— Ну, мои родители вместе уже сорок лет. Думаю, их раздражает, что я всё еще не встретила того самого. Ну, то есть, я думала, что встретила. И они тоже так думали…

Ее голос слабеет, и я поднимаю взгляд, ненавидя то, что вижу.

— Это твой бывший? — укол зависти сжимает мою грудь, напоминая мне, насколько я неполноценен. Мое тело может быть сильным, но мозг — это бомба замедленного действия, готовая взорваться и забрать ее с собой.

— Да, Адам, — она называет его имя, как будто мне не наплевать. — Я думала, мы едем в домик его семьи, чтобы всё наладить.

— Хм.

— Да, это была несбыточная мечта, — она презрительно качает головой. — Глупо было надеяться, что всё можно исправить. Мы были на грани почти год, и я хваталась за любую соломинку. Всё было так нестабильно, а потом моя лучшая подруга позвонила мне по дороге сюда, чтобы рассказать, как он сказал брату, что мы ни к чему не придем, и всё это просто для вида.

Я киваю, пытаясь сочувствовать тому, что звучит так… жалко.

— Но ты же с ним рассталась, да?

Она смотрит на меня с другого конца стола.

— Да. Рассталась. И оказалась здесь. Он сказал, что приедет за мной, — что на самом деле не имел в виду того, что сказал своему брату.

— Ах, значит, вы еще сойдетесь, — говорю я, словно выплевывая яд.

— Нет, не думаю. Я уже слишком измотана, чтобы разбираться со всем этим дерьмом. Просто хочу, чтобы мужчина был готов к настоящим отношениям. Устала от всех этих игр.

— Не знаю, что тебе сказать.

Постукиваю пальцами по столу и отталкиваюсь назад, собирая наши тарелки.

Она повторяет мои действия.

— А ты ни с кем не встречаешься, да?

Улыбаюсь, стоя спиной к ней.

— Сложно с кем-то встречаться, когда живешь один в лесу.

И когда у тебя есть разрушительная тяга к убийству.

— Но ведь в часе или чуть больше отсюда есть город, верно?

— Я туда не езжу, — усмехаюсь, соскребая остатки еды в миску Ганнера. Обычно я не кормлю его объедками, но я уж точно не буду доедать это сам.

— Почему?

Я колеблюсь, тщательно подбирая ответ:

— Не люблю толпу. И людей.

— Но меня ты впустил.

Ставлю посуду в раковину, поворачиваясь к ней.

— Не то, чтобы впустил. Я просто не дал тебе замерзнуть до смерти. Не будем забывать, насколько напряженной была наша первая встреча.

Ее глаза на мгновение вспыхивают страхом.

— Да, это точно.

— Так что не привыкай, — фыркаю, включая воду и начиная мыть посуду. Чувство вины душит меня, но я игнорирую его.

Почему я такой конченый?

— Поняла.

Эмерсин воспринимает это как шутку и смеется. Она берет полотенце и вытирает посуду, пока я мою, убирая ее на место. Закончив, она исчезает в спальне и возвращается с серебристым ноутбуком под мышкой.

— У меня нет интернета, — говорю я сухо.

Она отмахивается.

— Знаю, мой компьютер не поймал WI-FI. Но я подумала, что мы могли бы послушать музыку? Ты же говорил, что не слушал ее много лет, верно?

— Эм… — колеблюсь, желудок скручивает. — Думаю, да.

— Круто, — она ставит ноутбук на стол, а я стою в нескольких футах, почти нервничая из-за того, что она собирается включить музыку.

— Какой жанр тебе нравится? — Эмерсин смотрит на меня поверх экрана. — Вряд ли ты в праздничном настроении?

— М-м-м… Не знаю, — ничего не могу вспомнить. — Почему бы тебе просто не включить свою любимую песню?

— Хм, — она закусывает губу и кивает, снова погружаясь в экран. Я наблюдаю, как она прокручивает список, и начинаю замечать мелочи — как ее волосы заправлены за правое ухо, как ее губы напряженно поджаты, как ее лицо светится, когда она наконец находит то, что искала. Это… мило.

Звук пианино заполняет мои уши, и я напрягаюсь, пока мелодия набирает темп, сопровождаемая глубоким мужским голосом. Это не так угнетающе, как я ожидал, и мое дыхание замедляется, пока музыка заполняет хижину.

— Тебе нравится? — спрашивает она, с невинным волнением поднимая брови.

