— Сколько запасных выходов?
— Запасной только один.
— Разве не два? — удивился черноглазый.
— Выйти можно только через центральную дверь или чёрный ход возле лестницы. Ещё один — у противоположной лестницы — заложили кирпичами. Там теперь бутафорская дверь. Раньше можно было оттуда попасть в парк, но после инспекции…
— Шайтан! — эмоционально выругался мужчина. — Подвал?
— Подвала нет.
Сердце Аллы Альбертовны разрываюсь от переживания за единственную дочь и поступка, на который она вынуждена была пойти ради неё.
— Я сделала всё, что могла, Надир. Вы поможете Анечке?
Посетитель кажется был погружен в свои мысли, поэтому ответил не сразу.
— Ты узнаешь о её состоянии только после завершения дела.
— А как же операция? Надир, позвольте мне поговорить с дочерью! — директор сложила руки, как перед иконой, умоляя мужчину сжалиться. — Твои люди заберут девчонок. Всё пройдет как запланировали. Без срыва. Но до этого дня ещё есть время, а операция моей дочери нужна сейчас!
Он мерзко ухмыльнулся, вытащив из кармана боевые припасы.
— Видимо тебя не во всё посвятили. Эти девки лишь приятный бонус. Есть и более важное дело. — На стол начальницы опустились две гранаты. — Если что-то пойдёт не по плану, ты знаешь как нужно поступить.
Директор округлила глаза, впервые увидев "лимонки".
— Или твоя дочь будет товаром вместе с другими.
— Хорошо, хорошо! Я поняла.
— Договор: пять смазливых девок от тринадцати до пятнадцати лет, — напомнил мужчина. — Они должны быть в отдельных комнатах до того, как начнется основное действие.
— Что ещё вы запланировали?
— Лучше подумай, где найти недостающий товар. Или готовься отдать душу своему Богу.
Свекровь кошку бьет, а невестке наветки дает
Крепко цепляюсь за мощную спину Марка.
На вдох — спокойствие.
На выдох — расслабление.
Мускулистая грудь ритмично вздымается и опадает под моей мокрой от слез щекой.
Сейчас мне хорошо как никогда. Такое состояние — редкость для моей души. Его можно сравнить разве что с глубокой медитацией. И боюсь, что долго оно не продлится.
Громко цокая каблуками Вера Павловна нарушает тишину гостиной.
— Что ж, хорошо то, что хорошо кончается, — многозначительно заявляет женщина, придирчиво сканируя наш дуэт, — но придётся ненадолго прерваться. Марк, тебя отец зовет.
— Зачем? — интересуется босс, медленно поглаживая теплой ладонью мою спину.
— Спросишь об этом у него, — саркастично ухмыляется Вера Ризван и в ту же секунду переключается на меня. — Пойдём, доченька. Я покажу тебе дом.
Доченька? Как это…
— Кира пойдёт к отцу со мной, — уверенно заявляет Марк, мягко переплетая мои пальцы со своими.
Сердито выдохнув, женщина ловко меняет тактику:
— Кира, вам нравится Айвазовский?
В изумлении наблюдаю, как Вера Павловна приближается, твёрдо кладёт тонкую кисть на мой локоть, крепко обхватывает и дёргает на себя, отрывая от тёплого тела директора.
Э-э… Вот это захват! Не женщина, а удав.
— Мама… — сквозь зубы шипит босс, — никаких игр!
Поворачиваюсь к Марку и ободряюще улыбаюсь. Он должен понять, что я не вижу в его матери врага.
Нельзя допустить, чтобы мужчина вышел из себя, ненароком обидев мать.
— В моем кабинете есть оригинал, написанный этим художником, — тоном искусительницы продолжает Вера Ризван, рассчитывая на полную капитуляцию.
— Правда? — кажется мои глаза и правда начинают светиться от любопытства.
Марк продолжает прожигать наши спины злым взором, явно ожидая от матери подлянку.
— Всё в порядке, — одними губами произношу эти слова для него.
— Десять минут! Не больше, мама, — категорично заявляет, дав понять, что не настроен шутить. — Мы с отцом решим несколько вопросов, пока Кира пытается отыскать Айвазовского на стенах вашего склеп… — Мои глаза расширяются от грядущей беды, но Марк вовремя исправляется: — замка. На этом встречу можно считать завершённой. — Марк смягчает мимику, когда обращается ко мне: — Десять минут и едем домой, хорошо, родная?
