Я слишком долго вглядывался в это грозное розовое сияние, размышляя о вулканах, и Гринбауме, и всей этой гигантской огненной мышеловке, которая могла захлопнуться в любой момент.

«Два вулкана подряд,- осенило меня,- как раз и означают, что Гринбайм заблуждался. Венера освобождается от внутреннего жара».

- Ты брызгаешь на обломки! - закричал Фукс мне прямо в ухо.

- Что?

- Истекатель! - заорал он, выходя из себя.- Ты заливаешь место катастрофы.

Расплавленный металл из «Гекаты», наконец дошло до меня. У корабля было устроено специальное отверстие на манер дюзы, сопла, сзади, на корме. Расплавленный металл вытекал, унося вместе с собой балласт и перегрев оболочки. Я парил сейчас над обломками, точно венерианская птица, усеивая планету своим гуано. Я в самом деле уже несколько раз попал в обломки. Серебристый металл тут же стекал с разбитой оболочки «Фосфороса» на раскаленный грунт. Несколько слитков залетели сквозь щели в разбитый громадный бункер газовой емкости и перекатывались там, точно капли ртути. Да, металл на этой планете мог иметь только жидкую форму, и меня спасало только то, что «Геката» сделана из устойчивых сплавов и металлокерамики.

- Выставь как следует нос! - наседал Фукс.- А то зальешь там все!

Фукс волновался, и его можно понять. Он чувствовал, что ничем не может помочь мне с мостика, кроме как добрым советом, приправленным матерщиной. Созерцая мои беспомощные попытки и представляя при этом, как сам лихо бы все устроил.

Представляю, как у него скакнуло давление во время моей навигации. А также потом, когда я носился кругами над местом катастрофы, унавоживая его расплавленным металлом.

Может, оттуда и странные линии на обломках, подумал я, но, бросив взор вниз, моментально понял, что это не так. Линии больше напоминали какой-то узор - словно нанесены легкой рукой художника, стремительно и изящно. Тонкие и, главным образом, прямые, они тянулись и вдоль, и поперек. Обливаясь потом, я сажал корабль. Пот градом катился со лба, и я уже пожалел, что у меня не густые черные брови, как у Фукса, или хотя бы такие тонкие и прямые, как у Маргарет, чтобы отводить со лба ручейки пота, струившиеся в глаза. Вентилятор работал на полную мощность, но это слабо помогало. Задерживаться здесь нельзя, за час организм будет окончательно обезвожен.

Итак, я опускал «Гекату» все ниже и ниже. И тут увидел такое, отчего у меня выкатились и полезли на лоб глаза.

Одна из линий, о которых я говорил и о которых спорили мы с Фуксом, стала двигаться. Несколько линий стремглав переместились, извиваясь, по раскаленным камням, сближаясь и соединяясь в точке, где остались разлитые лужи металла.

- У тебя осталось всего пятьдесят пять Минут,- раздалось предупреждение Фукса.- Потом ты должен покинуть это место.- Голос его звучал уже добрей, даже, я бы сказал, отечески.

- Ты видел! - запальчиво крикнул я, не обращая внимания, что перехожу на «ты».- Они двигаются!

- Кто они?

- Да! Разве ты их не видишь?

- Нет.

- Они ползут к свинцовым лужам, как ужи к блюдцу с молоком. Это что-то живое!

Фукс замолчал на некоторое время, затем отозвался:

- Я не вижу. Ничего там не двигается.

- Но я-то вижу! И смотри, как быстро! Как молнии.

- Этим займешься позже,- перебил он меня.- Сейчас двигайся к спасательной капсуле. Помни о времени. Минуты бегут быстро.

Кто-то из древних сказал: Memento mori. «Помни о смерти». Сейчас оба эти понятия оказались близки мне, как никогда. Для тех, кто оставался на «Люцифере», проходили минуты, а для меня - летели дни и годы. И каждое из мгновений могло оказаться роковым.

По плану предполагалось раскупорить спасательную капсулу при помощи манипуляторов и затем завести туда тем же манипулятором камеру, пристегнутую к борту на длинном шнуре, чтобы осмотреть внутренности капсулы. Но если Алекс оказался в ней в момент падения корабля, не лучше ли было поднять ее и забрать целиком, вместе с содержимым? Так можно было уберечь его тело от губительного воздействия венерианской атмосферы, пусть не от температуры, но от давления, бактерий и кислоты.

- «Геката» сможет поднять капсулу? - спросил я в микрофон.

Несколько секунд никакого ответа. Затем Фукс спросил:

- Как ты думаешь, сколько она весит?

- Понятия не имею,- признался я.- Тонну, наверное. Что-то в этом роде.

- Очень точно. Попал пальцем в небо,- ядовито сказал он.

- А сколько может поднять «Геката»?

Новая пауза. Я представил себе, как Фукс роется по файлам. В рубке становилось жарко, несмотря на все инженерные изыски Фукса, помогавшие выводить тепло. Вот это была, доложу вам, баня! Пот уже хлюпал в скафандре. Мне казалось, что его становится все.больше, а меня - все меньше, так что дойдет до того, что скоро я буду плавать в этом скафандре, как рыбка в аквариуме, мечась от одной педали к другой и захлебываясь в собственном поту. Мультипликационное какое-то мышление. Видимо, вызвано жарой. Мозги тоже понемногу таяли и превращались в маленькие сухие комочки. Что могут сообразить такие комочки? Только как выжить в таких условиях, больше их ничего не интересует.

- «Геката» может поднять четыре тонны,- ответил наконец Фукс.

Более чем достаточно.

- Значит, мы на верном пути,-объявил я.

- Давай,- согласился Фукс- Твори, выдумывай, пробуй. Думаю, в грузовом отсеке для нее хватит места.

- Значит, полный порядок. Сначала проверю гондолу, а потом уже зацеплю капсулу.

В наушниках раздался голос Маргариты..

-  Даже если твой брат в капсуле, Ван, -говорила она,- практически никаких шансов, что там осталось что-нибудь органическое.

Я был уже так близко от поверхности, что, казалось, мог дотронуться до нее. Жара крепчала.

- Ты имеешь в виду - одна пыль? - спросил я.

- Да. Боюсь, именно так,- объяснила она.- Это в лучшем случае, если он успел добраться до капсулы. Капитаны часто сообщают о себе лучшее, в утешение, чтобы за них не переживали. Вспомни мою мать.

- Да,- пробормотал я.- Она была настоящим капитаном. И все-таки я надеюсь на лучшее! -прокричал я, как заваленный пластом породы шахтер.- С вами все в порядке, капитан?