РОУЭН

Я остаюсь как вкопанный на подъездной дорожке, наблюдая, как моя мать закидывает последние свои и моей сестры вещи на заднее сиденье своего Range Rover. Я хочу пойти с ними, сбежать из ада, который я называю домом, но я не могу.

Он бы никогда этого не допустил.

Сжимая меньшую руку, зажатую в моей ладони, я перевожу взгляд на невинное лицо Айвин. Несмотря на то, что она всего на одиннадцать месяцев младше меня, ее голова едва достигает моего плеча. Мы совсем не похожи. В то время как мне достались смуглые черты моего отца, Айвин вся светлая; золотой лучик солнца, совсем как наша мать.

— Привет. — Я притягиваю ее взгляд к себе и чуть не разбиваюсь при виде этого. Река слез течет по ее надутым щекам. — Все будет хорошо. — Ложь срывается с моих губ, оставляя горький привкус на языке. — Я приеду навестить тебя. Я обещаю тебе.

Ее детские слова обжигают мою душу.

— Я не хочу оставлять тебя позади, Ри. Почему ты не можешь пойти с нами?

Прежде чем я успеваю рассказать Айвин очередную сказку, моя мама опускается передо мной. Ее аромат лаванды наполняет мой нос, и ее мягкие руки обхватывают мое лицо с обеих сторон. Затем, своим нежным прикосновением, она приближает мое лицо к своему и оставляет долгий, затяжной поцелуй на моем лбу. Она слегка отстраняется, и я заглядываю в ее налитые кровью глаза. Она не знает, что я слышал ее, но она провела большую часть этой недели в своей комнате, плача, борясь с собой из-за того, что оставила меня позади, одного и беззащитного перед самим дьяволом. У нее нет выбора, и я это осознаю. Габриэль Кинг никогда бы не позволил ей уехать со своим наследником мужского пола. Он убил бы ее, если бы она хотя бы попыталась.

— Мне очень, очень жаль, mo rí beag — мой маленький король. — Я одновременно любил и ненавидел, когда она называла меня так. — Хотела бы я взять тебя с собой.

Мои ладони накрывают ее руки, когда я слегка киваю ей.

— Не волнуйся, мама. Со мной все будет в порядке. — Мои слова должны успокоить ее, но даже я знаю, что в них очень мало убежденности.

Одинокая слеза скатывается из ее глаза, медленно скользя по щеке, пока, наконец, не останавливается на краю губы.

— Ná lig do dhorchadas d’athar do sholas a ghditheroid. Tá grá agam duit, Rohan. — Не позволяй тьме твоего отца украсть твой свет. Я люблю тебя, Роуэн.

— Grá tú níos mó. — Люблю тебя еще больше.

— Однажды я вернусь за тобой.

Она солгала.

Едва осознаваемый, мускусный, влажный запах плесени проникает в мой нос, когда я пытаюсь разлепить веки. Все мое тело болит, избитое, в синяках и крови от многочасовой боли, причиняемой моим сукиным отцом-садистом.

— Ты всегда был слабым. — Его рев грохочет, как гром, отражаясь от стен подвала. — Таким же, какой была твоя мать-шлюха. — Он замахивается деревянной бейсбольной битой, ударяя ею по моей грудной клетке. Громкий треск эхом разносится по пустоте, и я рычу от боли, но держу рот на замке.

— Один вкус киски Райан, и ты думаешь, что сможешь наебать меня? — он продолжает, приветствуя другую мою сторону таким же щелчком.

Боль мучительна, но я не доставляю ему удовольствия видеть мою реакцию. Я напрягаю черты лица, крепко стискиваю зубы и сохраняю невозмутимость. Он подходит ближе, опускаясь на уровень моих глаз. Поставив биту вертикально между ног, он опирается на ручку, используя ее для поддержки, когда присаживается на корточки.

Направляя свой убийственный взгляд в его сторону, я смачиваю пересохшую, разбитую губу движением языка. Медный вкус крови радует мои вкусовые рецепторы, но я подавляю ощущение жжения.

— Восприятие, старик. — Мои слова срываются с моих губ с трудом. — То, что ты можешь считать моей слабостью, — я делаю паузу, осторожно втягивая воздух и борясь с обжигающей болью в груди, — я считаю своей величайшей силой.

