— Камиль? В замке не осталось живых. Алисьента… Ее нет среди мертвых. Где… Где она, Камиль? — спросил Маркус, вернувшись в гостиную залу.
Денр откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и закрыл глаза. Облизав пересохшие губы, закашлялся. Иссушающая слабость разлилась по всему телу, соседствуя с выламывающей кости болью. Он все еще не мог спокойно думать о последствиях того, что произошло в его доме. Впрочем, изменить ничего он тоже не мог, поэтому оставалось лишь бессильно кусать губы, чтобы не сойти с ума окончательно.
— Я не знаю. Простите, Маркус.
— Что? — подозрительно спокойно переспросил доэр. — Что значит — не знаю?
— Накануне она вышла во двор и… — де Кард судорожно перевел дыхание и снова закрыл глаза. Он не мог выдержать взгляда Маркуса, от которого по венам разливалась такая мука, что застывала кровь. — Мы с Дамиаром отправились на поиски, но не… не нашли ее.
Не вымолвив ни слова, доэр Данвир прошел через залу и тяжело опустился во второе кресло, что стояло напротив камина. Он схватился за голову, запуская пальцы в волосы.
Этот жест безмолвного отчаяния вызвал в Камиле новую волну сожаления и горькой беспомощности. Сегодня в его доме пролилась кровь, а он не смог ничего сделать, не смог защитить своих родных и подданных. Больше подобного не произойдет никогда — вот в чем поклялся себе денр де Кард, наблюдая за доэром. Он не допустит ничего подобного, даже если ему придется отдать жизнь за благополучие своего народа.
— Она жива, — поднялся со своего места денр. — Я уверен, что жива.
— А если нет? — Данвир поднял на него полный отчаяния и боли взгляд. — Зачем мне теперь жизнь, когда не осталось ничего?
— Не говорите так, — отрицательно покачал головой Камиль. — Что-то остается всегда.
— Не верю, что говорю это, но вы правы, — вздохнул доэр, наклоняясь, чтобы вытащить из-под кресла обрывок ярко-алой ткани. — Похоже, что это лоскут от дорожного плаща. Не думаю, что на вашей земле, мой денр, найдется много господ, которые носят подобные вещи.
— Искать не нужно, — ответил Камиль, беря обрывок из рук Маркуса. — Я знаю, кому он принадлежит. Его зовут Винсент.
— Пророчество сбывается, — глухо проговорил доэр, мгновенно помрачнев. — Сын Маливии дель Варгос вернулся домой.
— Плевать на пророчество, — зло прошипел Камиль, беря Данвира за рукав сюртука. — Я не оставлю просто так все, что он сделал.
Слова Маркуса Данвира вызвали у де Карда приступ тошноты, смешанной с отвращением. Он никогда не верил в это пророчество, не желал даже думать о том, что наступят времена еще более худшие, чем теперь, более темные и непроглядные. Однако, именно об этом говорили старинные манускрипты, предрекая появление того, кто погрузит мир Синих сумерек в настоящий хаос, обагрит его кровью всех трех народов и уничтожит надежду.
Теперь, когда появился Винсент, все это больше не было похоже на сказку. И, несмотря на то, что оно обещало еще и того, кто станет на защиту мира Синих сумерек, денр Лучезарных земель перестал верить в чудо. Эта вера утратила способность к существованию, испустила дух вместе с последним живым человеком в крепости Кард.
— Он ведь думает, что убил вас? — спросил вдруг Маркус, отвлекая его от размышлений.
— Да, — кивнул де Кард. — Думаю, он уверен, что я уже умер.
— Нам это на руку, — задумчиво протянул жених покойной сестры денра. — Пусть так и думает. Пусть пока пребывает в неведении, а мы тем временем разберемся в случившемся и более тщательно изучим свитки.
— Мы? — приподнял брови Камиль.
— Вы по-прежнему не нравитесь мне, — ответил на мысли денра доэр Данвир. — Но сейчас не время для неприязни. Он только и ждет, пока люди перегрызут друг другу глотки, соперничая за власть. Зачем нам выполнять работу Винсента?
— Что вы предлагаете? — поинтересовался де Кард, прикладывая к шее обрывок какой-то ткани, что валялся на полу. Лоскут почти сразу же пропитался горячей липкой жидкостью.
