Так что я лично серьезно надеялся что эта наша мягкая сила сработает и Лонгин сумеет договориться с монголами.

Мягкая сила конечно работала, это было видно по тому как в Кобдо развернулся Ванча, который везде был желанным гостем. В итоге нашему алтайцу удалось протоптать тропку в Урумчи, куда он и направил свои стопы в тот же день когда Лонгин отправился в наши пределы.

По мнению Лонгина, всё это время хан ждал какого-то сообщения из Пекина и стойко «оборонялся» от наседающих со всех сторон родственников и местной знати, которые уже открыто требовали союза с нами.

Но вести кулуарные разговоры и даже откровенные переговоры хан Лонгину и Ванче не мешал. Дошло до того, что Лонгин встретился с командиром маньчжурского гарнизона в Кобдо и тот откровенно назвал цену их измены и откровенно рассказал какого известия ждет хан.

— Оказывается среди маньчжуров много недовольных Хэшэнем. Одним не нравится его уже запредельная коррупция, другие просто им обижены. Особенно те, кого он наказывает, посылая в дальние гарнизоны и на не нужные войны, например с Непалом. Сейчас это все резко обострилось, когда всесильный фаворит начал плясать под дудку иезуитов. Европейские инструкторы откровенно и нагло оттеснили от командования маньчжурских генералов и готовят несколько знаменных частей как они считают нужным. Среди маньчжуров распространено мнение что наше оружие, а самое главное духи и огнедышащие драконы, которые на нашей стороне, делают нас непобедимыми и мы сможем уничтожить любую армию.

Лонгин начал излагать прописные истины, армия которая не верит в себя обречена на поражение даже с противником многократно уступающим в численности и военная история знает массу подобных примеров.

— В знаменных частях стянутых в провинцию Гансу для участия в новом карательном походе на запад, — продолжал тем временем свой рассказ Лонгин, — оказались почти все маньчжуры участвовавшие в походе Чжан Цзинбао и они распространяли панические настроения. Иезуиты об этом донесли Хэшэню и он по их требованию пресек эти разговоры, казнив несколько человек.

Лонгин рассказывал не торопливо и я четко начинал понимать картину которую он рисовал.

— Кто такие иезуиты мы, Григорий Иванович, хорошо знаем. Люди они очень умные и беспринципные у которых нет никаких ограничителей в достижении их целей. Какую-то информацию о нас и нашем оружие они сумели собрать и даже предположили что такое наши огнедышащие драконы.

— Надо полагать, что задуманная операция против нас это ход конем, который может позволить им восстановить орден, — предположил я. — А кто-то из привлеченных европейцев вполне может быть знаком с опытами братьев Монгольфье и наслышан о полете во Львове, где шар поднимался под действием огня горелки.

— Я тоже так думаю. Подтверждением этого служит то, что иезуиты сами настояли о переносе похода на год. Они решили, что подготовка полков «нового строя» не достаточна.

Я не вольно улыбнулся, услышав про полки «нового строя». Надо же Лонгин выразился так же как и я. Хорошо, что он не видел мою улыбку и мне не пришлось объясняться.

— Мало этого в Европу посланы гонцы и к следующей весне карательная армия будет усилена каким-то количеством европейских наемников.

— Да, противник у нас серьёзный. И что, все это ты узнал в Кобдо? Интересно бы знать кто источник твоей информации.

— Потерпите, Григорий Иванович, всему своё время. Сначала про наши дела с ханом. Так вот хан симпатизировал недовольным Хэшэнем и ждал весточки от своих единомышленников. Против императорского фаворита устроился заговор. Они желают поражения своей армии чтобы обвинить в нем Хэшэня и устранить его. Какое-то известие из Гансу хан получил, потому что открытым текстом сказал мне, что он и его монголы не будут воевать против нас. А чтобы это не выглядело предательством, хан предложил нам внезапно как бы напасть на Кобдо.

— Так, интересно получается, мы первыми начинаем войну с маньчжурами. Что-то мне в этом не нравится, — я внимательно прислушался к самому себе, но товарищ Нострадамус молчал. — А что например делать с сотней маньчжуров стоящих в Кобдо?

