— Ее отец — Мортимер Вигго. Она прожила свою жизнь во тьме. Она заслуживает жизни, свободной от нее. Жизни, свободной от опасности, где она может видеть сны. Она заслуживает того, чтобы иметь возможность засыпать ночью и видеть сны, а не быть запертой в кошмарах темных воспоминаний.

— Может быть, ты мог бы дать ей это, — удивляет он меня.

Мне приходится улыбнуться, на мгновение, а затем покачать головой. — Ты же знаешь, я не могу.

На этом заявлении я встаю и ухожу.

Альфонсо снова заходит в мою гостиную с этим резким настроением. Я хотел увидеть его вдали от всех, поэтому я заставил его встретиться со мной дома.

Мне нужно поговорить об особых вещах.

Первый — проинформировать его о том, что происходит.

Массимо разрешил мне, но только потому, что мне кое-что от него нужно.

Мы сидим в гостиной, и у него тот взгляд, к которому я привык с детства.

Он выглядит обеспокоенным.

— Тристан, от всей этой напряженности у старика может случиться сердечный приступ, — размышляет он.

— Мне жаль, но ты не старый. Тебе едва исполнилось шестьдесят.

— В прошлом году мне исполнилось шестьдесят, и этот пролетевший год принес мне столько событий, что я стал старше еще на сто лет.

Я чувствую то же самое, поэтому не могу с этим спорить.

— Мне нужно поговорить с тобой о нескольких вещах. Не связанных с компанией. Ты был для меня как второй отец, так что я думаю, что доверяю тебе как таковому.

Он вздыхает, и его светло-карие глаза смотрят на меня с еще большим беспокойством. — Я глубоко ценю это и думаю о тебе как о сыне. Но ты же понимаешь, что пугаешь меня.

— Я знаю, и я не хочу этого делать, но я должен быть реалистом. Происходят серьезные вещи. Очень серьезные вещи, из которых я могу не выбраться. Альфонсо, мы нашли Мортимера Вигго, — говорю я, и у него отвисает челюсть.

— Что? Правда?

— Да. — Я быстро рассказываю ему о том, что произошло за последние несколько недель, и к тому времени, как я заканчиваю, клянусь, он выглядит старше.

— О Боже, — говорит он, поднося руку к виску. — У тебя его дочь?

— Да.

— Тристан, это все равно, что украсть яйцо из гнезда дракона.

— Вот почему я не говорил тебе до сих пор. Мы собираемся забрать его раз и навсегда в пятницу. Если все пройдет хорошо, то здорово, но если бы было так легко добраться до такого человека, я думаю, это уже было бы сделано. Я не ожидаю, что смогу вернуться.

— О чем ты говоришь?

— Альфонсо, мы должны быть реалистами. Я должен быть реалистом. Я ожидаю смерти, и это цена, которую я плачу за то, что я должен сделать. Поэтому я молюсь, чтобы не подвести ее. Я хочу, чтобы ты сопроводил ее обратно в Род-Айленд. Я доверяю тебе, поэтому и прошу. В последнее время доверие дается нелегко. Ты единственный человек, которому я могу доверять, чтобы он отвез ее домой в целости и сохранности.

Он кивает с признательностью.

— Тогда я тебя не подведу.

— Спасибо. Если со мной что-то случится, пожалуйста, убедись, что мои братья знают, что я их люблю. Я единственный брат, которому нечего терять. У Массимо есть Эмелия, и есть шанс для Доминика и Кэндис. Я планирую пожертвовать собой, если придется, чтобы облегчить им жизнь.

— Я все сделаю, — отвечает Альфонсо.

— Спасибо.

Изабелла

Аромат жасмина и фрезии щекочет мне нос. Вдоль всего окна этой комнаты стоят цветы.

Он такой же красивый, как и весь дом.

Я встречалась с братом Тристана ранее. Босс, Массимо.

Это было несколько часов назад.

Большую часть времени я находилась в комнате, просто размышляя о том, что мне теперь делать. Похоже, мне суждено стать легкой добычей.

Я не ела с тех пор, как мы приехали, так что тошнотворное чувство в желудке не должно меня удивлять. Как и головная боль, которая подкралась ко мне. И то, и другое — то, что вы получаете, когда не едите достаточно.

Просто слишком много всего происходит, и я на грани. Я на грани просто от того, что нахожусь здесь, зная, что Тристан в том же доме. Мы не разговаривали с прошлой ночи.

