Крышка шкатулки поднялась, словно подброшенная изнутри, внезапно и пугающе сделав безделицу похожей на голодный распахнутый рот. Наружу хлынул поток крови, заливая все вокруг.

Кровь, темно-алая, густая, заполняющая воздух медным горячим запахом, была повсюду. Текла по стенам, подбиралась к ногам. Хао Вэньянь со страхом понял, что находится в тронном зале дворца Небесной Яшмы. Главного дворца Цзиньяня. Метавшиеся между колонн огни начали гаснуть один за другим, погружая зал в небывалую на памяти Хао Вэньяня темноту. Однако Яшмовый трон в сгущающемся мраке оставался виден так же ясно, как если бы его озарял солнечный свет.

Пустота и тьма окружали Хао Вэньяня, который шел через зал к подножию трона. Никогда, никогда этот зал не был так пуст и так темен. Никогда в нем не проливалось ни капли крови – а сейчас стены были сплошь забрызганы ею, и царственный багрянец, в который были окрашены парадные покои, почти совершенно исчез под буреющими кровавыми потеками. Хао Вэньянь ощущал все возрастающий ужас от того, что священный центр империи Цзиньяня подвергся такому осквернению и опустошению. Сон, это был сон и не могло быть ни чем иным, потому что это было слишком жутко, чтобы случиться наяву.

И будто в ответ на отчаянные мольбы над пустым, забрызганным кровью троном с гневным криком распахнул крылья золотой сокол, словно слетевший со знамени Цзиньяня.

Хао Вэньянь открыл глаза¸ вглядываясь в темноту спальни. Он ощущал себя полностью разбитым. Сны он видел и ранее, но никогда еще видения не имели такой зловещей отчетливости. То, что сейчас он со слов Чжу Юйсана знал о своем даре, не делало увиденное менее пугающим. Скорее наоборот. Хао Вэньяню до боли в сердце не хотелось, чтобы его сновидения оказались пророческими. Слишком страшно и мучительно было видеть сердце дворца Цзиньяня таким пустым. Тонущим в холодной темноте и залитым кровью.

В опочивальне было спокойно. За стенами шумел долгожданный дождь, принесший надежду на то, что засухи и гибели урожая все же удастся избежать. На высоком ложе, под пологом, мирно и безмятежно спал принц. За день он утомился от произнесения пышных речей и выслушивания столь же велеречивых ответов. Хао Вэньянь знал, что Шэнли не любит сложные церемонии. Просто терпит, как неизбежное зло и ношу человека, столь высоко вознесенного над простыми смертными.

После завершения всех церемоний Шэнли решил посетить последних из вернувшихся из плена воинов, стоявших лагерем близ Яньци. Это вызвало горячее одобрение у наставника Ли. А у вчерашних пленников визит принца вызвал небывалый восторг и воодушевление. Шэнли умел располагать к себе людей. Хао Вэньянь улыбнулся, вспоминая, как молочный брат приветливо улыбался солдатам, как приветствовал их и желал доброго возвращения к своим очагам. Доброжелательно разговаривал с ними, позволяя прикоснуться к краям своих одежд, выслушивал рассказы о их нуждах. И пригубил в их честь чашу вина, которую ему поднесли с таким почтением, словно он был сошедшим на землю божеством. Сердца этих воинов отныне принадлежали Шэнли. И это будет неоценимо уже в скором времени, когда принцу придется столкнуться со своим братом и его сторонниками.

Хао Вэньянь поднялся со своего ложа и подошел к окну. За годы, проведенные на службе принцу, он научился двигаться совершенно бесшумно, не тревожа сон своего молочного брата.

Идет ли сейчас дождь в Гуанлине, где ждет его Хэ Минь? Спит ли она сейчас? Или стоит у окна, глядя на сад, окружающий ее домик? Хао Вэньянь улыбнулся, вспомнив о чудном голосе, о прекрасных глазах, о руках, которые лягут на его плечи после возвращения из Цзянли. Как жаль, что он никогда не сможет назвать ее женой. Но и отослать Хэ Минь он никогда не найдет сил. С ней было спокойно. С ней можно было говорить о тысячах вещей, как важных, так и мелких, кроме дел дворца, о которых Хао Вэньянь никогда не упоминал, а Хэ Минь никогда не спрашивала. С ней можно было просто молчать – обо всем сразу и ни о чем конкретно…

Багряная звезда, видимая лишь обладающим даром, была заметна и сейчас. Недоброе кровавое пятно, проглядывающее сквозь тучи. Как кровь, просачивающаяся сквозь повязку. Хао Вэньянь зябко повел плечами, вспоминая страх, который испытал, увидев ее впервые. И недоброе пророчество, о котором рассказал Чжу Юйсан.