— Ничего. Их командир то же участник заговора и они сдадутся нам без сопротивления. И я полагаю кто-то из них даже будет нам помогать.

— Интересные расклады, — я недоверчиво покачал головой. — Даже с трудом верится. Давай-ка расскажи мне про источник информации о положении дел в Гансу и особенно иезуитах.

— Так тут и рассказывать нечего. Это всё наш уважаемый господин Адаров. Представьте моё изумление, когда позавчера передо мной представ его гонец. Он прибыл в Кобдо вместе с посланцем от заговорщиков.

От такой новости я в буквальном смысле потерял дар речи, чего чего, а такого я не ожидал.

— И что он еще передал? — выдавил я из себя после того как справился со своими эмоциями.

— Первую задачу за них выполнили сами иезуиты. Поход Хешеня будет не раньше конца следующей весны. Да и забыл еще сказать, есть вероятность, что он сам будет в нем участвовать.

— А вторая задача?

— Здесь сложнее. С другом детства Клеопатры они контакт установили. Но он с огнем играет, в частности участвует в заговоре. Поэтому Семен и послал своего гонца вместе с посланцем заговорщиков. Этот европеец не один, их как минимум трое. Они хотят похитить останки Клеопатры с её камеристкой и бежать к нам.

— Хорошо, будем надеяться, что у них всё получится. Помочь мы всё равно им ни чем не можем. Главное теперь мы знаем, что у нас есть почти год на подготовку, — Лонгин хитро заулыбался и я понял, что он еще что-то приберег, так сказать на закуску. — Хватит хитро улыбаться, выкладывай всё до конца.

— В заговоре участвуют и маньчжуры Урумчи. На переговоры с ними Ванча и поехал. Он кстати уверен в успехе и собирается еще и установить контакт с Кашгаром.

— Планы конечно грандиозные, не боишься провала?

— Вы знаете, Григорий Иванович, не боюсь. Можно сказать полностью уверен в успехе.

— Хорошо, готов к полету на дирижабле или еще здесь есть дела?

— Никаких и лететь готов.

К вечеру мы были в Усинске. Лонгин еще раз все рассказал Ерофею, графу Казимиру и Андрею. Я молча сидел в стороночке и слушал еще раз его рассказ. Вопросов они по сравнению со мной задали целую кучу, так как подробно о миссии Лонгина и Семена знал только Ерофей.

О второй задаче своего подчиненного Лонгин кстати не сказал ни слова. Надо полагать он решил, что береженого Бог бережет. В чем я кстати в ним был полностью согласен.

Уже наступал вечер когда заметно уставший Лонгин закончил отвечать на вопросы наших военных руководителей. Итог взялся подвести заметно повеселевший Ерофей.

— Итак, товарищи, можно почти со сто процентной уверенностью говорить, что у нас есть еще несколько месяцев для подготовки к новой войне с Китаем. К осени наш воздушный флот судя по всему будет полностью готов к участию в боях, — Ерофей посмотрел на меня, ожидая подтверждения своих слов.

— Бес сомнения, — подтвердил я слова слова Ерофея.

— Считаю, — продолжил Ерофей, — нам надо разработать планы взятия под контроль Кобдо и Урумчи. План по Урумчи конечно предварительный, его надо будет уточнить после получения известий от Ванчи и не откладывая это дело, в долгий ящик осуществить их. На то, что бы закрепиться, особенно в Урумчи, времени много уйдет. А опираясь на такую тыловую базу, мы я думаю, смело можем вступать с бой с наступающими китайцами.

На том и порешили, Главному Штабу было поручено в течении двух недель разработать план двух операций: захват Кобдо и Урумчи, а остальным продолжить подготовку к будущим походам.

Моей персональной задачей было скорейшее завершение ходовых испытаний второго «Орла» м постановка его в строй.

Стрелковых бойниц на этих дирижаблях было ровно тридцать и поэтому стрелковая команда была более многочисленная и бомболюков было два, а не один, как на «Стрижах». Поэтому с комплектацией боевых команд мне пришлось повозиться, но к концу ходовых испытаний нового корабля все проблемы были решены.