Помимо доказательств незаконной деятельности этого выродка, я принес с собой еще много архивных файлов, включающие в себя и документы, которые гласили о незаконном изъятии предприятия. Я понимал, что с ними уже невозможно было пойти в суд в силу срока давности дела, но можно было шантажировать, чем я и занялся.

Да, меня это не красило, но на войне все средства хороши, разве не так говорят?

Я выдвинул ему условия: либо он возвращает предприятие полюбовно, либо я сделаю все, чтобы его доброе и честное (смешно) имя было осквернено, да так, что точно ему не удастся никогда отмыться от этой грязи.

— СМИ с удовольствием посмакует эту новость. И тогда от твоего доброго и честного — сделал я акцент на этих двух словах, изобразив в воздухе знаки кавычек, иронизируя, — имени останется лишь один пепел.

Также объяснил ему, что если он обратится в суд, то больше потратит денег на адвокатов и может потерять даже то, что уже нажил в попытке сразиться со мной. Ну и плюс репутация, которой он дорожил больше, чем деньгами. Я так понимал, что для него это было сугубо важно, поэтому я особо играл на этом.

Нужно было видеть его лицо, которое в миг буквально посерело и постарело от происходящего.

Ой, а как меня тут встречали, думая, что пришел очередной олух с набитыми карманами, да к тому же иностранец, поэтому точно олух.

Соколов, видимо, привыкший к тому, что все ему сходит с рук, конечно, и представить себе не мог такой исход событий и уже тем более не мог переживать по поводу того, что отпрыск давно забытого Айнутдинова придет с ним счеты сводить. (Кстати, фамилию я носил сейчас другую. Пришлось поменять ее по настоянию своих новоиспеченных опекунов по приезду в новую страну, «чтобы адаптироваться среди местных», как мне говорили. Помнил лишь, что это решение далось мне с великим трудом, ведь это единственное, что мне осталось от покойного отца.)

— Щенок! — даже выпалил он, когда нашелся, что сказать.

— Не утруждайся, прошу, — ликовал я про себя, вспоминая через, что пришлось пройти моей семье.

Плюс ко всему я предоставил несколько старых видеозаписей, которые каким-то чудным образом оказались в моей собственности.

На одном из видео отец ведет диалог с Соколовым и его подельниками. Хотя диалогом это сложно назвать, там больше звучат угрозы. (Видимо, это успел заснять сам отец для доказательной базы, которую он готовил для суда.) Второе видео было из леса, когда эта шайка нас вывезла в тот проклятый осенний дождливый день. И откуда эта запись нарисовалась, я честно не знал. Лишь догадывался, что кто-то из бандюганов решил по какой-то, только ему известной причине, нам подсобить, может, пытался очистить карму.

Мать с Лехой не поднимали эту тему, но сохранили все документы по этому делу. После смерти отца мама вообще никак не хотела продолжать эту борьбу за справедливость, считая ее бессмысленной и не беспричинно опасаясь за жизнь каждого из нас.

Когда-то, еще в школьные годы, я нашел всю документацию и решил сохранить у себя, даже оцифровал старые видеозаписи чуть позже, когда технологии усовершенствовались. Наверно, я на что-то наделялся, и как оказалось не зря.

Я очень удивился, когда Дана рассказала про отца и его плачевное состояние, связанное со здоровьем.

Неужели он так переживал по поводу последних событий, что сломался? Этот беспринципный человек без совести? Да, ну!

А, может, и такие люди ломаются? Возможно, переживал, что найдутся еще люди, подобные мне, которые придут к нему за возмездием?

Ведь за ним водилось много незаконных дел.

Но с моей стороны ему точно не стоило ждать подвоха. Я получил то, что хотел и был доволен исходом событий. Да тем более мы подписали соглашение о неразглашении и о том, что я никаких претензий к нему не имею.

Ха!

Да, такое оказывается тоже возможно.