Обретенное знание о собственном даре не радовало Хао Вэньяня. Скорее угнетало. Что проку видеть сны и предчувствовать недоброе, если не можешь ничего по-настоящему предпринять, чтобы это изменить? Идти в ученики заклинающему, оставив Шэнли? Немыслимо. А Чжу Юйсан, не скрывая сожаления, признался, что не сможет стать наставником, поскольку врожденный темный баланс силы делает его плохим наставником.

Впрочем, не было нужды ни в пророчествах, ни в зловещих снах, чтобы понимать, что грядут трудные времена. Хао Вэньянь понимал, что род Моу, стоящий за императрицей и принцем Шэньгуном, так легко не уступит. Однако золотой сокол, явившийся ему в конце сна, казался добрым предзнаменованием. Ведь иначе зачем он был явлен?

Деревня выглядела так, словно недавно еще знавала лучшие времена. Широкие улицы, несколько лавок, много домов, среди которых попадались и большие, которые с некоторой натяжкой можно было назвать усадьбами. Однако на всем лежала тень запустения и упадка. И вызвано это было явно не засухой, что началась весной. Дома выглядели запущенными, черепица их крыш поблекла, краска, покрывавшая стены, рамы и воротные столбы, выцвела и отслаивалась. Некоторые дома и вовсе казались заброшенными. Сохнущие поля – как и повсюду на пути через Милинь, - лишь усиливали гнетущее впечатление.

Даже его появление не привлекло особого внимания, хотя обычно незнакомец, прибывая в столь отдаленное место, притягивает к себе взгляды местных жителей. Следуя вдоль спутанных Жил Дракона, Хао Сюаньшэн повсеместно наблюдал отчаяние и тревогу, но нигде это ощущалось так явственно и остро, как здесь. Люди будто тонули в мрачных переживаниях, мало интересуясь окружающим.

Над несколькими домами развевались флаги из некрашеного полотна – суровые знаки болезни. Значит, поветрие, терзающее Милинь, не обошло эти места стороной. Странная это была болезнь. Начиналось все с жалоб на усталость и слабость. За ними приходили тяжесть в груди, мешающая дышать, и невероятная потливость. Больных непреодолимо клонило в сон. А далее – или человек начинал медленно выздоравливать, или его кожа постепенно бледнела все сильнее, губы синели, и он умирал страшной смертью от удушья, бессильный даже пошевелиться.

Никто не понимал, как передается недуг и чем он исцеляется. Кто-то берегся изо всех сил – и заболевал. Кто-то не отходил от ложа уже заболевшего родича или друга – и оставался здоров. Где-то недуг уносил молодого крепкого мужчину, который был уверен, что в силах побороть болезнь, а где-то исцелялся слабый ребенок или ветхая старуха. Непостижимость закона этой болезни пугала людей едва ли не больше, чем она сама.

У входа в деревенскую чайную помимо обычных для таких заведений призывающих удачу амулетов и флагов, приветствующих посетителей, Хао Сюаньшэн заметил защищающие от зла талисманы. Простые, грубоватые, совершенно безыскусные. Явно из тех, что за небольшую плату изготавливают бродячие гадатели. Но при всей своей простоте эти талисманы были на удивление надежными. Переступая порог чайной, Хао Сюаньшэн ощутил сопротивление невидимой стены, как если бы ступал на священную землю храма. Люди здесь опасаются не только болезни и засухи? Любопытно, есть ли подобные талисманы в прочих домах деревни? Если так, то гадатель неплохо тут заработал…

Внутри чайной тоже все напоминало о былом процветании деревни. Сколько еще времени пройдет, прежде чем краски выцветут окончательно, а просторный зал обветшает настолько, что хозяева разберут его и построят что-то более скромное? И продолжит ли свое существование сама деревня, или же люди в поисках лучшей доли вовсе оставят ее?

- Нет ли нужды в вашем поселении составить кому-либо письмо или же проверить счетные книги?