Снова ночь. Прошел еще один день, и я на шаг ближе к концу. Что наполняет мою душу тревогой, так это то, что я не знаю, как выглядит конец. Я не узнаю, как он будет выглядеть, пока не доберусь туда.

В мою дверь стучат. Я вздрагиваю от этого звука, потому что он прорезает тишину.

— Войдите, — кричу я. Я благодарна, что Кэндис вошла, но я прикусываю губу, когда вижу поднос с печеньем и кексами, который она несет в одной руке, и огромную банку мороженого в другой.

— Даже не пытайся сказать мне, что ты не хочешь есть. Ты не спустилась к ужину. Я не позволю тебе снова упасть в обморок.

Я хихикаю и снова чувствую благодарность за ее дружбу.

— Кэндис, ты как сахарная фея, — улыбаюсь я.

— Это прекрасно. Я счастлива ею быть. Пойдем, поедим. Эти маффины еще горячие, только из духовки.

Вот почему они так приятно пахнут.

— Спасибо, я поем.

Она подходит ко мне и ставит поднос на кровать.

— Я подумала, что мы могли бы посмотреть несколько фильмов, пока не устанем или не заснем.

Я улыбаюсь. — Это было бы круто.

— Ничто не отвлекает так, как немного сахара и отличный фильм. Что бы ты хотела посмотреть?

— Выбирай сама. Думаю, среднестатистический человек посчитает мой выбор фильмов скучным.

— Мне придется ответить тебе тем же, поскольку я смотрела, Унесенных ветром сто один раз и могу пересмотреть его еще несколько раз.

Я ахаю. — Что, тебе нравятся такие фильмы? Это как раз про меня.

— Ни за что.

— Да, так что знай, что я тебя победила, потому что я смотрела его двести раз.

Она начинает смеяться. — Это будет хорошо. Я никогда не встречала никого, кто бы увлекался классическими фильмами. Хотя мне нравится все.

— Моя мама заставила меня смотреть классические фильмы. Она любила их все.

— Для меня это было просто чем-то, чем я увлеклась. Чем старше фильм, тем лучше. Считай, что это разговор о фильмах. — Она сияет. — Видишь, хорошее отвлечение, хотя бы на сегодня. Тебе лучше от смеха?

— Да, я так считаю. — Я тянусь за кексом и начинаю есть. Вкус у него потрясающий, и он открывает мои вкусовые рецепторы, чтобы захотеть еще. — Они восхитительны.

— Спасибо. Ешь, у нас много. Я подумала, что это поможет тебе освоиться, особенно в чужом доме, и я… заметила, что ты весь день выглядела немного не в своей тарелке.

— Да… все снова изменится. В лучшую сторону.

— Изменения могут быть хорошими. Особенно, если они соответствуют твоим целям.

— Да. Я просто хочу… — Я слежу за тем, сколько говорю. Я не могу сказать много, если вообще могу что-то сказать.

Она протягивает руку и касается моей руки. — Я уверена, что все, что он решил сделать, было хорошо продумано, — говорит она, и я смотрю на нее.

Она сказала, он.

— Тристан, — поясняет она. — Скажи мне, чтобы я не лезла в чужие дела, если хочешь, но я чувствую, что ты грустишь из-за него, а не из-за ситуации. Я догадалась, что ты уже давно перестала хотеть сбежать.

Я тяжело вздыхаю и расслабляю плечи. — Это неправильно с моей стороны чувствовать что-либо.

— Почему? Кто сказал, что это неправильно? Особенно, если вы, казалось, нравились друг другу до того, как он тебя забрал.

— Я не знаю.

— Что он сказал? — она выглядит заинтересованной.

— Эта неделя — прощание. Вот, в общем-то, и всё. Это прощание, и я бы не хотела, чтобы это было так.

— Я знаю его, Изабелла, и уверяю тебя, он бы подумал о многом, прежде чем принять это решение. Я видела, как он посмотрел на тебя, и то, что я увидела, было его сердцем. Я не видела, чтобы он смотрел на кого-то таким образом.

Это очень много значит, слышать это. — Спасибо, что сказала.

— Это правда. Иногда полезно услышать то, что видят другие. Это то, что я увидела, когда посмотрела на него. — Она нежно сжимает мои руки. — Эта неделя будет очень трудной. Нам понадобится все, за что мы можем держаться ради надежды.