Я не могу думать о том, что нахожусь внутри нее снова, и мне нужно сосредоточиться.

— Извини, как ты думаешь, суп и хлеб заставят меня говорить? — парирует она. Ее взгляд становится более напряженным, словно она может бросить мне вызов.

Я вижу, что потряс ее тем, что произошло сегодня утром, но я ничего об этом не скажу.

— Я не позволю тебе погибнуть у меня на глазах, прежде чем я получу от тебя то, что мне нужно узнать. Ешь.

— Тебе нужно меня отпустить, — говорит она.

— Нет.

— Это смешно. Я ничего тебе не сделала, чтобы заслужить это.

— Я уверен, ты прекрасно знаешь, как обстоят дела. Если ты хочешь свободы любого рода, ты скажешь мне, где твой отец.

— Иди на хер, — резко отвечает она. — Я же сказала, что не знаю, где он.

— И это звучит как чушь.

— Мне все равно, как это звучит для тебя, отпусти меня! Как ты можешь так со мной поступать? Отпусти меня, черт возьми!

— Нет! — кричу я, но эта женщина — боец.

Я в шоке, когда она не отступает. Вместо этого она хватает тарелку с хлебом и бросает ее в меня.

Я недооценил ее, и вот почему чертова пластина ударила меня прямо в лоб. Внезапная паника в ее глазах говорит о том, что она тоже недооценила себя и не подумала, прежде чем ударить. Острая боль от удара пронзает мою голову, но я отталкиваю это чувство в сторону, чтобы последовать за ней, когда она срывается на бег.

Она успела сделать два длинных шага, прежде чем я ее схватил.

— Отпусти меня, чудовище, — вопит она, дергая и пиная ноги.

Чудовище…

Да. Я знаю, что я такой, но мне нормально это знать. Когда я слышу слова, слетающие с губ дочери моего врага, я теряю голову. Я, блядь, теряю рассудок и крадусь обратно к кровати, волоча ее за собой, пинками и криками.

— Монстр, — она продолжает кричать, не зная, что ей, блядь, следует это прекратить. Все в порядке, я точно знаю, что здесь делать.

Я сажусь на край кровати и перетаскиваю ее через колено. Это дурацкое платье уже почти до половины ее бедер, так что мне не составит труда поднять его до конца и обнажить ее идеальную задницу.

Черт, это идеально, и я должен ее наказать. Но я не могу не думать, что у нее идеальная задница для хорошей порки и траха. Она твердая и круглая, и она принимает первый удар моей руки именно так, как я себе представлял. Она трясется ровно столько, сколько нужно, и манит меня сделать это снова.

Еще один шлепок по ее округлым щекам заставляет ее кожу покраснеть, и на ней проступает отпечаток моей руки.

Вид и звук ее криков снова заставляют мой член твердеть.

Я даю ей еще одну пощечину, и она кричит. Вот тогда я останавливаюсь.

— Тристан, — зовет она меня по имени, и это развеивает сексуальные мечты, затуманившие мой разум.

Вместо этого я сосредотачиваюсь на звуке ее хныканья у меня на руках.

Это все чушь. Возвращение сюда только разозлило меня и заставило снова захотеть ее трахнуть. Думаю, она должна это знать, потому что она никак не могла не почувствовать твердость моего члена. Она лежит прямо поперек него.

Разъяренный, я стаскиваю с нее платье через задницу и несу ее к стене. Я не могу сделать то, что мы делали раньше. Я не могу этого сделать. Я не могу потерять рассудок и вести себя как какое-то животное.

Ей нужно меня бояться. Ей нужно знать, что я настроен серьезно, и ей нужно сказать мне, где ее отец.

Изабелла смотрит на меня в полном шоке, пока я достаю из заднего кармана наручники. Я собирался использовать их, чтобы напугать ее, а теперь я действительно собираюсь их использовать. Я приковываю одну руку наручниками к перилам окна, и она начинает ругаться на русском языке.

— Ты ублюдок! — кричит она.

Ее глаза широко распахнулись, когда я беру поднос и ставлю его перед ней.

— Ты думаешь, я какое-то животное? — бросает она вызов, и слезы текут по ее щекам. — Как ты можешь быть таким злым? Что с тобой? Все это так неправильно.

