Я брошу службу, семью, всё… лишь бы Мила осталась со мной.

Маккенна

Гнев и боль бурлили внутри меня, пока я ехала обратно к ранчо. Дождь хлестал по лобовому стеклу, удары капель звучали глухо и тяжело — в них уже чувствовались снег и град. Гнев отступил на второй план, уступив место беспокойству. В Калифорнии мне никогда не приходилось водить машину по снегу — я не жила в горах, а в Теннесси, когда была подростком, у меня вообще не было машины. В школу я ходила пешком, а после того, как Мэддокс получил права, всегда ездила с ним.

Я сбавила скорость почти до черепашьего шага, и вскоре за мной выстроилась целая вереница машин — тех, чьи водители привыкли к погоде Теннесси. Волнение спало, когда впереди показались ворота ранчо. Я подъехала и поняла, что не знаю, как попасть внутрь.

Нажала на кнопку интеркома, встроенного в один из столбов, и через секунду раздался голос Евы.

— Эй, это МакКенна. Всё ещё в силе, что я могу переночевать тут ещё одну ночь?

Я очень на это надеялась, потому что мои вещи остались в квартире. После того как я сбежала из дома утром, я приняла душ, переоделась, а потом поехала в город, проведя несколько часов в поисках Мэддокса.

В участке его не оказалось, и моя злость вспыхнула с новой силой, когда дежурный заместитель отказался сказать, куда он ушёл. Я проехала мимо его дома, а потом сделала ошибку — свернула к бару. Но хуже всего было то, что по пути я увидела дуплекс, в котором мы жили с мамой. Я припарковалась напротив и долго просто сидела, погружённая в воспоминания, которые, как мне казалось, я похоронила в снежном поле.

Но они не исчезли.

Мой терапевт в Дэвисе пытался помочь мне отпустить прошлое, но некоторые вещи просто невозможно вычеркнуть.

Сидя там, я смотрела на каждую шрамированную линию на своём теле, вспоминая, как получила каждую из них. Вспоминая страх, который поднимался волной всякий раз, когда мама теряла контроль. И каждый раз я задавалась вопросом: а вот сейчас? Это тот самый раз, когда она убьёт меня?

Из-за своего детства я поклялась, что никогда не стану врачом, который закрывает глаза. Я буду сообщать о каждом случае насилия, который увижу.

И именно это разрушило мою карьеру.

И принесло ещё больше угроз.

Но я никогда не смогла бы стоять в стороне, зная, что кто-то страдает так же, как страдала я. Особенно если речь шла о моей сестре.

Одна мысль о том, что мама родила ещё одного ребёнка, вызывала у меня тошноту. Я бы не позволила Милле вырасти так, как выросла я. Если бы мне сообщили о ней, я бы сделала всё, что угодно, чтобы защитить её.

Но у меня не было этого шанса.

И от этого во мне бушевала смесь благодарности, разочарования и ярости.

— Конечно, оставайся, — сказала Ева, вырывая меня из темноты мыслей. — Сейчас открою ворота и подойду к тебе в квартиру, дам карту-ключ, чтобы ты могла свободно входить и выходить.

— Спасибо тебе, — сказала я, вкладывая в эти слова всю искренность.

Я подъехала по аллее, припарковалась у амбара, как и прошлой ночью, и бросилась наверх, пока ледяной дождь хлестал меня по спине. К тому моменту, как я добралась до квартиры, я была промокшей до нитки.

Я не взяла с собой пальто, когда уезжала утром, и теперь платье-свитер стало тяжёлым от воды.

Скинув мокрые сапоги у двери, я направилась в спальню, достала из сумки фланелевые штаны и футболку с длинным рукавом. Пока я стирала макияж, в дверь постучали.

Я открыла — на пороге стояла Ева, вся в дождевой экипировке, с каплями воды, стекающими с плаща.

Она вошла, капая на плиточный пол, и протянула мне пластиковую карту.

— С этим сможешь заходить и выходить, когда захочешь. Но ты правда остаёшься только на одну ночь?

Я отвела взгляд.

Всё было слишком запутанно. Я хотела узнать свою сестру. Я хотела понять, почему она с Мэддоксом. И больше всего я не хотела возвращаться в тот хаос, что остался в Калифорнии.

