Визит Никсона прошел штатно — они с дедом дежурно улыбались друг другу, много говорили о важности мира. А еще американского президента прокатили мимо митинга наших «волосатиков» — часть приперлась с хиппарской атрибутикой — хаератники, «пацифики», вот это вот все. Американцы впечатлились — в кровавом совке и вдруг такое! За это деду тоже спасибо — возглавляет наших неформалов, дает почувствовать Родину под ногами.

Ни Андропов, ни человек с монетой так и не пришли. Оно и неудивительно — в палате стопудово прослушка, а в больнице — стукачи. Нет, не как что-то плохое, а по долгу службы. Тем же долгом руководствовалась и охрана, которая все время торчала со мной в палате. Стыдно, но первое, чем я занялся, когда разрешили ходить в туалет самостоятельно — старый добрый подростковый онанизм. Ничего, повязку снимут, и пора переводить отношения с Соечкой на новый уровень. Каждый вечер ко мне приходила, лапочка.

Мама развернулась на полную и буквально задарила всех, кто меня лечил, подарками. И не ерундой ненужной, а одеждой, телевизорами, холодильниками, миксерами и прочим утилитарно-дефицитным. Она у меня практичная.

В школу мне ходить не надо, для разнообразия — легально, по больничному, но на мою любимую политинформацию выберусь — нравится ребятам чистоту понимания прокачивать. К Саяке в спецшколу тоже выберусь — обещал же. Мама рассказывала, что мою школу посетили Леонов, Магомаев, Зыкина, Кобзон с Гурченко, Пахмутова с Добронравовым. Хиль так вообще несколько раз пел в актовом зале. А из больших имён приходила аж САМА Фурцева.

В день выписки падал снег, и, покинув больницу, по пути к машине, я с огромным удовольствием ловил снежинки ртом. Свобода! Охрана помогла сгрузить в багажник кое-какие шмотки — телевизор с холодильником оставили в подарок хирургическому отделению, — и мы поехали домой, сопровождаемые той же охраной, но в машине.

— У нас и дома теперь охрана, — философски поведала сидящая рядом со мной — чтобы обнимать любимого сыночка — мама. — Две квартиры на первом этаже расселили, теперь там бугаи вооруженные.

— А раньше ты не рассказывала, потому что в палате прослушка, — кивнул я.

— Да! — обрадовалась пониманию мама и чмокнула меня в щеку. — В санаторий поедешь? В любой на выбор.

— Не-а, — покачал я головой. — Дел куча накопилась, пора разгребать.

— Ударник ты мой, — улыбнулась мама. — Завтра к тебе машинистку дед Паша приведет, знакомиться.

— Это хорошо, — одобрил я. — А почему дед Паша? МинКульт не выдает?

— Об этом ты с ним сам лучше поговори, — перевела стрелки мама.

— Как вообще жизнь, дядь Толь? Радуетесь? — переключился я на отчима.

— А как же! — широко улыбнулся он в зеркало заднего вида. — Столько лет во все инстанции строчили, пороги оббивали, а все только глаза отводят. «Я Павла Анатольевича очень уважаю, но сделать ничего не могу — сами понимаете, такие вопросы наверху решаются», — с отвращением процитировал он кого-то. — А теперь — всё, на цырлах бегают, глазки строят, суки!

— Не ругайся, Толя, — мягко попросила мама, погладив жениха по плечу.

— Не буду, — пообещал он и снова переключился на позитив. — Квартиру им дали в доме со львами на Патриарших, аж 12 комнат — заблудиться можно. Охрана, обслуживающий персонал, шофёр с машиной, адъютант. Пропуск в закрытую секцию «ГУМа», зарплату за все годы тюрьмы начислили. Дача у брата теперь рядом с нашей.

Стройка без моего отсутствия не останавливалась — мама показывала фотки готовых на ¾ кирпичных стен. А самое главное, разровняли сад. Как они только в мороз это делали? Хотя оттепели же были.

— Это хорошо, когда все рядом, — одобрил я.

— А еще Хиль всей семьей из Ленинграда в соседний дом переехал! — огорошила новостью мама. — Тоже трёхкомнатная. Теперь семьями с ними дружим, в гости ходим, — добавила с явным удовольствием на лице. — Мулермана-то на пять лет посадили, квартиру, стало быть, потерял. Жена его скандал, конечно, закатила, но куда ей вторая? Ей же Кобзон после развода кооператив купил, вот пусть по прописке и живет у чёрта на куличках!

