Может, чередовать недели? Но Кэш не сможет так часто уезжать с ранчо. Да и в какой-то момент он начнет восстанавливать ранчо Риверс, а это значит, что свободного времени у него не останется совсем.

Господи. Я планирую будущее вместе с Кэшем.

Мы ни разу не говорили о будущем. Вообще. Полное молчание на эту тему заставляет меня думать, что мы оба просто избегаем разговора.

Я понятия не имею, что у Кэша на уме. Он не просил меня быть его девушкой. Но в то же время не отпускает меня от себя ни на шаг. Я ловлю его взгляд на себе целыми днями. И когда однажды я попыталась принять душ в Новом Доме, чтобы сэкономить время, он тут же пресек эту идею.

— Ты принимаешь душ со мной в домике, — сказал он. — Это лучшая часть моего дня.

Как я могла не растаять? С тех пор я не принимала душ одна.

Я замечаю, как его братья наблюдают за нами. Уайатт несколько раз упоминал, что Кэш изменился. Что он не был таким приятным человеком уже много лет и что в нем появилось какое-то новое оживление.

Я не рассказывала Уайатту о том, что мы с Кэшем делаем после работы. Это не моя новость, чтобы ее делиться. Но он и так знает.

Все знают.

И, как ни странно, Кэш оказался прав — люди, похоже, по-настоящему рады за нас. Никто не издевается, не кидает косых взглядов.

Я просто продолжаю приходить на работу, и все продолжают уважать меня за это. Все просто.

Резкий сигнал будильника выдергивает меня из мыслей. Я убираю телефон от уха, чтобы выключить его.

— Это твое напоминание про противозачаточные? — спрашивает мама. — Ты все еще принимаешь таблетки, верно?

Нахмурившись, я направляюсь в ванную.

— Конечно, принимаю. Что за вопросы?

— Просто проверяю, не забил ли тебе в голову какой-нибудь идиот-ковбой идиотские мысли.

Нет. Мой ковбой делает совсем другое.

Что бы мама подумала о Кэше? Она явно предвзято относится к ковбоям. Я понимаю, почему она так считает. Но Кэш другой. Он не идиот. И уж точно не болтун.

Он добрее, способнее и умнее любого парня, с которым я когда-либо встречалась.

Но он все равно ковбой. А быть с ним — значит быть в Хартсвилле. И это то, чего мама не понимает и не одобрит. Она уверена, что здесь нет никаких перспектив, особенно если речь идет о карьере за пределами фермерства.

Будет ли она меня ненавидеть, если я останусь? Будет ли обижаться за то, что я выбрала другой путь, нежели она?

Я почти в том же возрасте, в каком была мама, когда собрала наши вещи и уехала с ранчо навсегда.

Как заставить ее понять, что Кэш — другой? Что я — другая?

Мы с мамой похожи, да. Но в то же время мы во многом противоположности. Жизнь на ранчо была не для нее и это нормально. Долгое время я думала, что она не для меня тоже. Ее история была единственной, которую я знала.

Но теперь, когда я начала свою собственную историю, я сомневаюсь во всем.

У меня начинает болеть живот. Впервые за несколько недель.

— Не все ковбои — придурки, знаешь ли, — говорю я, доставая из верхнего ящика таблетки. — Люди здесь другие, да. Но в хорошем смысле.

Мама молчит. Полное молчание.

— Ты возвращаешься в Даллас, Молли.

Она говорит это твердо. Как факт. Но я слышу вопрос в ее голосе. Легкую неуверенность.

Она боится. Добро пожаловать в клуб.

— Разве мне не нужно подписать какие-то бумаги по завещанию? Я вернусь.

— Мои юристы готовы встретиться хоть завтра.

— Эм… не уверена, что смогу так быстро. Но постараюсь.

— Отлично. А потом ты продашь ранчо.

Я прижимаю большой палец к таблетке в блистере. До месячных осталось пара дней. Хотя это отстой, я знаю, что Кэша это не остановит. Но это точно добавит проблем. Да и я сама не чувствую себя особенно сексуальной в такие дни.

— Послушай, мам, я пока ничего не решила…

— И что ты собираешься делать с ранчо, Молли? Это на тебя не похоже. Я толком не разговаривала с тобой уже две недели. Даже больше.

Неужели так долго?

Я смотрю на блистер и понимаю, что да — прошло больше двух недель.

И ещё… Я на третьем дне последнего ряда таблеток. Обычно месячные приходят на первый день. На второй максимум.

