Выпрямляюсь, встаю у края кровати.

Она тут же сгибает ноги и сжимает их вместе.

— Нет-нет. — Я тянусь за воротником своей футболки. — Раздвинь ноги. Прямо сейчас, Молли. Я хочу тебя видеть. Всю.

Срываю с себя футболку и бросаю её на ближайший стул.

С удовлетворением наблюдаю, как Молли подчиняется, её колени разъезжаются по матрасу.

Сердце глухо ударяет в груди при виде её набухших, влажных губ. Лобок аккуратно подстрижен, чуть гуще наверху.

Я провожу по нему большим пальцем.

— Рад, что ты это оставила.

— А я рада, что ты снял футболку. Господи, Кэш.

Она смеётся, когда я провожу рукой по груди, пальцы задевают густые, жёсткие волосы.

— Тебе тоже нравится волосатость?

— Обожаю. Мне правда нельзя тебя трогать? — Она шевелит пальцами.

Я качаю головой, теперь уже ухмыляясь сам.

— Не в этот раз. Может, в следующий. Если будешь слушаться.

— Думаю, я уже доказала, что легко обучаема.

Я расстёгиваю джинсы и стягиваю их вместе с трусами. Разуваюсь, отталкиваю всё в сторону и остаюсь перед Молли, голый, в чем мать родила.

Её взгляд цепляется за мой член. Губы складываются в аккуратную букву «О».

— Ну конечно, у тебя и член красивый.

— А почему ты не сказала этого в машине? — Я обхватываю себя ладонью и слегка сжимаю, лениво, с наслаждением, так что внутри всё сжимается ещё сильнее.

— В машине я не могла разглядеть так хорошо. Ты… — Она выдыхает. — Это нечестно, Кэш. Бог явно не скупился, когда создавал тебя. Мог бы оставить немного красоты и для остальных.

Я смеюсь и протягиваю руку к её мокрой киске.

— У тебя тоже полно красивых мест, милая.

Провожу большим пальцем вверх по её длине и резко втягиваю воздух, ощущая, насколько она влажная.

Её тело вздрагивает, когда я круговыми движениями касаюсь её клитора.

Её ухмылка исчезает.

— Пожалуйста, Кэш. Я хочу тебя. Внутри. Пожалуйста.

Я снова провожу рукой по себе, раз за разом, ощущая, как внутри всё натягивается до боли, пока продолжаю ласкать её.

Во рту пересыхает, когда я жадно оглядываю её тело. Она выглядит потрясающе — грудь высоко приподнята, руки вытянуты над головой. Длинные ноги, мягкие изгибы. Роскошные бёдра. Полные, набухшие губы.

Она выгибает бёдра навстречу моим прикосновениям. Я погружаю в неё большой палец, выдыхаю ругательство, чувствуя, какая она узкая, тёплая, сладкая. Идеальная.

Мысль захватывает меня: никто другой.

Я не хочу, чтобы кто-то ещё знал, каково это — чувствовать её вот так.

Не хочу, чтобы она изучала кого-то ещё так, как изучает меня.

Чёрт, я по уши увяз. Если то, что я вмазал парню за то, что он её обидел, ещё можно было как-то объяснить, то тот факт, что я ляпнул:

— Нам нужны презервативы? — уже точно говорит сам за себя.

Ресницы Молли дрожат. В её глазах сгущается тьма. Я не могу понять, это от возбуждения или от отвращения.

Прокатывая большим пальцем по её клитору, я продолжаю:

— Я никогда не спрашиваю об этом, потому что ответ всегда должен быть «да».

Молли, запыхавшись, кивает.

— Должен, да.

— Но сама мысль о том, что мне придётся использовать их с тобой, что между нами будет что-то… — Я двигаю бёдрами, скользя по собственной ладони. — Меня это бесит, Молли. Пару недель назад прошёл медосмотр, все анализы чистые. И с тех пор я ни с кем не был.

Она приподнимает бровь, её взгляд пробегает по моему торсу.

— С таким телом — и никого?

— Был занят другими вещами. — Я усмехаюсь. — Но вот такая «занятость» мне нравится.

Её голова откидывается назад, когда я захватываю её клитор между большим и указательным пальцами и осторожно потягиваю.

— Кэш…

— Если хочешь, я надену. Без вопросов. Но я хочу чувствовать тебя. Всю.

И да, может, саму мысль о том, чтобы оставить в тебе ребёнка, не должно быть так чертовски возбуждающей… но она есть.