Киваю.

— Да, неплохо.

— Думаю, раньше ты слушал рэп или что-то подобное, — Эм запрокидывает голову и смеется. Странно видеть ее здесь, на моей кухне, постукивающую фиолетовыми носками в такт музыке. Она настолько сильно не понимает, в какой опасности находится, и, возможно, я тоже могу притвориться нормальным — хотя бы на один вечер. — Значит, рэп?

— Не совсем. Мне нравился металл, но я давно… — черт, она подумает, что я вообще отбитый. — Я не слушал музыку много лет.

— То есть ты не слушал музыку много лет? Или только металл?

— Музыку, — отвечаю, мой голос едва слышен за мужским пением о том, насколько хреново человечество.

— Сколько лет?

Сглатываю гордость, вынуждая себя быть честным.

— Десять, наверное, — не люблю вспоминать прежнего себя.

Она раскрывает рот.

— Вау. Столько времени ты здесь?

— Достаточно долго.

— Сколько тебе лет? — вопрос вылетает из ее уст, и я стараюсь не закрыться. Все равно она вряд ли выберется отсюда, так какая разница, если узнает правду?

— Мне будет сорок один в январе.

Музыка стихает, когда она говорит.

— Значит, ты здесь с тридцати одного?

— Да, с тридцати одного или тридцати двух, кажется, — отвечаю, не в силах точно вспомнить даты. — Около того.

Ее лицо искажается от болезненного сочувствия.

— Вау, значит… ты был оторван от мира так долго?

— Ну, я бы не сказал, что застрял в 2013-м, — пытаюсь посмеяться над позорной датой увольнения со службы, но, честно говоря, больно думать о том времени, когда я считал себя нормальным.

— Я тогда была в колледже, — она произносит эти слова болезненно мягко.

— Да? — переминаюсь с ноги на ногу, отчаянно желая сменить тему. — Что ты изучала?

— Я столько раз меняла специализацию, что и не скажу точно. Бросила учебу, когда получила приличную работу. Была слишком занята погоней за социальной жизнью.

Я усмехаюсь, пытаясь расслабиться.

— Типа за парнями?

— Наверное, да. Вышла замуж слишком рано, потом развелась. Всё это происходило в то время. Была невыносимой, незрелой, я думаю.

Эмерсин хмурится, а потом качает головой.

— Я была токсичной, это точно. Пыталась разобраться с собственными комплексами. У меня был ужасный вкус, и я была слишком навязчивой.

— Я тоже был токсичным в том возрасте, — признаюсь. — Не мог угомониться, пока мне не исполнилось двадцать, а потом начал заниматься… другими вещами, чтобы, хм…

— Справиться?

Горло сжимается.

— Да, пожалуй.

Готовлюсь к новым вопросам — те, на которые, возможно, не смогу ответить. Но она не давит. Вместо этого Эмерсин дважды щелкает мышкой, запуская новую песню. Я ее не узнаю.

Она смотрит на меня, и что-то мелькает в ее глазах, пока она осторожно произносит:

— Ты когда-нибудь танцевал?

— Э-э-э… — чувствую себя застывшим, сердце начинает бешено стучать при мысли о том, что могу оказаться так близко к ней. Обычно я бы никогда не подумал об этом, но она… Она пробралась ко мне, и мне нравится, как я себя сейчас чувствую. Может быть, сегодня я позволю себе просто насладиться моментом. — Ты хочешь потанцевать?

Она мягко смеется, но в ее глазах есть грусть.

— Я не танцую. Никогда по-настоящему не танцевала. Никто не танцевал со мной.

— Запусти песню заново, — говорю я, ощущая, как тело пронизывает новая волна тревоги.

Она поднимает бровь и делает, как я сказал, затем обходит стойку.

— Ладно…

— Ладно, — повторяю я глупо, незаметно вытирая ладони о джинсы. Беру ее за руку, она холодная, но кожа мягкая. Она подходит ближе, ее другая рука ложится на мое плечо, и я нахожу ее талию. Сердце колотится в висках, пока я держу ее, раскачиваясь в такт музыке. Мышечная память берет верх, и я следую за ней, утопая в сладком аромате масла ши, исходящего от ее волос. Вдыхаю его, словно это кислород, зная, что, возможно, это последний раз, когда я держу кого-то так близко. Если бы она знала всё обо мне, то никогда бы не подпустила меня к себе.