Я не раз говорил ему, что это пожарная опасность, но, учитывая, что инспектор по охране труда округа сидел в одном из кабин со своей женой, дядя явно мог не переживать о штрафах. В этом городе всё так работало. Когда я был просто заместителем шерифа, я мог закрывать на это глаза. Но с тех пор как меня выбрали, делать это стало сложнее.

Люди округа Уинтер доверились мне. Может, потому что шериф Хаскетт перед уходом с поста выдвинул меня своим преемником. А может, потому что семья Хатли жила в Уиллоу Крик со времён его основания. Как бы там ни было, они рискнули, выбрав двадцатисемилетнего парня, и я провёл последние двенадцать месяцев, доказывая, что это было правильное решение.

Когда мы с Вилли уже подходили к двери, Райдер крикнул:

— Вернёшься к нам после того, как отвезёшь его домой? Выпьешь пива?

Я покачал головой.

— Да ладно тебе, Мэддокс! Одна кружка! — подхватила Джемма.

После такого дня у меня не было никакого желания сидеть в баре и болтать с братом и сестрой. Если бы он не был всего в паре кварталов от дома, когда поступил вызов, я бы вообще поручил разобраться с этим кому-нибудь из заместителей.

Но теперь, когда мой гражданский долг на вечер был выполнен, у меня оставалась одна-единственная цель.

Добраться домой к своей девочке.

Я усадил Вилли на пассажирское сиденье своего старого, покрытого ржавчиной зелёного Бронко и тут же пожалел, что не поехал на служебном пикапе. Но утром меня потянуло именно к Бронко — как это бывало каждый год в этот день.

День, который я пытался игнорировать… и каждый раз терпел неудачу.

Я отвёз Вилли в его небольшую квартирку над гаражом — это здание принадлежало его семье почти столько же лет, сколько моё ранчо принадлежало моей. Потом направился к своему бунгало в стиле 50-х, всего в двух улицах оттуда. Три года упорного труда, и теперь дом выглядел именно так, как мне хотелось. Светло-жёлтый фасад с новым слоем краски, свежие чёрные ставни на многосекционных окнах, обожжённо-оранжевая дверь, словно приглашая войти. В углу крыльца висели качели — они были там с самого начала, и я их оставил.

В холле мягко горел свет антикварной лампы, заливая тёмные дощатые полы теплым оттенком. Я вошёл, повесил свою пострадавшую шляпу на крючок у двери. Из гостиной доносился приглушённый звук работающего телевизора.

Рианна подняла взгляд с кожаного дивана — того самого, на который я угрохал целое состояние.

Её ярко-красные губы растянулись в тёплой улыбке, а на тёмно-коричневой коже только-только начали появляться первые морщинки, несмотря на то, что она была ровесницей моих бабушки с дедушкой. Чёрно-белые завитки её волос были спрятаны под ярко-синим платком, усыпанным рисунками утят. У неё была целая коллекция таких — я был уверен, что ей хватило бы на каждый день года.

— Как она? — спросил я.

— Как всегда. Притворяется, что спит, но на самом деле ждёт тебя, — ответила Рианна, выключая телевизор и вставая.

Сегодня она была в мягких джинсах и длинной тунике — куда более непринуждённый вид, чем тот, в котором я помнил её, когда был в третьем классе. Тогда, когда мне было восемь, я её обожал. Теперь, когда она сменила школьный кабинет на помощь мне, я любил её почти так же, как маму.

— Ты пахнешь, как винный погреб, — она скривила нос, но в глазах плясал смех.

Я устало вздохнул, провёл рукой по щетине, пропитанной алкоголем, и поморщился.

— Пришлось вытаскивать Вилли из МакФлэннигана, пока он там всё не разнёс.

Лицо Рианны посерьёзнело.

— Бедняга. Тяжело ему далась эта потеря.

Я кивнул. Именно поэтому я отвёз его домой, а не бросил отрезвляться в камере. Я знал, что значит стоять и смотреть, как уезжает твоя женщина. Сейчас эта боль уже не раскалывала меня изнутри, но сегодня… Сегодня она снова ударила по мне так, словно это было вчера, а не десять лет назад.

Рианна собрала вещи, и я проводил её до двери.

— Попробуй завтра отдохнуть. Увидимся в воскресенье, — сказала она перед уходом.