Стянув с себя испачканную в крови рубашку, Камиль подошел к камину и бросил ее в огонь. Прислонив к стене отполированный до зеркального блеска поднос, который обычно выполнял несколько иную роль, денр внимательно вгляделся в отражение. Почерневшие края раны перестали пениться и посветлели, приобретая синевато-сиреневый оттенок. Укус выглядел отвратительно, так же чувствовал себя и хозяин крепости. Скривив губы, Камиль потрогал расходящиеся от раны дорожки вен, что тоже потемнели и теперь резко выделялись на коже.
Погрузив указательный и средний палец в рану, де Кард зарычал от боли, а затем поднес руку к свету. На подушечках пальцев дымилось что-то черно-фиолетовое, густыми каплями стекая вниз по руке. Брезгливо сморщив нос, денр повернулся к доэру Данвиру.
— Думаю, нужно обратиться за помощью к кому-то более знающему, — проговорил Маркус, подходя ближе.
Он даже прищурился, разглядывая субстанцию на кончиках пальцев денра Лучезарных земель. Ничего подобного раньше Данвир не видел и даже не читал об этом, несмотря на любовь к свиткам и манускриптам.
— Трудно сказать, как проявляет себя укус этерна. Нам не разобраться в этом самим.
— Это мне и так известно, — кивнул Камиль. — Чувствую себя кошмарно, но не до этого сейчас. Необходимо привести в порядок крепость и похоронить погибших.
— Я думаю, что вам нужно к Сарине дель Варгос. Немедленно! — возразил доэр Данвир. — Вашу рану…
— Потом, — перебил его денр, направляясь в покои на втором этаже, чтобы переодеться.
— Камиль! — протестующе воскликнул Маркус.
— Я жив, — повернулся к нему де Кард, останавливаясь на середине лестничного пролета. — Есть более важные дела. Нужно найти Алисьенту, — напомнил он, надеясь, что упоминание о дочери управляющего отвлечет Данвира от мыслей о ране.
— Да, — кивнул тот в ответ. — Тоже верно.
Проходя мимо комнаты двойняшек, Камиль на какое-то время остановился возле полуоткрытой двери. Он все еще не мог поверить в случившееся. Не мог поверить в то, что там, на кровати лежало тело Лусс, что дети погибли столь страшной смертью. Не мог принять, что больше в этой комнате не будет звенеть радостный смех, когда он переступает порог, его шею не будут обвивать крохотные ручки, в лучистых глазах не будет искриться счастье. Страшно было от того, что в камине на поленьях не станет танцевать огонь, а он не будет наблюдать за этими удивительными па, держа на руках малышку Марию. И кресло-качалка останется теперь без своей постоянной обязанности: развлекать Луну, которая так любила раскачивать в нем свою сестричку-двойняшку. Больше ничего этого не будет, потому что Марии и Луны нет. Их нет… их всех больше нет.
В эти моменты наследник семьи де Кард не мог даже себе ответить, что было сильнее: скорбь или ярость. Самым страшным было то, что он остался один. Последний представитель когда-то многочисленного и знатного семейства. Бастард — вот кем считали его почти все. Не так представлял себе Камиль де Кард последние годы существования своего рода. С каждым шагом денр ощущал, как часть его существа остается на голых холодных камнях и плитах, что служили стенами и полом крепости. Он словно исчезал, истончался подобно последнему лучу солнечного света, который поглотил когда-то мрак. И мраком этим стал Винсент.
Застегивая ряд мелких пуговиц, сделанных из перламутровой раковины, которые скрепляли широкую манжету черной рубашки, денр Лучезарных земель не мог не думать о своем нынешнем состоянии. Он чувствовал, как силы уходят, поэтому хотел успеть сделать все, что от него зависело, чтобы помочь доэру Данвиру отыскать хоть какие-то нити, что смогут привести к Алисьенте. В конце концов, продолжать этот путь Маркусу придется в одиночестве. Завязав шейный платок прямо поверх укуса, Камиль надел черный сюртук, прежде чем покинуть свои покои.
В приемной зале его уже ждали. Маркус, около десятка уцелевших стражников, кое-кто из прислуги — испуганные, отчаявшиеся, в пятнах крови и сажи на одежде, с затравленными взглядами — все, кроме доэра Данвира.