесь переоденем, — со скорбью в голосе произнес он, сдавшись. Казалось, что у него не было сил на какую-либо борьбу.

Луиза оставила нас, а папа взял меня на руки и крепко обнял, я прижался к нему в ответ, обвивая его шею, пытаясь вцепиться так, чтобы никто и никогда не смел нас разлучать. Отец попытался что-то сказать, прежде чем схватился на грудь и начал как-то странно дышать, а после сполз со скамьи, и я не успел его удержать, как он уже лежал на полу.

— Папа! Папа! — Кричал я, после чего, наконец, заплакал, долго сдерживаясь ранее, но отец никак не реагировал на меня, что было странным. Я держался мертвой хваткой за его одежду и снова кричал и плакал, не понимая, но видимо, ощущая всю трагедию происходящего. Картина передо мной и вокруг так сильно размывалась, что на мгновенье мне показалось, что я вижу какой-то несуразный сон с безликими существами, которые суетились где-то подле меня…

У отца был инфаркт, как я узнал позже. Мне объяснят, что это такое и я пойму, что крепкое, сильное и доброе сердце моего папы сломалось под натиском несправедливости и жестокости этого мира.

В тот день, когда его не стало, на свет появился Артур.

Одновременно и счастье и траур пришли в нашу семью.