Плюс ко всему, я передал ему не все, правда, но многие документы, которые в той или иной степени несли репутационные риски для него. (Что-то я оставил, конечно, себе, в том числе и пару копий.) Но в большей степени, они мне нужны были для подстраховки, если бы Соколов решил что-нибудь «выкинуть», с него станет.

Наши дни

Я не стал останавливать ее, мне самому нужно было привести мысли в порядок, но вместо этого я улегся спать после того, как она обиженная и оскорбленная снова куда-то испарилась.

Дана…

Интересно, как бы Артур отреагировал на то, что я тут промышляю с ней?

Поддержал бы меня, как обычно?

Почему-то сейчас мне особенно захотелось поговорить с моим трезвомыслящим братишкой.

С этими мыслями я лежал в своей постели, уже отходя ото сна.

Пока плавал в бассейне, решил, что нужно ее отправлять домой, а прежде во всем признаться. Ни к чему эти игры. Да, к тому же, я чертовски устал от них.

Я вылез из воды, солнце еще хлестче стало припекать, сурово набрасываясь на мою влажную кожу.

Я развалился на диване в так называемой зоне отдыха, которая располагалась тут же во дворике виллы и закурил, спрятавшись от беспощадного тайского солнца под зонтом.

Вернувшись домой и обойдя всю площадь жилой зоны, я не смог найти свою зазнобу.

Чемодан был на месте. Она точно не улетела домой.

А ведь от нее все что угодно можно ожидать.

Подумал я про себя и усмехнулся, одновременно предавшись сладостным воспоминаниям об ее страстной натуре в постели.

Какой пылкой она может быть. Башню напрочь сносит от близости с ней.

Так, сейчас я не об этом должен думать…

Обнаружив исчезновение скутера, я озадачился. Пару секунд потупил на месте «преступления».

Видимо, пришло время ей все же позвонить и узнать о ее местонахождении.

Вернулся в свою комнату за телефоном, и параллельно натягивая на себя футболку, я начал набирать ее номер в надежде, что она хотя бы в зоне доступа.

Пошли гудки. Слава богу!

Гудок, еще гудок, много гудков. Тишина.

Наконец какой-то мужской голос отозвался на другом конце провода, чем вызвал у меня чувство раздражения почему-то, и на ломанном английском объяснил, что телефон он нашел и скорее всего он принадлежит девушке, которая попала в аварию.

В аварию?! Какого..?

Приступ паники тут же накрыл меня с головой. Я вздохнул и при этом закрыл глаза, чтобы не впадать в крайние эмоции.

Сейчас это ни к чему.

Парень раздражал меня еще сильнее, так как его скудный словарный запас английского не мог ему позволить объяснить мне толком, что произошло и все ли в порядке с девушкой. Единственное, что я понял только его местоположение, куда собственно я сразу же и помчался.

Пока ехал на место аварии, я только тем и занимался, что накручивал себя еще больше, рисуя в своей голове самые ужасные картины.

Уже подъезжая, из машины я заметил ее. Выдохнул с облегчением. Будто гора с плеч упала, хоть и сердце судорожно продолжало колотиться в груди.

Она сидела на земле, опустив голову вниз и держась обеими руками за ноги, которые подобрала к груди. На коленях красовались красно-грязные ссадины. Иллюстрация была не такая страшная, куда более терпимая, нежели виделось мне в моем воспалившемся воображении.

— Дана, — тут же обратился я к ней, выходя из машины. Хоть вид ее и успокоил меня, но в области груди неприятно саднило.

Она не сразу отреагировала на мой голос. Кажется, она пребывала в какой-то прострации, потому что когда она все же подняла голову, взгляд ее излучал какую-то пустоту, а вместе с тем и подобие растерянности.

— Ты как? — я подошел ближе и сел на корточки, сравнявшись с ней.

— Нормально, — равнодушно ответила она, сморщившись. — Только пить хочу.

— Пить? Ага, сейчас…

Я пошел добывать воду. Тут рядом располагалась слоновая ферма, на втором этаже которого, как оказалось, было кафе.