Технически у меня был целый день выходного. Но в округе Уинтер, где всего двенадцать человек удерживали единственное полицейское управление, выходной означал немного меньше работы, но не её отсутствие. В нашем городке преступности было немного, но хлопот — хоть отбавляй. В один момент ты ловишь сбежавших кур, в следующий — отбираешь пиво у несовершеннолетних у озера.

Но главной головной болью были Вест Гирс — мотоклуб, который обосновался в горах, прямо у границы округа, и занимался там наркоторговлей и складированием краденого. Именно они сделали этот день чертовски долгим.

Я пошёл по коридору, но замедлил шаг, проходя мимо комнаты Милы. Она ожидала, что я приду и лягу с ней, но вонять виски рядом с ней мне совсем не хотелось.

Поэтому я прошёл дальше, в ту единственную комнату, куда не позволил маме и сёстрам совать нос. Спальня была таким же отражением меня, как, пожалуй, ни одно другое место в этом доме. Тёмное дерево, тёмно-синие ткани, чёрно-белые фотографии озера и ранчо.

Я запер оружие в сейфе, принял душ в ванной, наполненной ароматом тикового дерева и свежести, натянул спортивные штаны и длинный лонгслив и босиком направился к Миле.

Тихо повернул ручку в тщетной надежде, что она действительно уснула. Но стоило мне войти, как она молниеносно нырнула под одеяло.

Её комната выглядела так, будто радуга её… вытошнила. Она была одержима ими. Уговорила меня покрасить белую спинку кровати в радужные полосы. Повсюду ночники пастельных цветов, а в углу, на кресле, громоздились плюшевые единороги. Всё в её комнате казалось ожившей сценой из мультфильма.

Я пересёк белоснежный ковёр из искусственного меха и остановился рядом с кроватью, покрытой радужным одеялом, от которого сыпались блёстки, словно шерсть во время линьки.

— Ну вот, Мила спит. Значит, мне не придётся читать «День, когда единороги спасли мир» в тысячный раз, — протянул я.

Одеяло резко откинулось, и пара пшенично-золотых глаз уставилась на меня из-под густых, почти чёрных бровей, контрастировавших с её медово-блондинистыми, вьющимися локонами.

— Я не сплю, папа! Ты должен мне прочитать! Иначе я не засну!

В её сладком голосе прозвучала лёгкая жалоба, а губки надулись, и у меня непроизвольно дёрнулся уголок рта. Я громко, с преувеличенной драматичностью вздохнул, посмотрел на потолок, словно обдумывая печальную судьбу своей жизни, а потом протянул руку и взял книгу с её тумбочки.

— Двигайся, — сказал я, будто бы это не был наш каждодневный ритуал.

Мила откинула одеяло и пододвинулась, давая мне место. Я скользнул в постель рядом с ней, и её крошечное, пятигодовалое тельце тут же прижалось ко мне. Я обнял её, прижав к себе крепче. От неё пахло ягодным шампунем, который мама купила ей на день рождения, а на ней были пушистые пижамные штаны в розовую полоску — подарок от моей сестры. Тёплая, уютная, с мягкой ладошкой, которая легла мне на руку. Одно её присутствие заполняло моё сердце до предела.

— Как прошёл твой день? — спросил я.

— Я узнала, что буква «Л» говорит «лллл», как в слове «лев», и что пять плюс два — это семь. А семь — это мой день рождения, поэтому миссис Рэндалл разрешила мне взять указку и вести класс в песне про алфавит.

Детский сад. Моя малышка пошла в детский сад в конце августа. Я не ожидал, что оставить её там и уйти будет так тяжело. Я ведь уходил от неё каждый день на протяжении четырёх лет, что она была моей. Но это было совсем другое. Оставлять её с Рианной — это одно. А вот приводить её в класс, полный детей, которых я не мог гарантировать добрыми, и взрослых, которые были для меня незнакомцами — совсем другое.

Я пробил по базе директора и всех учителей, чтобы убедиться, что среди них нет каких-нибудь подонков. Хотя я прекрасно знал, что государство не выдаст лицензии преступникам. Но всё равно. Я тогда слегка поехал кукухой на пару дней. Единственное, что делало это проще, — видеть, что Мила действительно любит ходить в школу.