Ему стало жутко от того, что он вот-вот собирается свершить. Потревожить покой усыпальницы древнего владыки. Ночью, подобно вору, пробраться внутрь в поисках того, чем Жу Яньхэ дорожил превыше всего на свете. Легенды так и не могли сойтись на том, что же именно было талисманом – меч или печать из красной яшмы. Однако и из легенд, и из хроник следовало, что этот государь не расставался с этими предметами. И оба они были погребены вместе с ним. Никто из последующих государей и рвущихся к власти честолюбивых генералов не называл себя владельцем этих вещей. Лишь пятьсот лет назад правитель Таолу чуть не стал всеобщим посмешищем, приняв за печать Жу Яньхэ грубую подделку.

Это было непочтительно по отношению к мертвому правителю. Но Дин Гуанчжи, как и его учитель, желал помочь родной стране. Данцзе вот-вот падет под неклонным натиском Цзиньяня, и тогда своенравные правители династии Тянь провозгласят возрождение Яшмовой Державы под своим знаменем. Сокол взовьется в недосягаемую высь.

Дин Гуанчжи перевел дыхание. Мысль о торжестве Цзиньяня придавала ему решительности. Лучше уж запятнать себя неблаговидным поступком, но дать Данцзе шанс выстоять. Дин Гуанчжи сделал шаг к дышащему прохладой темному входу в усыпальницу.

Небольшой язычок бездымного огня заплясал на пальцах, набирая силу. Когда огонек окреп, Дин Гуанчжи зажег фитиль бронзовой лампы, принесенной с собой. Колеблющееся пламя разгоняло темноту едва ли больше, чем на десяток шагов, но Дин Гуанчжи надеялся, что этого будет достаточно.

Уходящий вглубь холма коридор казался бесконечным. В неверном свете лампы Дин Гуанчжи видел – стены облицованы каменными плитами. Сюда не проникали ни ветер, ни песок, и поэтому гладко отшлифованный темный мрамор чуть поблескивал светлыми прожилками, отражая свет.

Дин Гуанчжи прошел не меньше двух десятков шагов, когда заметил на стене коридора талисман, умиротворяющий духов. Рука того, кто вывел на нем письмена и символы, была хорошо знакома. Создателем талисмана был учитель. Встретился ли он здесь с кем-то, или же желал загодя умиротворить дух Жу Яньхэ?

У стены, прямо под талисманом, блеснула потемневшим бронзовым боком курильница. Учитель не только прикрепил на стену талисман, но и возжег благовония. Молился ли он в тот миг об удаче, или просил у Жу Яньхэ прощения за то, что нужда заставляет его нарушить покой забытой гробницы?

Дин Гуанчжи аккуратно стер тонкую пыль, успевшую покрыть курильницу, и зажег одну из благовонных пилюль, что всегда носил с собой. Дым тонкой сизоватой струйкой пополз вверх. Запах старой туи казался чужим в этом недобром запустелом месте. Дин Гуанчжи мысленно обратился к духу Жу Яньхэ, прося простить его за дерзкое вторжение и обещая заказать сотню поминальных служб в знак раскаяния за беспокойство.

За ним вновь наблюдали откуда-то из теней. Дин Гуанчжи чувствовал чье-то внимание – спокойное и холодное. Как присутствие затаившейся в траве змеи, которая с равной вероятностью может и ужалить, и уползти прочь. Ни расположения, ни враждебности.

Следовало спешить. Время, которое удалось определить как благоприятное для этого дела, не было бесконечным, а оказаться в древнем склепе в неблагоприятные часы хотелось менее всего.

Чем глубже уходил коридор вглубь холма, тем прохладнее становилось. И тем тяжелее давили застаивающиеся потоки, движение которых насыпанный в неблагоприятном месте курган затруднял еще больше. Никаких следом учителя больше не встречалось. Ни талисманов, ни приметных знаков.

Из темноты стали выступать очертания величественных ворот. Украшенные резьбой столбы поддерживали перекладину, на которой была выбита надпись. Письменность Великой Цюнцзе не слишком отличалась от древней письменности Яшмовой Ганьдэ, которую по сей день знали все претендующие на ученость люди. Дин Гуанчжи приподнял лампу выше, стараясь разглядеть надпись, но этого было недостаточно. Поняв, что так ему не справиться, он усилил огонек, одновременно заставив его оторваться от фитиля и подняться вверх.

«Не рожденный от живой плоти и не имеющий дыхания да не войдут сюда. Многоликий да не выйдет», - гласили залитые киноварью знаки.

