Мила тяжело вздохнула и поплелась к двери.

— Ладно. Но можно МакКенна почитает с нами «День, когда единороги спасли мир»?

У меня сжалось сердце. Я обвинил МакКенну в эгоизме, но на самом деле, настоящим эгоистом был я. Я хотел, чтобы все эти сладкие моменты с Милой принадлежали только мне.

— Это зависит от МакКенны, — сказал я. — Может, ей хочется тишины и покоя.

Мила тут же повернулась к ней.

— Ты должна послушать эту историю! Там про Честера и его друзей, которые спасают мир от тролля, живущего в пещере над их долиной. Он хочет украсть у них рога, потому что в них есть магия!

— Если ты расскажешь ей весь сюжет, читать уже не будет смысла, — сказал я, едва сдерживая улыбку.

МакКенна наклонила голову, наблюдая за нами, а потом тихо сказала:

— Я бы с удовольствием почитала с вами.

— Да-а-а! — Мила снова сделала свой победный жест, а затем закружилась и вылетела из комнаты. — Я быстро умоюсь!

— Не забудь почистить зубы! — крикнул я ей вслед.

— Не забуду, не забуду!

Я повернулся обратно, и увидел, что выражение лица МакКенны смягчилось.

— Ты потрясающий отец, — сказала она тихо.

Я провёл рукой по бороде.

— С ней это легко.

Она кивнула, затем посерьёзнела.

— Спасибо, что позволил мне остаться. За то, что дал шанс узнать её.

Я переступил с ноги на ногу. Её присутствие в доме по-прежнему делало меня неуютно.

— Думаю, пока не стоит рассказывать ей о твоей связи с ней. Она знает, что Сибил — её мать, но после того, как визиты прекратились, она её ни разу не видела. Думаю, она даже не помнит её.

— Как ты скажешь, — кивнула МакКенна.

Но что я действительно считал лучшим? Вернуться на неделю-две назад и сделать так, чтобы ни МакКенна, ни Сибил никогда не появлялись в УиллоуКрик.

Но где-то в глубине моего сознания шептал тихий голос, называя меня лжецом. Потому что, увидев МакКенну в своём доме, рядом с Милой, я вдруг снова вспомнил, чего хотел, когда впервые нашёл свою дочь. Я надеялся, что однажды расскажу МакКенне о её сестре, и она вернётся в Уиллоу Крик. Что мы сможем стать семьёй, о которой я когда-то мечтал.

Я тут же задавил эту мысль, спрятал её обратно туда, где она лежала все эти годы.

Я был на сто процентов уверен, что не могу позволить себе надеяться.

Маккенна

В глазах Мэддокса сегодня вечером было что-то другое. Не только злость прошлой ночи и не только горечь, которую я видела сегодня днём. За страхом скрывалось что-то ещё — что-то похожее на смирение. И, может быть, даже на того самого демона по имени надежда, которого я всегда старалась изгнать.

Он отвернулся, выходя из гостевой комнаты.

— Переоденусь, пока королева не потребовала нас к себе.

Уголки моих губ дёрнулись вверх, когда он ушёл.

Я осмотрелась. Комната была светлой, женственной — розовый туал гармонично сочетался с тёмным деревом и белым кружевом. Я не могла представить, чтобы Мэддокс сам её обставил, и подумала, не постаралась ли тут мисс Рианна. Эта мысль неприятно сжала желудок. Мне не следовало ревновать.

Он мог и не быть женат, но наверняка у него была девушка. Мужчина, такой привлекательный, добрый и успешный, как он, притягивал людей к себе. Он обладал этим даром ещё в школе. Тогда он был в хороших отношениях со всеми — с разными группировками, но предпочитал избегать их, чтобы проводить время со мной.

Я сняла обувь, открыла чемодан, когда в комнату запрыгала Мила.

На ней была пижама с радужными узорами.

— Ты готова к самой лучшей истории на свете? — спросила она, и я не смогла сдержать улыбку от её энтузиазма.

— Я всегда готова к хорошей истории, — ответила я.

Она схватила меня за руку своей крошечной ладошкой и потянула за собой в соседнюю комнату.

Я вошла внутрь и тут же застыла на месте, издав смешок.

