Общее руководство канцелярией по-прежнему было за Степаном, это была данность и никому не приходило в голову, что этим должен заниматься кто-то другой.

А вот электрические дела у него были для души. Этим он мог заниматься без сна и отдыха сутками напролет. Личной жизни у Степана не было, женщины его не интересовали совсем, хотя я достоверно знал, что желающие пойти с ним под венец имеются. Это меня одно время сильно тревожило, молодой человек и абсолютное безразличие к прекрасному полу.

Однажды на эту тему состоялся разговор с Владыкой Филаретом. Он выслушал меня и очень мягко улыбнулся.

— Вы же, Григорий Иванович, знаете что означает слово перфекционист? — такого поворота нашего разговора я не ожидал и даже не сразу понял вопроса.

Сообразив же, несколько растерянно ответил:

— Конечно знаю.

— Так вот наш Степан Гордеевич таким является во всем. И свой женский идеал он еще не встретил, — Владыка сделал паузу и многозначительно закончил. — Пока не встретил, но думаю что это не за горами.

Все мои ближайшие помощники были по большому счету перфекционисты. Но Степан был им наверное в квадрате и это было главным, когда я решил поручить ему развитие электрических дел.

В какой-то момент доклада Якова у меня появилось непонимание происходящего, с какой целью он всё это говорит? С положением дел у нас можно в любой момент ознакомиться в канцелярии.

Яков видимо почувствовал это и тут же расставил все точки над и.

— Всё, что я говорю, конечно всем нам хорошо известно. Но думаю дать общую картину не вредно.

— Хорошо, Яков Иванович. Давайте на этом закругляться. Если вы не против, я подведу итог, — воду в ступе толочь можно до бесконечности, как и убеждать друг друга какие мы хорошие.

— Итак господа. С завтрашнего дня ни каких новых проектов, кроме строительства Арсенала. Доводим до ума то, что есть, особенно автомобили и связь. Все перспективные разработки пока тоже откладываем, кроме создания паровоза и парохода, — этим делом понемногу начал заниматься Игнат. — Задача через год быть готовыми к большой войне с Китаем. Если даже что-то путнее из Кашгарской авантюры и получится, очередного столкновения с Пекином нам не избежать.

Ерофей сразу же после заседания Совета решил провести инспекцию своего хозяйства и не откладывая дело в долгий ящик, вместе с Лонгином, Семеном Адаровым и Ванчей уехал в Туву.

Наш алтаец последнее время как-то незаметно тоже сосредоточился на работе с Лонгином.

В ходе войн с Джунгарией родственные ему народности конечно пострадали ужасно. То, что делали маньчжуры c джунгарами иначе как геноцидом не назовешь, но с тех пор прошло несколько десятков лет, руки мы тоже руки немного поукоротили и понемногу численность джунгаров стала восстанавливаться.

Алтайцы пострадали конечно не так, как джунгары, но тоже понесли существенные людские потери, как и их кровные родственники тувинцы. Теплых чувств они к маньчжурам совершенно не питали и поэтому с ними у них установились отличнейшие отношения.

Ерофей должен проинспектировать наши дальние рубежи, а Лонгин со своими помощниками организовать дополнительные каналы разведки в Китае. Задача — к весне достоверно знать о намерениях маньчжуров.

В Усинск я возвращался совершенно не торопясь. Мне почему-то захотелось вообще какое-то расстояние пройти пешком.

После коротких размышлений о поездке Ерофея я переключился на наши медицинские дела.

Здесь всё было вообще в шоколаде. Яков подогнал нам необходимые химикаты, наши умельцы по моим чертежам и наброскам наклепали все необходимое и наши хирурги во главе с Евдокией смело штурмовали высоты хирургии знакомые мне по моей послевоенной практике.

У нас уже были термометры, танометры, фонендоскопы, кардиографы, знакомый мне всевозможный медицинский инструментарий, в операционных были пусть и примитивные, но настоящие наркозные аппараты. А в госпиталях Усинска и Турана я создал прообразы будущих палат реанимации.