Может, я хочу её не на одну ночь. Это не просто перепихон. Я не знаю, кем я для Молли, но точно не парнем, с которым она время от времени спит, как с другом.

Тьма в её глазах сгущается, зрачки расширяются так, что глаза кажутся почти чёрными.

— Анализы такие же, как у тебя. Я на таблетках. И я знаю, где ты живёшь, если что… так что…

Мои бёдра дёргаются, член пульсирует в ладони.

— Ты правда думаешь, что я бы сбежал, если бы ты забеременела?

Странный, чертовски странный вопрос. И уж точно не тот, который стоило бы задавать дочери Гарретта Лака.

Но Молли, будучи тем идеальным человеком, каким она есть, просто ловит его на лету, с хитрой улыбкой.

— Нет, Кэш, ты бы не сбежал. Но, думаю, ты бы больше не позволил мне кататься верхом.

Я смеюсь, ощущая внутри что-то лёгкое, мягкое и при этом настолько огромное, что кажется, будто оно разрывает меня изнутри.

— Теперь ты ковбойша, милая. А ковбойш приручить невозможно. Даже пытаться не стану.

Теперь смеётся она, а меня чуть не душит это чувство внутри.

— Ты мне нравишься, Кэш Риверс, — говорит она, её взгляд смягчается.

Я собираю её влажность на два пальца. Провожу по её клитору раз, другой, а затем поднимаюсь и размазываю эту влагу по её соску.

— Скоро я тебе понравлюсь ещё больше, Молли Лак.

— Ужасно… — она взвизгивает, когда я наклоняюсь и обвожу языком её сосок, — …самодовольный, да?

— Нет, милая. Просто честный.

Захватываю её талию руками и резко подкидываю дальше по кровати. Она вскрикивает.

Забираюсь сверху, мой член тяжело свисает между нами, пока я захватываю её губы жёстким, горячим поцелуем.

Одной рукой удерживаю её связанные запястья, другой опускаюсь вниз, обхватываю ладонью её колено и поднимаю ногу вверх и в сторону, раздвигая её шире.

Мы одновременно опускаем взгляды.

Её мокрая киска блестит в мягком свете лампы.

— Потрясающе. — Я поднимаю взгляд и встречаюсь с её глазами. — Эта сладкая киска будет кончать на моём члене, слышишь? Я хочу это почувствовать.

Брови Молли сдвигаются, изгибаясь вверх, будто от боли.

— А я хочу почувствовать, как ты кончаешь внутри меня.

Я смотрю на неё.

Мой член пульсирует. Кажется, я никогда в жизни не был таким твёрдым.

Глаза Молли бегают между моими, будто она только что призналась в чём-то… в чём-то, чего, похоже, никому раньше не говорила. И теперь ждёт моей реакции.

Наклоняюсь, веду носом вверх по её шее. Останавливаюсь, чтобы втянуть губами впадинку под ухом.

— Да, мэм.

Мой голос звучит хрипло против её кожи.

Она стонет.

Я опускаю руку и обхватываю себя. Кожа горит. Всё тело дрожит. Но я всё же провожу головкой по её клитору.

Сквозь стиснутые зубы вырывается ругательство — от того, насколько мягкая, скользкая, обнажённая она подо мной.

Молли двигает бёдрами, умоляя о большем.

— Помни, что я сказал, — рычу я. — Ты кончишь на моём члене.

Я упираюсь головкой в её вход. Она подаётся вперёд в тот же момент, что и я, её тёплая, мокрая плоть жадно принимает меня.

— О, Кэш… — Её взгляд прикован к тому месту, где наши тела сливаются воедино. — Ты такой… чертовски хороший.

Я внутри всего на сантиметр, может, два, но её узкое, цепкое нутро уже заставляет меня судорожно втягивать воздух.

Наклоняюсь, чтобы поцеловать её, и медленно, сантиметр за сантиметром, погружаюсь до самого конца.

— Ты совершенна, милая.

Она издаёт тихий, высокий звук прямо мне в губы.

Продолжая удерживать её запястья, я опускаюсь на неё, напрягая мышцы пресса, чтобы не придавить её своим весом.

Ощущение её твёрдых сосков, впивающихся в мою грудь, сбивает меня с ритма, заставляет сердце колотиться в бешеном темпе.

Она такая чертовски мягкая. Везде.

Мягкая, но не боится показать эту мягкость мне.

И я теряю контроль.

Я откидываю бёдра назад, поднимаю голову и смотрю Молли прямо в глаза. Затем двигаюсь вперёд — жёстким, глубоким, но неторопливым толчком, от которого мы оба задыхаемся.