— А Мулерман разве в Сокольниках жил? — удивился я.

— Нет, у него была двухкомнатная на Белорусской. Так у Эдика же сын, им нужна трёхкомнатная. Да и что говорить? Не захотел проблем с его бывшей, вот и разменялся. — хихикнула мама. — Чтобы к тебе поближе быть. Сын у него маловат, правда — первоклашка, так что нового друга из него для тебя не выйдет. В Сойкину спецшколу пошёл кстати.

— Друзей хватает! — улыбнулся я ей.

— Брат с женой в их же дом переселились, на одном этаже с Хилем живут — добавил новостей дядя Толя.

— Трёхкомнатная, такая же планировка, как и у нас. Сейчас ремонт доделывают. На новоселье скоро пойдём. — добавила мама, взъерошив мне волосы.

— Это хорошо, — одобрил я и это. — Рад, что у всех важных для меня людей все хорошо.

Кроме Тани.

— Не переживай ты, — мама покачала нас вправо-влево, среагировав на мелькнувшую на моем лице тень. — Она уже почти и забыла всю эту гадость. Ночью не просыпается, спокойно спит. На кладбище с ней каждую неделю ходим, а сама Тоня в Подмосковье сидеть будет, ей с Таней видеться разрешат каждые выходные.

— Прорвемся, — улыбнулся я ей.

— Обязательно! — потрепала она меня по голове и на всякий случай выдала инструкции. — Мы теперь, Сережа, как под микроскопом — в палате тебя слушали, дома, наверное, тоже слушать будут. И на даче.

— Не пофиг ли? — пожал я здоровым плечом. — Мы же честные люди, нам скрывать нечего. Но охрана душит, — вздохнул. — Прости, мам.

— За что?! — ахнула она. — Да ты меня из коммуналки в небожительницы вытянул, дурачок!

Выгрузив вещи и поздоровавшись с высыпавшими встречать меня во двор соседями (приятно!), попили чаю с печеньками и снова погрузились в машину — поедем на дачу к Судоплатовым, жарить шашлык и знакомиться с машинисткой. Не простая, надо полагать, раз от госбезопасности.

Добрались до Серебряного бора — двухэтажный деревянный опрятный дом с курящйся дымком кирпичной трубой и окруженный окрашенным зеленой краской дощатым забором. Ворота нам открыл черноволосый здоровенный мужик в бушлате без погон и в кепке. Тот самый адъютант, надо полагать. Заехали, по пути заметив гараж, поленницу, баню, сарай и голые по случаю апреля деревья. Хозяева встретили нас на резном крылечке в полном составе — дед Паша, бабушка Эмма и дядя Андрей с женой Варварой. А рядом с ними — моя старая знакомая фарцовщица-Вилка! Нет, она, конечно, замаскировалась: каштановые волосы лишились кудряшек и свернулись в строгий «бублик», ярко-зеленые глаза скрылись за очками в некрасивой оправе, а сама девушка укуталась в длинную юбку, серый вязаный свитер и набросила на плечи отечественное пальтишко, но я-то узнал! Кажется, начинаю понимать, и мне такое понимание прямо нравится!

Вышли, поздоровались, меня поздравили с выпиской, и дед Паша представил нам обновленную Вилку:

— Знакомьтесь — Виталина Петровна Чугунова, будет при Сереже секретарем и машинисткой. Знает английский, французский, итальянский, немецкий и испанский языки. Умеет играть на фортепиано и виолончели, знает нотную грамоту. Водительские права тоже есть, служебную машину МинКульт вам выдаст, так что, Наташ, можешь больше с Сережкой по Москве не мотаться, тебе уже тяжело поди.

Живот у мамы — ого-го!

— Впечатляет! — вполне искренне одобрил я. — Надеюсь, мы с вами сработаемся, Виталина Петровна.

— Можно просто Виталина, — потупила она глазки.

Ути боже, какая образцово-показательная серая мышка тут у нас!

Прошли в дом, оставив адъютанта караулить раскачегаренный мангал. Да, это тебе не Андроповская дача — Судоплатов стесняться не стал, но в разумных пределах — это как у Пахмутовой с Добронравовым, когда упор на уют и вкус, а не лепнину и позолоту.

— Поздравляю с восстановлением заслуженного статуса, дед Паш, — первым делом поздравил я деда, помыв руки в умывальнике — водопровода здесь нет, равно как и канализации.