Резкий холодный страх пронзает меня.

Моргнуть. Посчитать. Моргнуть и снова посчитать.

— Мы все по тебе скучаем, дорогая, — продолжает мама. — Я на днях встретила Уилер, и она сказала то же самое.

О, Боже. У меня задержка.

Она никогда не бывает.

В памяти вспыхивают моменты: Кэш внутри меня. В постели. В душе. В ванне. На кухне.

Я всегда принимаю таблетки вовремя. Ну, почти. На ранчо режим немного сбился — то на час раньше, то на пару часов позже. Может ли это повлиять на их эффективность?

Господи, Кэш сделал меня беременной?

Я дрожу. Но, что странно, страх начинает отступать.

Я не знаю, что приходит на его место, но это чувство не ледяное. Оно теплое. Приятное.

Это сумасшествие. И неправильно.

Я знаю Кэша всего месяц. Я не готова к ребенку. И он — тоже. Мы даже не обсуждали, кто мы друг для друга. Мы эксклюзивны, но у нас обоих слишком много дел, чтобы отвлекаться на кого-то еще.

Хотя… разве это причина?

— Ты с Уилер должны дать Bellamy Brooks еще один шанс, — продолжает мама. — Важно, чтобы у тебя была возможность работать в Далласе. Я говорю буквально — у этих бутиков десятки тысяч подписчиков.

В груди что-то сжимается.

Я не знаю, что делать. С ранчо. С Bellamy Brooks. С завещанием.

Я просто знаю, что мне нужен Кэш. Сейчас же.

— Мам, мне нужно бежать.

— Подожди, Молли. Нам нужно многое обсудить…

— Я позвоню тебе завтра. Обещаю.

— Дорогая…

— Мам. Мне нужно идти.

— Ты в порядке?

Нет. Да. Я не знаю.

— Я позвоню тебе завтра, — повторяю я.

А потом прощаюсь, сбрасываю вызов и выбегаю за дверь.

Глава 28

Молли

САМЫЕ ДОЛГИЕ ДВЕ МИНУТЫ

Кэш появляется у дверного проёма, когда мои шаги гулко раздаются по деревянному настилу крыльца.

Он распахивает дверь. Его брови резко сходятся на переносице, когда он замечает выражение паники на моём лице.

— Всё в порядке?

Он всё ещё в рабочей одежде, хотя уже вытащил футболку из джинсов. Когда он поднимает руку, чтобы пригладить волосы, край ткани задирается, открывая кусочек мускулистого живота и бок.

Его глаза, ярко-голубые в тени крыльца, внимательно смотрят на меня.

— Я опаздываю, — выпаливаю я. Из всех слов, которые рвутся с языка, именно эти кажутся самыми срочными.

— Опаздываешь? — Он выходит на крыльцо, нахмурив лоб, и скользит ладонью под мой топ. — До ужина ещё двадцать минут. У нас ещё есть время на душ.

Даже сейчас, когда меня бросает в пот и я стою на грани панической атаки, моё тело мгновенно откликается на его прикосновение.

— Нет, Кэш. Я опаздываю… У меня задержка.

Он застывает. На его лице что-то меняется, но я не могу понять, что именно.

— Я всегда вовремя принимаю таблетки, не пропускала ни одной, — быстро говорю я. — Но месячные уже должны были начаться, а их всё нет. — Я дрожащим вдохом набираю воздух в грудь и поднимаю на него взгляд, пытаясь понять, о чём он думает. — У меня обычно всё по расписанию, так что это… ну, страшно.

Он не произносит ни слова. Просто делает шаг вперёд и крепко, сильно меня обнимает.

И я тоже обнимаю его, зарываясь лицом в его широкую грудь, давая волю слезам.

Боль в животе сначала ослабевает, а потом исчезает совсем.

Я люблю, люблю то, как безопасно мне в его объятиях. Вполне возможно, что мы в серьёзной беде. Но то, как он держит меня сейчас, его объятия, такие тёплые и родные, заставляют меня чувствовать себя менее одинокой перед лицом этой проблемы.

А ведь если подумать, я никогда не чувствовала себя менее одинокой, чем рядом с ним. И осознание, что Кэш рядом, что он будет проходить через это вместе со мной, внезапно наполняет меня уверенностью.

А что, если бы так было всегда?

Что, если бы он был рядом со мной во всех жизненных бурях? Что, если бы мы справлялись со всеми трудностями вместе? Радовались победам вместе?