Для этого на одном из стапелей начали закладку первого корабля. Он будет конечно экспериментальным, слишком много на нем будет новинок.
Второй стапель было решено перестроить под будущее серийное производство «Альбатросов». А третий стапель оставили как есть и на нем заложили очередного «Орла».
Каждый день начинался и кончался одним — мыслью когда же наконец будут новости из Китая и от Лонгина.
Сказать что новостей не было, значит соврать. Разведка, те же купцы приносили их ежедневно. Но это были не те новости, которые мы ждали.
С Лонгином была договоренность, что если переговоры идут в нужном нам русле никаких подробностей пока не сообщать. За границами наших пределов, да и уже на границах полно не нужных глаз и ушей. Поэтому мы договорились что раз в неделю он будет присылать нейтральное сообщение из одного зашифрованного слова «да».
А вот с миссией Семена Адарова все было сложнее. После полученного известия об их отъезде из Улясутая не было совершенно ни каких известий, ни хороших, не плохих.
Косвенным положительным известием было отсутствие любых официальных приказов, указов еще чего либо приходящих из Пекина в Улясутай касательно будущей войны.
Хотя наши лазутчики, рискуя своими жизнями, пробирались в окрестности военного лагеря, где готовилась новая армия вторжения. Они доносили что подготовка знаменных частей, которые мы стали называть полками «нового строя» идет полным ходом.
Особенно меня поразил доклад с описанием безжалостной строевой муштры. Можно как угодно к этому относится, но боевое слаживание подразделений начинается со строевой подготовки.
Я был поражен весной сорок пятого, когда увидел какое внимание уделялось строевым занятиям сформированных штурмовых подразделений нашей дивизии, которые потом прорывали оборону немцев и штурмовали Берлин. Хотя мой военный опыт говорил мне, что первый раз локоть боевого товарища начинает чувствоваться на плацу. Но чтобы ежедневно до седьмого пота отрабатывать строевой шаг бывалых фронтовиков…
Ерофей мою точку зрения разделял и в нашей гвардии строевой подготовке уделялось много внимания, несмотря на ворчание некоторых командиров.
Андрей Маханов оказался, как и ожидалось, большим молодцом и красавой и с поставленными задачами справился быстро, а самое главное блестяще.
Особенно мне понравилось, что он создал свои параллельные разведку и контрразведку. Они конечно были с военным уклоном, но и общие задачи Андрей им то же ставил.
Почти сразу же Главный Штаб попросил озадачивать экипажи дирижаблей разведзадачами во время испытательных и учебных полетов. А когда мы пришли к выводу о готовности нашего воздушного флота к боевой работе, дирижабли стали на постоянной основе совершать разведывательные полеты.
Полеты проходили вдоль наших рубежей. Далеко от границы мы не залетали, рисковать без необходимости не требовалось, да и кота за усы дергать не надо.
Экипажи дирижаблей уточняли наши карты, учились ориентации на местности, вели наблюдения и за последние две недели отметили усиление монгольских пограничных караулов.
Это было единственное тревожное событие на наших рубежах.
Главную скрипку на начавшемся строительстве «Альбатросов» сразу же начал играть Иван. Да иначе и не могло быть. Он этот проект знал лучше всех, за недели проведенные на заводе в этот раз вник во многие технологические тонкости и быстро освоил все премудрости пилотирования дирижаблями.
Вместе со всеми он сдавал квалификационные экзамены и по праву был аттестован в члены комиссии, так как в теории воздухоплавания наш сын оказался главным специалистом.
Ранним утром 15-ого июня на завод примчался запыхавшийся молодой связист. Юноша был из молодого пополнения и у него было первое самостоятельное дежурство. Связисты дежурили парами и старший доставить секретную телеграмму лично в руки Светлейшего Князя поручил, как положено по уставу, своему младшему товарищу.
Телеграмма была зашифрованной. Я быстро прошел в контору, плотно закрыл дверь и достал свою записную книжку в которой была шифровальная таблица для подобных сообщений.
Телеграмма была из Улангола. Час назад туда из Кобдо вернулся Лонгин.