Удовлетворённо киваю. Взгляд Марка топит меня своей нежностью. Хочется остановиться, застыть в этом моменте навсегда. Наверное это странно для меня. Не знаю. Не хочу сейчас об этом думать. Не успеваю опомниться, как меня уже волокут вверх по лестнице:
— Знаете, Кира, что Айвазовский считается не только маринистом, но и мастером зимнего пейзажа? — Вера Павловна словно демонесса продолжает свой искушающий монолог.
— Кира! — вдруг тревожно окликает меня Марк. — Я приду за тобой.
Он боится, что захочу здесь остаться? Из-за Айвазовского?
Даже дом восковых фигур покажется более комфортабельным для психики, чем это место.
Действительно, как чуть было не сказал босс — склеп.
***
Оказавшись в комнате Веры Ризван, восхищённо осматриваю холсты известных художников, среди которых замечаю "Зимний пейзаж" Ивана Константиновича Айвазовского.
Прилипаю к полу. Не дышу. Долго не могу оторвать глаз, чувствуя "оглушающую тишину полотна".
В этой картине художник использовал оттенки белого, голубого, чёрного, умело сочетая их.
Как прекрасно!
Я покорена.
Вера Павловна тихо жужжит над ухом, назойливо вмешиваясь в тонкую молекулярную кухню моей души:
— Боюсь назвать вам цену, которую заплатил муж, выкупив её на аукционе в Лондоне.
Киваю. Цена меня мало волнует. Эта картина по истине бесценна и никакие деньги её не стоят.
Что-то звякает, заставляя меня дернуться от звука.
По комнате проплывает запах алкоголя, когда женщина деловито разливает в пару хрустальных стаканов виски.
— Я была плохой матерью для своего сына, — обречённо произносит Вера Ризван. — Всё рвалась на свободу, словно птица, которую заперли в клетке.
Держит руку вытянутой, предлагая мне выпивку.
Покорно принимаю наполненный тумблер, но пить не собираюсь.
Весело фыркнув, мать моего босса решает продолжить:
— Григорий буквально душил меня своей заботой и любовью. — Женщина делает большой глоток виски и даже не морщится от его крепости. — Наши отношения начались с потрясающего секса.
Я мгновенно покрываюсь краской.
— Не вижу в этом ничего предосудительного, Кира, — насмешливо наблюдает она за моей реакцией. — Были трудные времена. Бандитские группировки курировали местные власти, держали их крепко. Я была лишь студенткой. Заканчивала музыкальное училище, подрабатывая певицей в ресторане.
Там и встретила Гришу.
Я ставлю на комод нетронутый стакан, теряясь в догадках с чего вдруг мать Марка так со мной разоткровенничалась. Тем более, что тему выбрала довольно личную.
— Он заступился за меня в тот день. Спас от нажравшихся в хлам мужиков. Подождал после смены и предложил подвезти.
Она закусила губу, на миг замолчав.
— В то время личные автомобили были у элиты и у бандитов. — Вера подняла задумчивый взгляд на меня. — Не подумай, что я меркантильная, Кир. Просто отказывать таким парням, как Гриша, было не принято.
Мать директора быстро захлопала ресницами, чтобы скрыть выступившие слёзы.
— Много лет я сожалела о том дне. О собственной слабости, о том что в последствии поддалась на уловку отца Марка, — грустно улыбнулась, снова наполняя стакан. — Гриша очень любит сына. Всегда любил, а я отдала сердце чужому мужчине. Это и стало самой большой ошибкой в моей жизни. Ведь кто и заслуживал мою любовь, так это сын. Мой единственный сын. — Вера одним махом опустошила виски. — Марк все свое детство был хмур, не видел материнской ласки. А когда я осознала, что свобода, к которой я так рвалась, сломала мои крылья, разбив попутно сердце мужа и сделав сына замкнутым… Мне захотелось закрыть глаза и больше никогда их не открывать.
"Она намекает на попытку самоубийства? " — подумала я изумлённо.
Это было дикостью — лишать себя жизни, когда твой ребенок ещё не успел уверенно встать на ноги. Но разве я в праве осуждать её, живя в жестоком мире, где каждый сражается как умеет?