Угрозы доктора Грегори висели надо мной, скручивая живот тем же самым ощущением, что когда-то вызывала мама.

— Не знаю, — честно ответила я.

— Райдер написал мне о том, что случилось в баре, — сказала Ева. — Прости, что Мэддокс наговорил столько гадостей. Уверена, это просто алкоголь. Он сейчас почти не пьёт, максимум иногда пиво. Он посвятил свою жизнь защите других, но ты… ты воплощаешь его самый большой страх. Потерю её.

Я качнулась на носках, нервно теребя волосы.

Грусть и вина пронзили меня, когда я вспомнила выражение его лица. Его слова. Я снова впустила в себя эту проклятую надежду. И снова получила нож в спину.

— Я понимаю, почему он меня ненавидит, — наконец выдохнула я. — Я заслужила это. Но отказывать Милле в семье…

Я покачала головой, пытаясь стряхнуть эмоции.

— В этой истории больше, чем он тебе рассказал сегодня, МакКенна, — сказала Ева. — Думаю, когда он протрезвеет и придёт в себя, он сам расскажет тебе правду.

Тишина повисла в воздухе. Разбила её снова Ева.

— Мила была права. Тебе стоит остаться на День благодарения. Правда, в понедельник с Сэди приедет куча её друзей из университета, а в домиках бардак из-за ремонта. Но если я смогу вытащить голову Мэддокса из его собственной задницы, у него ведь есть гостевая комната. Ты могла бы провести время с Милой.

Вернуться в дом, который я сначала приняла за дом Трэпа? Это означало не только быть с Милой, но и с Мэддоксом. И я была чертовски уверена, что для нас обоих это не лучшая идея. Между нами лежало слишком много боли. Моя. Его. Ошибки, которые мы оба совершили.

Что бы я сделала, если бы он продолжал приезжать в Калифорнию до того, как я встретила Керри? Если бы он появился у меня в общежитии или у двери в квартиру? Смогла бы я захлопнуть перед ним дверь? Вряд ли. Но он не пришёл. Он выбрал свою жизнь здесь так же, как я выбрала свою там. Он был так же ответственен за то, что нас разнесло в разные стороны, как и я.

К тому моменту, как в моей жизни появился Керри, наши сообщения и звонки уже стали неловкими и натянутыми из-за всех слов, которые мы больше не могли сказать друг другу.

Я всегда думала, что это полностью моя вина — всё, что произошло между нами. Но он никогда по-настоящему за меня не боролся. Один единственный звонок, за которым ничего не последовало. И теперь выясняется, что он скрыл от меня Милу. Это было нечто большее, чем раненая девчонка, отталкивающая парня. Он лишил меня единственного, чего у меня никогда не было — семьи.

— Думаю, это не сработает, Ева, — тихо сказала я.

Она протянула руку и легонько похлопала меня по щеке влажными от дождя пальцами.

— Поверь мне. Я знаю своих детей. Я знаю, что для них лучше.

Она развернулась к двери, разбрасывая капли воды, а потом снова обернулась.

— Ты хоть ела сегодня? Выглядишь так, будто вообще никогда не ешь.

— Да, — солгала я, встречая её взгляд с уверенностью, которой не чувствовала.

Если бы я призналась, что с утра не съела ничего, кроме блинов, она настояла бы на том, чтобы накормить меня снова. А мне нужно было побыть одной. Осмыслить всё, что произошло с тех пор, как я вернулась в Уиллоу Крик.

Её глаза сузились — не была уверена, верит ли мне.

— Правда, я в порядке. Спасибо.

Она кивнула.

— Завтрак в девять. Но предупреждаю сразу — вся наша компания будет помогать с выпечкой пирогов. День второй.

Она ушла, а я прислонилась к двери, оглядывая тихую комнату, сердце бешено колотилось.

Телефон зазвонил. На экране высветилось улыбающееся лицо Салли. Боже, я уже скучала по ней.

— Привет, — сказала я, отвечая на звонок.

— Ну, как там Теннесси? — спросила она.

Я легла на диван и провела следующие полчаса, рассказывая ей обо всём, что произошло, за исключением угроз доктора Грегори.

— Ого, — сказала Салли. — Когда у тебя в жизни все взрывается, так прямо ядерным ударом.

Я вздохнула, сжимая в руках подушку.