Решение я принял мгновенно. За пару минут я составил и зашифровал короткую телеграмму. Лонгину отдыхать и ждать моего прибытия в Улангол на дирижабле.
Вручив телеграмму немного испуганному связисту, всё таки не каждый день приходится принимать секретные телеграммы и вручать их лично Светлейшему, я вызвал Андрея.
— Андрей Харитонович, через полчаса боевой вылет в Улангол двумя «Стрижами» первого звена, —окончательный расклад нашего боевого воздушного флота получился как мы и задумывали.
Две основных боевых группы с составе трех дирижаблей «Орла» и двух «Стрижей» и две вспомогательных. Группы стали называть звеньями.
Без необходимости «Орлы» пока для выполнения каких-либо задач решили не привлекать, поэтому я и приказал на вылет двумя «Стрижами».
Через полчаса два «Стрижа» поднялись в небо. Летный состав моего дирижабля действует слаженно и очень быстро, не показывая своего волнения. Они уже неоднократно вылетали на патрулирование границы и ничего нового в полете до Улангола для них нет.
И даже Светлейший на борту для них не новость. Именно с этим экипажем я летал для личного осмотра границ несколько недель назад.
А вот для боевой команды экипажа подобный вылет первый. Новичков среди них нет, всех я знаю лично, это гвардейцы отобранные графом Казимиром из личного состава своего полка. Все они люди опытные и обстрелянные, но всё равно немного волнуются.
Поводов для спешки и не нужного риска я не видел и поэтому полетели не напрямую через Куртушибинский хребет, а по обычному безопасному маршруту: вдоль Уса, затем вдоль Иджима до Медвежьего. От него строго на юго-восток обходя Уюкский хребет и затем напрямую через Танну-Ола до озера Убсу-нур и вдоль его северных и западных берегов до Улангола.
Всего ровно четыреста километров, время полета от четырех часов. Конкретно всё зависит от погоды, дирижабль такая штука скорость которой иногда очень зависит от ветра.
В Главный Штаб то же ушла моя шифрованная телеграмма и Ерофей, Казимир и Андрей Маханов на низком старте будут ожидать известий от меня.
Все благоприятствовало нашему полету, великолепная спокойная погода, легкий попутный ветер на просторах Тувы и ровно через четыре часа мы приземлились в Уланголе.
Меня встречали Илья Михайлов и один из братьев Морозовых. Дирижабли тут же были поставлены на прикол в эллинги, которые уже были построены в Туране, Злегесте, Хем-Белдире, Уланголе и Тэссе и экипажи начали готовиться в обратному полету.
Лонгин успел отдохнуть и ждал меня, свеженький как только что сорванный с грядки огурчик.
— Григорий Иванович, как же я рад вас видеть, да и вообще лица любых наших людей. Мне эти узкоглазые в печенках сидят. Я последние дни уже начал опасаться за своё здоровья. Иногда думал, ну всё сегодня завтра сойду с ума.
— Неужели всё было так сложно? — немного иронично спросил я.
— Да какие там сложности, Григорий Иванович. Там одна проблема: и хочется, и колется и мамка не велит. Хан просто по-человечески боится, а вдруг мы не совладаем с маньчжурами и тогда его ждет кол в Пекине. И в то же время вся местная верхушка давит, воевать с нами они не желают. Наше золото весь воинский дух из них вытеснило, наши плюшки важнее, а самое главное слаще, — на последних словах я почувствовал, что расплываюсь в довольной улыбке.
Обсуждая с Машенькой миссию Лонгина, я как-то сказал, что монголы Кобдо давно серьезно ни где не воевали, а мечи быстро тупятся когда долго не достаются из ножен. Торговля с нами приносила местным ханам очень даже не плохой доход, а самое главное они уже привыкли пользоваться благами цивилизации идущими от нас.
А это уже очень существенно, наши орудия труда, одежда и обувь, одни прорезиненные вещи чего стоят, великолепная бумага, которая на голову лучше китайской и многое другое. Птичка на хвосте принесла нам большую благодарность от ханских жен за знакомство с предметами женской гигиены. Оно было организовано год назад Машенькой, когда наши доктора ездили в Кобдо давить начавшуюся эпидемию кори.
