– Это проклятие, Торра. Ты связана с оборотнем, и если с ним что-то случится, тебя ничто не спасет. Ты живешь, пока живет он, – провозгласил Мэрлин с жестокой улыбкой на лице. – Запомни это.

– Убирайтесь с глаз моих, оба, пока я не передумал, – резко бросил он, его взгляд всё еще оставался тяжёлым и непреклонным.

Торра быстро покинула зал, а Элррик медленно кивнул, не осмеливаясь возразить. Он знал, что Мэрлин опасен, намного опаснее, чем кто-либо в этом дворце мог представить. Мэрлин бросил на него последний взгляд, полный презрения, а затем развернулся и исчез в вихре магической энергии, оставив лишь едва уловимый запах озона в воздухе.

***

Лиана не знала, сколько с момента похищения прошло времени. Дни, недели, месяцы – всё сливалось в одно непрекращающееся мучение. Она потеряла счет, уже не пытаясь даже понять день сейчас или ночь. Клетка в подвале, в которой ее держали, была лишена освещения, только одинокий луч солнца иногда пробивался через крохотную трещину закрашенного окна под потолком, не принося ни капли тепла. Принцессу окружал смрад настолько сильный, что казалось, он пропитывал каждый вдох. Ведро в углу, куда ей приходилось справлять нужду, источало едкий запах мочи, смешанный с запахом гниющих ран и немытого тела. Грязь и боль стали ее единственными спутниками.

Тело болело. Каждая клеточка стонала от боли, и это единственное, что позволяло ей хоть как-то удерживаться в реальности. Касарр, ее мучитель, не щадил ее, каждый день изобретая новые способы сломить девушку. Он не просто хотел причинить ей боль, он хотел уничтожить ее дух, медленно и методично. Каждый раз, когда он спускался в подвал, его лицо выражало что-то между скукой и извращенным удовольствием. Холодный, безразличный взгляд сверлил ее, и в эти моменты Лиана чувствовала себя более чем беспомощной. Сердце сжималось от ужаса, грудь давило, а каждая попытка вдохнуть сопровождалась паникой, которая накатывала волнами, оставляя без сил.

Одним из любимых методов палача было использование игл из различных металлов, пропитанных разными зельями. Он втыкал их в ее руки и ноги, медленно и осторожно, заставляя прочувствовать, как игла обжигает плоть, словно огонь. Садисту была интересна степень воздействия каждого снадобья или яда. Она ощущала, как металл проникал в тело, его холод, его обжигающая сила разъедали ее изнутри. Другим извращенным развлечением было использование магических оков. Они обвивали ее грудь или талию, сжимая ее каждый раз, как она пыталась вдохнуть глубже. Давление на легкие усиливалось до такой степени, что каждый вдох превращался в настоящий подвиг, а каждое движение было невыносимой пыткой.

Лиана помнила, как однажды он заставил ее стоять на коленях, связав цепями из звеньев с острыми шипами так, что любое движение превращалось в невыносимую муку. Кровь текла по ее исхудавшему телу, но заживление, обычное для оборотня, теперь казалось далекой мечтой. Она теряла сознание от боли, а когда приходила в себя, ее окружала та же самая тьма, тот же смрад. Она больше не была уверена, где находится – в реальности или в нескончаемом кошмаре. Собственное тело стало ей чуждым, словно оболочкой, которую она больше не контролировала. Оно превратилось в фоновый источник постоянного страдания.

Частенько он бил ее по лицу, плевал, называл беспомощной тварью, жалкой принцессой без трона и без силы. Он наслаждался ее слабостью, невозможностью противостоять ему. Он знал, что ее воля сломлена, знал, что она больше не может бороться. Касарр даже развязал ей руки и ноги, не опасаясь сопротивления. Лиана стала слишком слаба. Она всё время лежала или сидела, опустив глаза на свое тело, на выступающие рёбра, на изможденные руки, покрытые синяками и грязью. Она больше не чувствовала себя оборотнем, не чувствовала ни силы, ни звериного духа, которые всегда были ее спутниками. Всё, что у нее осталось, – это боль. Даже ее волчья сущность, когда-то яркая и живая, теперь казалась далеким воспоминанием, скрытым за туманом страданий.