Талисман-заклинание, преграждающий путь демонам внутрь – и путь Меняющим Облик наружу. Дин Гуанчжи озадаченно вернул огонек на фитиль лампы. Защита от демонов понятна, но неужели Жу Яньхэ был одним из Меняющих облик? Но как он мог такое скрыть? Ни в хрониках, ни в легендах о таком не было ни полслова! Сущность Меняющего Облик скрыть не так просто, а тому, кто, подобно правителю, всегда на виду сотен людей – и подавно.

Но не значит ли это, что вместе с Жу Яньхэ был погребен кто-то из Многоликих, возможно – слуга правителя? В те жестокие времена подобное отнюдь не было редкостью. Дин Гуанчжи почувствовал, что между лопаток выступил ледяной пот. Но даже если и так – кто мог бы выжить за столько веков без воды и пищи? Меняющие Облик нуждаются в обычной, пусть и в меньшей степени, чем люди.

Гигантские тяжелые створки ворот, запирающих вход, были закрыты неплотно. Открыл ли их учитель? В коридоре нигде не было тела – значит ли это, что он вошел внутрь? Или ворота были приоткрыты кем-то другим?

Внезапно Дину Гуанчжи послышалось, что он слышит шепот. Еле различимый женский шепот и шелест шелков. Стены коридора словно начали изгибаться и кривиться перед глазами, письмена поползли по столбам, словно живые. А голос все шептал и шептал на незнакомом языке, будто торопился что-то поведать.

Руки сами собой сложились в печать, рассеивающую наваждения. Стены перестали кривиться. Знаки резьбы замерли на месте… но не на прежнем, а на том, куда они успели передвинуться.

Впервые за многие годы Дину Гуанчжи стало по-настоящему страшно.

- Я беспокоюсь за Его Высочество, - голос Чжужэн звучал ровно и раздумчиво. Она не привыкла выдавать свои истинные чувства, - я рада, что государь принял решение о путешествии Его Высочества, но все же опасаюсь, что вдали от столицы недругам будет проще нанести удар.

Многое не звучало вслух даже сейчас, в этих десятки раз проверенных покоях, куда непросто было попасть стороннему человеку. Во дворце недоговаривать, обходясь полунамеками, быстро становится привычкой.

Юноша, замерший в почтительном коленопреклонении в шести шагах от возвышения, на котором сидела Чжужэн, не шелохнулся. Ни на фэнь не дрогнула и не приподнялась склоненная до самого пола голова.

Чжужэн оперлась о подлокотник, с задумчивым интересом рассматривая того, кого привел Юн Ичэн, узнав о ее тревогах. Бессмертный. Один из тех пугающих и почти легендарных Десяти Тысяч Мертвых. Это должно было помочь. Личный телохранитель Хао Вэньянь славный юноша, безоговорочно преданный ее сыну, но и он едва ли сможет уберечь принца от всех бед и опасностей. И если вдруг выйдет так, что не справится даже бессмертный… значит, Шэнли не суждено уцелеть.

Внутренне содрогнувшись, Чжужэн постаралась отогнать эту мысль. Нет, ее сын будет жить, чего бы то ни стоило! Быть может, не на Яшмовом Троне, но будет! Хао Вэньянь и этот жутковатый телохранитель защитят его – если хотя бы половина того, что рассказывают о возможностях бессмертных, правда, то императрица просто не найдет убийц, способных справиться с такой охраной. А если после этого удастся еще и доказать злой умысел императрицы…

Чжужэн оборвала сама себя. Не об этом нужно думать в такой час. Еще ничего не произошло, а она уже строит планы, как можно было бы избавиться от соперницы. Все же двадцать лет вражды и борьбы за сыновей не прошли даром для них обоих.

Удастся ли до конца скрыть природу этого тайного телохранителя, о которой не должен догадаться даже сам Шэнли? На первый взгляд юноша не отличался от прочих молодых людей его возраста. Советник Юн явно успел предупредить его о той роли, что ему предстоит сыграть, и потому бессмертный сейчас был одет так, как и подобает молодому господину из благородной, но пришедшей в некоторый упадок семьи: скромно, но достойно, без излишней демонстрации отсутствия богатства. Если не знать, какую цену лучшим нефритом пришлось уплатить за его услуги – и правда легко поверить, что это один из тех многих молодых людей, которых родственники стараются пристроить в свиту высшей знати в надежде на то, что они сделают карьеру.