— Ты ошеломляешь меня своими иллюзиями. Я говорил тебе однажды и тысячу раз после, что женщина Райан — это дорога с односторонним движением к падению короля.

Приподнимая бровь, я издаю натянутый смешок.

— Это мы еще посмотрим.

— Не будь самоуверенным, мальчик. — Он проводит языком по передним зубам. — Мой сын — тот, кто должен был быть рядом со мной все это время — прибудет в любой момент, привезя с собой твою драгоценную зависимость.

Мое дыхание застревает в легких. Не секрет, что последнее, что я хотел сделать этим утром, это оставить Сиршу одну и без защиты в ее большом пустом доме. Конечно, одно дело сунуть ей в руку "Глок" и потребовать, чтобы она выстрелила в любую несчастную киску, которая войдет в дверь без приглашения. Но совсем другое ожидать, что она сделает это без колебаний. Сирша наивно относится к наследию, в котором она родилась. Она ничего не знает о том, каково быть королевой среди своей армии королей — королей, которые убили бы ее, не задумываясь, за место на ее троне.

Лейнстерский синдикат хочет то, что принадлежит ей по праву, и они пойдут на все, чтобы потребовать это. В ту секунду, когда я вышел из ее дома, я понял, что оставить ее было никудышной идеей. Я просто надеюсь, что Айдон сделал то, о чем я просил, потому что если Доннак доберется до нее первым… трах.

— Давай посмотрим, насколько ты силен, когда я разорву твою маленькую шлюшку на части прямо у тебя на глазах. Ты ослушался меня, мальчик. И это не останется безнаказанным.

Поднимая биту, он использует заглушку на кончике, чтобы наклонить мой подбородок.

— Ты выбрал не ту сторону, Роуэн. Я не знаю, кому ты помогаешь, но я выясню. Это я могу гарантировать.

Мои плечи пульсируют от вытянутых рук, прикованных к стенам этого темного подвала, но это не мешает мне дергать за кандалы, стянутые вокруг моих запястий. Мои колени болят от того, что я стою на коленях на твердом, влажном бетоне подо мной, и хотя мне требуется вся моя сила, чтобы высоко держать свою тяжелую голову, я это делаю. Потому что я ни за что не позволю этому ублюдку победить.

— Я-я собираюсь у-у-убить тебя, черт возьми.

— Твои угрозы ничего не значат, мальчик. На случай, если ты забыл, у тебя здесь нет власти. Киллибегс — мое королевство.

Вот тут ты ошибаешься. Киллибегс принадлежит ей, как и я.

Посасывая свой язык, я собираю достаточно влаги, чтобы плюнуть ему в лицо. Он проводит руками по щеке, изучая меня опасным взглядом.

Закончив с полным отвращения разговором, он поднимается на ноги и поворачивается к столу, примостившемуся в углу, в поисках следующего орудия пытки. Чем дольше он медлит, тем быстрее поднимается моя грудь, вырываясь из легких тяжелыми вдохами.

Когда он поворачивается ко мне с кожаным ремнем, болтающимся в его руке, в моей голове проносятся воспоминания детства, держащие меня в заложниках.

С каждым его шагом я борюсь с тем испуганным маленьким мальчиком, которым я когда-то был, умоляя его не вырываться на свободу. Мы — это не он, больше нет. Я напоминаю себе. Теперь мы сильнее. Не дай ему победить. Маленький мальчик внутри меня борется со слезами, но я напоминаю ему, что он у меня есть.

Меня зовут Роуэн, гребаный Кинг.

Я — сила.

Я есть верность.

Я требую уважения.

Цепи звенят, когда я бьюсь, используя всю свою силу, чтобы вырваться из захвата. Но это чертовски бессмысленно. Я в ловушке.

— Можно подумать, ты уже понял, что все эти ссоры ни к чему тебя не приведут. — Он обходит меня кругом, останавливаясь за моей спиной.

— Твою мать… — Кожа трескается о мой позвоночник, толкая меня вперед, когда ожог обжигает мою кожу.

— Ты неуважительный маленький сукин сын. Наследник, которым ты должен был стать, должно быть, скатился по ноге своей матери.

Он не сдается. Удар за ударом, оскорбление за оскорблением, все это портит мою обнаженную кожу рельефными рубцами, одновременно наживаясь на моем психическом состоянии.