— Ты говоришь со мной так, будто думаешь, что знаешь, как найти брешь в моей броне. Ты, блядь, не можешь.

— Боже, я никогда не думала, что смогу встретить кого-то хуже моего отца. Но ты доказываешь, что я ошибаюсь. Ты еще хуже.

Если она может мне такое сказать, то она не может знать, на что способен ее отец-ублюдок. Но ничего, пусть так думает. Хорошо, что она так думает. Ей это нужно.

— Да, ты права. Я хуже, и он сделал меня таким. Когда дьявол отбирает у тебя все, ты должен стать хуже его, если хочешь получить шанс победить его, — говорю я ей, и ее взгляд приковывается к моему.

Мой ответ, вероятно, шокирует. Я слишком много выдал и проявил слишком много эмоций. Думаю, я прекрасно донес свою мысль, потому что она больше ничего не говорит, когда я ухожу.

Я сижу на пляже у моря, пока не стемнеет.

Уже поздний вечер, и солнце только начинает садиться.

Хруст шагов по песку предупреждает меня о чьем-то присутствии, я оборачиваюсь и вижу Доминика.

Он подходит ко мне и садится.

— Думаю, нельзя бежать в море, если не хочешь разговаривать, а может, и можно, — утверждает он.

Я выпрямляюсь и смотрю на него.

— Извини за вчерашнее.

— Все в порядке. Думаю, мы все на грани.

— Я не хотел упоминать Андреаса. Я знаю, что ты не сравнивал меня с ним.

— Это хорошо. Но я понял. Если этот план не сработает, нам конец. Уже поздно. Прошло два дня, и у них было время осмотреться и подумать.

Я киваю. — Она говорит, что не знает, где ее отец, и я в это не верю. Такие люди прячут друг друга. Они умрут, прежде чем отдадут друг друга.

Я не уверен, какие у нее отношения с отцом. Она сказала, что не знает, встречала ли она когда-либо кого-то хуже него. Это заявление намекает на то, что она должна чувствовать по отношению к нему. Я предполагаю, что их отношения не очень хорошие, но сомневаюсь, что они настолько плохие, что она не стала бы бороться, чтобы защитить его.

— Нам просто нужно продолжать пытаться и надеяться, что она сдастся. Это все, что я могу придумать сейчас, — говорит Доминик.

Он делает вдох, и когда он выдыхает, кровь течет у него из носа.

Я сразу это вижу, а он не замечает, пока не начинает капать кровь.

— Блядь. Должно быть, это жара. — Он усмехается, но выглядит растерянным, когда достает салфетку из заднего кармана и начинает промокать нос.

Он быстро встает, и я тоже готов поговорить с ним. Кровотечение из носа — признак того, что все не в порядке.

— Доминик, ты в порядке? — спрашиваю я.

— Конечно. Просто кровь из носа пошла, — он пытается отмахнуться.

— Правда? — парирую я.

— Да, это гребаная кровь из носа, Тристан, расслабься. Беспокойся о девушке. Я в порядке. — Он похлопывает меня по спине и уходит.

Я смотрю ему вслед, но я знаю, что он не в порядке. И я думаю, я знаю, что с ним не так.

Я думаю, он употребляет.

Я думаю, он принимает наркотики.

Изабелла

Снова наступило утро.

Я шаркаю, хватаюсь за край перил и встаю. По крайней мере, я могу это сделать. Я просто неподвижна, как собака, которую привязали. Я представляю, как Тристан наблюдает за мной через какую-то камеру. Вполне логично, что он так и сделает.

Я смотрю в окно, предпринимая еще одну бесплодную попытку угадать, на каком острове я нахожусь. Я знаю, что никогда не смогу понять это, просто глядя в это окно, но это лучше, чем пялиться на стену, принимая обреченность.

Мой живот урчит, и я смотрю на нетронутую вчерашнюю еду, морщась от этого вида. И суп, и хлеб все еще приятно пахнут. Я бы съела это, но я все равно не хочу. Я ничего не хочу.

Мой желудок может жаловаться от недостатка еды, но я не могу есть, когда я волнуюсь и боюсь. Так будет, пока не узнаю, что со мной будет.

Я почти не спала. Как можно спать, учитывая все, что произошло за последние двадцать четыре часа.