Наши клинические лаборатории при госпиталях также выдавали почти все знакомые мне по моей деятельности лабораторные показатели.

Единственное, где мы еще не достигли намеченного мною, было получение антибиотиков.

Пенициллин по большому счету у нас есть. Но это пока еще не тот препарат, который смело можно применять. Пока что это еще можно сказать полуфабрикат. Конечно несколько раз от безысходности мы его вводили и ничего страшного не случилось. Но я то знал, что это шутки с огнем.

Хорошо что у нас, благодаря гению Якова, уже был кортизон. И когда полгода назад был анафилактический шок после введения нашего «сырого» пенициллина, мы сумели не потерять больного.

Та история оказалась катализатором для доктора Павлова с его компанией и они резко ускорились в своих работах и к зиме обещают наладить наконец-то производство пенициллина необходимого качества.

И даже более того. На подходе тетрациклин, стрептомицин и стрептоцид.

С прививочным делом все обстояло отлично. В Усть-Усе у нас противооспенная лаборатория, которая исправно поставляла вакцину и у нас абсолютно все были привиты от этой заразы. Постепенно, благодаря усилиям и личному авторитету окружного начальника и нашего главного компаньона купца Томилина, вакцинируется население Минусинского округа, Абаза с окрестностями и Красноярск.

Из самого неотложного по медицинской части, надо скорее завершить комплектование и оснащение построенной больницы в Уланголе и можно будет полностью сосредоточится на строительстве дирижаблей. Это на мой взгляд сейчас главное.

Несколько месяцев пролетели незаметно — как один день. Пролетело Рождество, наступил новый 1790-ый год. Первого января из Петербурга наконец-то пришли с нетерпением ожидаемые мною последние европейские новости.

Как и должно быть во Франции началась Революция и она протекает по известному мне сценарию и своим чередом идет очередная война с турками. У меня, честно говоря, отлегло. Моё попаданство не изменило глобальный ход мирового процесса. Было еще и повторное изложение начавшейся истории США, но она меня пока совершенно не интересовала, тем более, что там тоже всё идет так как известно мгн.

Прошедшей осенью после многолетнего сна проснулся товарищ Нострадамус и быстро просто озверел. Чувство надвигающейся опасности в началу нового года стало постоянным, оно не отпускало меня ни на секунду.

Я знал, что в ближайшее время вскроется какое-то предательство в наших рядах и придет пренеприятнейшее известие из Китая.

Лонгин упитанностью никогда не отличался, а к концу года стал вообще как тростиночка. Мне казалось, что он совершенно перестал спать, днем и ночью будучи на своем боевом посту.

Еще в середине декабря господин Адаров получил весточку из Китая, что люди всесильного Хэшэня планируют захватить у нас образцы стрелкового оружия.

Сделать это они предполагают с помощью предателя в наших рядах.

Третьего января пришло очередное очень подробное донесение из Китая и секретное письмо из Минусинска. Никанор Поликарпович предупреждал нас, что в наших рядах возможно оказался предатель, вернее засланный казачок.

Письмо из Минусинска на первый взгляд было самым обычным — торговая переписка купца Томилина с нами, вернее даже не переписка, а отчет за одиннадцать месяцев прошедшего года. А в конце была небольшая приписка симпатическими чернилами. У нас по этому поводу есть договоренность.

У Лонгина наверное были какие-то смутные подозрения и он дал почитать полученные донесения и письма тестю.

Леонтий Тимофеевич на два раза прочитал секретное дополнение и вернул его Лонгину.

— Третьего дня ко мне приезжал Денис. Собрался он уже уезжать и вдруг спрашивает меня, а не видел ли я случайно староверов, пришедших к нам перед самым снегом? — Леонтий Тимофеевич сделал паузу и многозначительно оглядел нас.

Тема была животрепещущая и Лонгин пришел ко мне вместе с Ерофеем, который в начавшемся разговоре пока не участвовал, а молча слушал.