— Вот оно что… Не переживай, я никому не расскажу, — парень подмигнул ей, искренне улыбнувшись. — Это здорово, что ты и сама заинтересована.

Прогулявшись еще минут десять, они болтали ни о чём, Дэй периодически шутил, а Син в свою очередь звонко смеялась. Смех эхом разлетался по лесу. Благодаря короткой прогулке, она стала забывать о случившемся ранее, о ночном кошмаре, весь этот осадок улетучился. Син была благодарна Дэю за этот короткий миг спокойствия. Телепортировав её домой, он так же быстро телепортировался оттуда, мол, работа не ждёт.

Остаток дня прошёл размеренно, как проходил и всегда. За ужином Син водила вилкой по тарелке, вместо того, чтобы есть. Аппетит отсутствовал. Позже, в комнате, она сидела, заваленная кучей учебников, и тяжело вздыхала. Информация влетала и сразу же вылетала из её головы, как птица из гнезда. Мысли летали где-то не здесь, сосредоточиться не удавалось. Даже книжка о драконах не смогла отвлечь её. Вспомнив о фолианте, что дал ей Брундус, Син молнией метнулась к ней и с разбега прыгнула на кровать, принявшись листать страницы. Изучать проклятья показалось ей довольно интересным времяпрепровождением. На очередной странице взгляд зацепился за ровный и аккуратный почерк на полях книги. Заметки о тёмной магии и проклятьях.

— Хм.

Открыв оглавление, она еще раз просмотрела всё, но лишь маленькая деталь ускользнула от неё, как только она заметила это — живот скрутило в тугой узел.

«К. Дэвенпорт.»

Гласила надпись. Неужели все эти записи сделал он?

Неделя после занятия с Брундусом пролетела словно в тумане. Син, сидя за столом в кабинете зельеварения, с трудом концентрировалась на приготовлении исцеляющего зелья. Бессонница преследовала ее, а во снах, словно назойливые мухи, мелькали размытые образы, и постоянное ощущение чьего-то пристального взгляда не давало ей покоя.

На уроке она клевала носом, пытаясь не уснуть прямо над бурлящим котлом. Линнеа, заметив ее усталость, с беспокойством спросила:

— Как прошло твое занятие с Брундусом?

Син, тихо вздохнув, лишь ответила, что “своеобразно”, не желая вдаваться в подробности. Встреча с ним оставила после себя странное ощущение тревоги.

К счастью, урок закончился раньше. Обычно она ждала Дэя или Изольду, которые сопроводили бы ее в поместье, но сегодня, не дожидаясь никого, она покинула кабинет, желая насладиться моментом тишины и покоя.

Коридоры университета были пустынны, словно все вымерли. Все студенты были на занятиях, и тишину нарушали лишь эхом отдающиеся шаги Син. Она шла, не зная куда, пока не вышла во внутренний дворик, где величественно возвышался фонтан с драконом. Завороженная его монументальностью, Син провела ладонью по холодному камню. Внезапно, словно из ниоткуда, в ее голове зазвучали голоса, тихие и шепчущие, словно призраки, общающиеся на непонятном языке. Вместе с голосами вернулась и пульсирующая боль в голове, заставляя ее согнуться от резкой вспышки.

Дэй искал ее по всему университету, с постепенно нарастающей тревогой.

— И куда ушла эта девчонка, — ворчал он себе под нос.

Он нашел ее в трансе у фонтана, замершей с протянутой рукой, словно загипнотизированной чем-то. Дэй подбежал и резко одернул ее за плечо.

— Что с тобой? — впопыхах спросил Дэй, следя за взглядом Син.

— Ничего… — ответила девушка, стараясь скрыть замешательство.

Дэй ей не поверил, но настаивать не стал. Он лишь вздохнул и отвёл ее в поместье, стараясь сохранять спокойствие. Каждая встреча с Син приносила в его размеренную жизнь новые переживания.

Син сидела в своей комнате, стараясь сосредоточиться, но боль в голове мешала. С каждой секундой она нарастала и жужжала, словно надоедливый рой пчел, впиваясь иглами в ее виски. Перед глазами всплыло размытое лицо отца, озаренное ярким светом, а затем тьма.

Корнелиус сидел в кабинете, тонув в ожидании. В воздухе повисло напряжение, как перед бурей. Вдруг, из темноты, раздался скрипучий, зловещий голос чиновника.

— Как успехи, Корнелиус? — спросил мужчина с крысиным лицом.