Комната была настоящим калейдоскопом цветов. Радуги повсюду. Как будто мультяшный мир лопнул, словно водяной шар, и разлетелся по всей комнате.

— Вау, — выдохнула я, а улыбка Милы стала такой широкой, что казалось, она сейчас разорвёт ей щёки.

— Тебе нравится моя комната? — спросила она. — Папа сказал, что это перебор, но потом добавил, что это моё пространство, и я могу делать с ним всё, что хочу… если обещаю, что он больше никогда не наступит на Лего.

Я рассмеялась. Почему-то этот смех был для меня неожиданным.

Любовь, которой он её окружил, была такой… светлой. Раньше мне казалось, что её слишком балуют, но это было неправильное слово. Она не была избалованной. Она просто светилась, разбрасывая вокруг себя радость. И радуги.

Мой смех подхватил её, хотя она, кажется, даже не понимала, что именно её так веселит. Может, это была её эмпатия, о которой говорил Мэддокс? Или просто заразительность смеха?

— Что такого смешного? — раздался позади нас его глубокий голос.

Я развернулась, улыбка ещё не успела сойти с моего лица, и увидела перед собой самого расслабленного Мэддокса из всех, что я знала.

Мягкая футболка обтягивала его мощные бицепсы. Серые спортивные штаны висели низко на его бёдрах. Когда он скрестил руки на груди, я увидела полоску загорелой кожи и мужские тёмные волоски, исчезающие под поясом.

Во рту пересохло.

Смех замер.

Я сжала кулаки, сдерживая порыв прикоснуться к нему. Куда угодно. Повсюду. Почувствовать его тепло, его силу, утонуть в том свете, который всегда был в нём. В безопасности, которую я знала только в его объятиях.

Воздух между нами был заряжен.

Его взгляд упал на мои губы. Я машинально их облизнула, будто готовясь к тому, что он их завладеет. В его глазах вспыхнул жар, он сглотнул, переступил с ноги на ногу, заставил себя посмотреть вверх, туда, где на потолке голубое небо и пушистые облака пересекали разноцветные полосы.

— Папа, ты должен сесть здесь, — голос Милы вывел нас обоих из транса.

Она устроилась под одеялом, привалившись к подушке у изголовья кровати, и указывала на место рядом с собой.

— А МакКенна, ты сядешь сюда.

Она указала на другую сторону.

Кровать была полноценной, а не односпальной, но для троих нас всё равно было тесновато. Это не остановило никого из нас. Мы послушно заняли свои места, забравшись под одеяло.

Мэддокс закинул руку за нас, пытаясь удержаться на кровати, и я чувствовала его тепло у себя за шеей, хотя он меня и не касался.

Мила открыла потрёпанную книжку и посмотрела на отца.

— Все голоса сегодня, папа. МакКенна должна услышать весь опыт Честера!

Мэддокс театрально вздохнул, явно подыгрывая ей.

— Не знаю, Букашка… мой голос сегодня устал.

Она прищурилась.

— Папа! Это её первое путешествие с единорогами! Ты обязан делать голоса!

— Ладно, ладно. Но все ржания — твоя обязанность.

Мила кивнула, устраиваясь поудобнее, закинула одну руку на его предплечье, другую просунула мне под локоть, притягивая нас троих ещё ближе друг к другу.

Меня накрыло лавиной эмоций. Сладость момента. Иллюзия того, что мы семья. Это больнее всего, что я испытывала за долгие годы. Может, с тех пор, как я сказала Мэддоксу перестать звонить. Может, с того момента, как простилась с ним на ступенях общежития и велела не возвращаться. Я была такой глупой. Отказалась от столь многого ради причин, которые теперь казались мне смехотворными. Ради мечт, которые теперь рушились и исчезали.

Пока Мэддокс читал книгу, я слушала, зачарованная, так же, как и Мила. Он менял интонации, подстраиваясь под темп истории, под голоса персонажей, под эмоции, которые требовал сюжет. Его ничуть не смущало, что я его слушаю. Скорее, он вообще забыл о моём присутствии, полностью погружённый в шоу, которое от него требовала дочь.

Мила хихикала, вздыхала, её пальцы сжимались, когда тролль запер всех единорогов в своём подземелье. Хотя она наверняка читала эту историю тысячу раз, она всё равно чувствовала её.

Я задумалась, каково это — чувствовать так сильно.