Очередной день или ночь – не имело значения. Лиана больше не знала разницы. Бесконечный круговорот боли и тьмы. Дверь скрипнула, и Касарр вошел. Он оглядел пленницу, прищурив глаза и скривившись от запаха, затем презрительно усмехнулся. Он подошел ближе, его голос раздался, словно холодное жало, проникающее в сознание. Он говорил с ней, как с ничтожеством, словно с игрушкой, которую он мог сломать в любой момент.

– Знаешь, Лиана, – сказал он, наклонившись к ее лицу, – я устал от тебя. Эксперименты с тобой мне наскучили. Всё, что можно было узнать, я уже узнал. А знаешь, что самое смешное? Твои друзья всё еще ищут тебя, как слепые щенки, обследуя закоулки столицы. Эта размякшая беззубая кобра Сарассис. Как же она жалка! – он хмыкнул и полным сарказма голосом добавил: – Их методы такие примитивные, такие предсказуемые. Пожалуй, я подскажу им, где ты находишься. Мне хочется закончить всё быстрее и разобраться со всеми вами разом.

Лиана не реагировала. Она едва слышала его слова сквозь туман боли и усталости. Девушка не могла поднять голову, не могла даже взглянуть в глаза этой сволочи. Слова казались далеким эхом, словно касались не ее, а кого-то другого. Касарр наклонился еще ближе, его дыхание было холодным и злым. Она почувствовала, как его пальцы, грубые и ледяные, прикоснулись к ее подбородку, заставив поднять голову. Ее глаза встретились с его взглядом, но в них не было ничего, кроме пустоты.

– Ты слышишь меня, принцесса? – прошипел он, тряхнув ее за подбородок. – Твои друзья скоро найдут тебя, но это будет их последняя ошибка. А ты, жалкая тварь, даже не сможешь им помочь.

Касарр толкнул пленницу, заставив упасть на холодный каменный пол, и, насмешливо ухмыльнувшись, развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Лиана лежала, смотря в пустоту, находясь на грани потери сознания. Где-то в глубине, несмотря на весь ужас, мелькнула искра надежды. Она радовалась тому, что друзья еще живы и не сдались. Эта мысль была единственной, что согревала ее в данный момент. Она начала молиться Единой, чтобы друзья ее не нашли. Она не хотела, чтобы они попали в ловушку. Лиана готова была умереть, лишь бы близкие не пострадали.

Боль окутывала, но в этом бесконечном потоке страданий что-то теплилось – слабый, едва заметный огонек внутри. Он был хрупок, как дрожащее пламя свечи, но не гас. Ее любовь к Леониду, друзьям, к ее стае, к тем, кто разделил с ней столько моментов, всё еще грела, несмотря на все пытки Касарра. Она мысленно повторяла их имена каждый раз, когда боль становилась невыносимой. Она лежала на холодном полу, ее дыхание было рваным, но девушка улыбалась, несмотря на то, что улыбка была горькой и полной боли. Она улыбалась, потому что знала: пока ее друзья живы, есть шанс. Шанс на то, что этот кошмар закончится. Шанс на то, что они найдут друг друга в изнанке МежМирья, даже если ей не суждено быть с ними в этой жизни.

«Единая, прошу тебя, пусть они не найдут меня, пусть они останутся в безопасности», – это была ее главная молитва, ее последнее желание.

Лиана была готова пожертвовать всем, чтобы сохранить их жизнь, и даже здесь, в этой тьме, ее дух всё еще горел, пусть и слабым, но неугасимым светом.

Риск – это путь лишь для смелых сердец,

Возможности он открывает бескрайние.

Кто не рискует, возможно, совсем не глупец,

Но он не познает вкус шампанского тайного.

Весь следующий день перед полнолунием я не находил себе места. Внутри всё звенело, словно натянутая тетива, – любое слово, любой взгляд могли стать последней каплей. Друзья пытались поговорить со мной, хотели как-то помочь, но я лишь грубо и резко обрывал все попытки коммуникации. Даже одногруппники обходили меня стороной, чувствуя ауру неприятия. У меня не было желания вновь слушать успокаивающие слова, не было желания обсуждать свои планы. Никто не должен был знать, что я задумал, а я не собирался никому рассказывать. Предупредил лишь фамильяра, что этот оборот планирую провести в одиночестве и взял с него обещание молчать.