— Мы как и договаривались, навели шороху в магическом мире — дальше — больше. — Корнелиус удовлетворенно улыбнулся, предвкушая свои будущие успехи.

Син снова взялась за дневник отца, словно пытаясь найти в его строчках недостающие паззлы. Она перечитывала каждую запись, каждое слово, стараясь увидеть намек, подсказку, которые помогли бы ей разобраться в том, что с ней происходит. И внезапно, ее осенило. Она вспомнила про Оскара, про его рассказы о родителях. Возможно, он знал больше, чем говорил. Она решила спросить его при следующей встрече, надеясь, что он сможет пролить свет.

С предыдущих событий прошла уже неделя. Вечер окутал дом знакомым уютом, но в воздухе висело гадкое напряжение. Оскар и Элай вновь переступили порог поместья, но на этот раз атмосфера была иной. Оскар, как всегда, был сдержан, излучая усталость. Их визиты в дом Син по выходным уже стали приятной традицией, которую никто не нарушал, даже Элай, который сидел, погруженный в свои мысли и сверлил Син взглядом, пока она не видела. Он почти не участвовал в разговоре, то и дело изучая черты лица девушки, гадая, что скрывается за маской спокойствия. Лицо Син оставалось совершенно непроницаемым, пока она с удовольствием поглощала шоколадный пудинг, приготовленный Сьюзен. Элай усмехнулся про себя, заметив остатки пудинга в уголках губ девушки. Она старательно орудовала десертной ложкой, запивая всё ароматным чаем. У Элая же аппетита не было и он лишь водил ложкой по тарелке, размазывая крем по краю блюдца.

Ужин начался с привычного обмена новостями.

— Как обстоят дела в Эшелоне? — поинтересовалась Син, обращаясь к Оскару, лицо его моментально посуровело, что не скрылось от глаз девушки.

— Все в ожидании очередных нападок Корнелиуса, каждый сейчас старается быть начеку, — Оскар попытался сказать это обычным будничным тоном, отпивая горячий чай, но его слова все равно заставили Син напряжённо сжать ложку в руке.

Значит, весь волшебный мир готовится к полноценному возвращению Корнелиуса. Это не могло не волновать и не занимать все мысли Син. С одной стороны, ей хотелось узнать больше, узнать всю информацию, что была известна Оскару и Эшелону, а с другой стороны хотелось не знать об этом вовсе. Сейчас она вспоминала то время, когда над ее головой не была занесена тяжёлая и эфемерная рука Корнелиуса, способная в любой момент разрушить ее привычный теперь уже уклад жизни. Хотя и привычным это можно было назвать с натяжкой, но все же приютские будни уже казались чем-то далёким и неважным, что было в другой жизни. Она уже давно не ходила в обносках и не ела липкую и мерзкую овсянку по утрам, но некоторые привычки давали о себе знать.

Син чувствовала, что этот вечер будет отличаться от предыдущих. Желание, от которого зудели ладошки, поселилось где-то в недрах души. Хотелось узнать больше о своем прошлом, и это чувство не давало ей покоя. Она все же решилась расспросить Оскара о ее родителях.

— Кхм, — девушка прочистила горло, чтобы её голос был как можно увереннее и твёрже. — Оскар, расскажи мне о моих родителях, пожалуйста. Мне интересно, какими они были людьми, ведь я знала их не так уж и долго, — на последней фразе голос предательски дрогнул, руша всю её напускную уверенность.

Оскар, до этого момента, казавшийся усталым, моментально оживился, погружаясь в воспоминания. Он отставил чашку с чаем в сторону и пристально посмотрел на Син, почесывая свою щетину.

— Что ж, — начал мужчина мягким голосом. — Амелия всегда была яркой личностью, такая живая и не похожая на холодных англичан. Француженка, что сказать, — хмыкнул Оскар. — Она лишилась своих родителей, когда была совсем юной и провела свои годы в доме Аркетт для молодых колдуний, — Оскар сделал паузу, смотря за спину Син отрешенным взглядом. — Позже она перебралась сюда, пробивая себе путь наверх, а также вступила в Эшелон, будучи совсем юной колдуньей. Джонатан же в юности был смышлёным и забавным юношей, но с годами, под грузом ответственности стал мрачным и отчужденным, словно его тяготило что-то. Со мной он ничем не делился, предпочитал держать все в себе, пока не взорвется, но он полностью раскрылся, когда встретил Амелию на одном из маскарадных балов. А позже появилась ты — смысл его жизни, — его рассказ был наполнен теплом и ностальгией, в нем чувствовалась его привязанность к этим людям.