Подойдя к дому Публия Квинта, невеста остановилась, намазала двери жиром и оливковым маслом и обвила дверные столбы шерстяными повязками. Жир означал обилие и благоденствие, а повязки символизировали посвящение и освящение. Корнеллию перенесли на руках через порог, чтобы она не споткнулась. Муж обрызгал невесту водой из домашнего колодца и подал ей факел, зажжённый на очаге его дома. После краткой молитвы сестры распорядительница усадила её на брачную постель, а мы удалились.
Уже засыпая, мелькнула мысль: «А ведь всё же хорошо складывается. Корнеллия вроде бы довольна, у отца появились какие-то деньги, а я устроился в таверну. Кажется, становлюсь римлянином».
На работе смена началась отлично. Мне сказали помогать в готовке нашему повару, вечно недовольному, хвастливому толстяку Квинту Серторию. Каши, похлёбки, рыба — основной рацион завсегдатаев заведения «У орла» (да, я смог, наконец, прочитать название вывески). Готовить я умею из прошлого, — холостяцкая жизнь весьма этому способствовала. Сам повар был из числа вольноотпущенников (отпущенных на свободу или выкупленных рабов). Он явно испытывал раздражение своим происхождением и всячески пытался себя возвеличить, возможно, этого осознавая.
— Знаешь, Сулла, почему меня освободили?
— Нет, господин Квинт Серторий.
— Это потому что я один из лучших поваров Рима. Однажды я сотворил такой кулинарный шедевр, что меня уже невозможно было оставлять в неволе, ибо это было бы богохульством.
— А что за блюдо такое?
— Ситуация была следующая. Хозяйка мне велела приготовить свинью на пир. Я значит, всё сделал, но вдруг меня вызывают и говорят, что меня сейчас будут пороть, так как ничего не сделано.
— В смысле не сделано?
— Терпение, Сулла, слушай дальше. Я говорю, что быть такого не может, и значит, стою на своём.
Хозяйка приказывает принести свинью. Она здоровая была, — не меньше кабана. Приносят, значит, ее и говорят: «Раб, вот смотри, свинья даже не разделана. Ты совсем оборзел!» А я в ответ прошу нож, чтобы кое-что в ней проверить. Мне, нехотя, но дают его.
— И…что дальше то?
— Терпение, Сулла. Я беру нож и лёгким движением режу брюхо свиньи крест-накрест. В этот момент из пореза, под грузом собственной тяжести градом посыпались кровяные и жареные колбасы. Все вокруг, значит, стали мне хлопать, а хозяйка была настолько впечатлена, что тут же дала мне вольную.
— Так это же отлично! А что тогда недовольны? Теперь вы римлянин. Считайте, с таких низов поднялись!
— Поднялся? Да ты, верно, шутишь? Всех отпущенников римляне презирают и не считают за равных. Я, например, должен платить часть своего дохода бывшим хозяевам, а ещё они заберут после моей смерти половину всего имущества.
— А если отказаться?
— Тогда меня вновь сделают рабом как неблагодарного отпущенника. По закону имеют такую возможность.
— Квинт Серторий, получается, вы до сих пор ограничены в правах?
— Именно. Отпущенники не входят как равные в общество свободных людей. Мы не можем служить в легионах и городских когортах, нам нельзя быть жрецами римских богов, вступать в браки со знатью. Если римских граждан нельзя подвергать пытке, то для рабов и на отпущенников это вполне допустимо. Я бы, может, и хотел забыть о своём рабском происхождении, но ведь нам же нельзя даже указывать имя отца. Имя Серторий, — связано с родом моего патрона (патрон — знатный гражданин, покровитель зависимых от него вольноотпущенников и клиентов). Римляне относятся к нам брезгливо и свысока.
— Вы обобщаете. Я же обращаюсь к вам с уважением.
— Сулла, ты вообще странный пацан. Сын патриция, а работаешь на плебея Авла Туллия в трактире. Нет никакой заносчивости, только постоянный изумлённый взгляд. Такое ощущение, что ты видишь Рим впервые, а не родился здесь. Ни за что бы не поверил, что ты патриций, если бы хозяин это не подтвердил. Кто-то из парней считает, что это от слабоумия, а некоторые говорят, что из-за отсутствия воспитания и заброшенности в семье.
— А что вы думаете?
— Без обид, пацан, но я считаю дело в слабости мозгов. Твоя сестра ведёт себя не как ты, а значит, воспитание было. Мы знаем, что за месяц выучил грамоту, но у нас все уверены, что тебя всему научили давно. Просто ты в силу тупости либо не смог сразу начать всем пользоваться, либо периодически забываешь грамоту. Отсюда вытекает и твоё постоянное удивлённое лицо как у сумасшедшего.
— Не совсем приятно о себе такое слышать.
— Вот, даже сейчас отвечаешь странно.
— Почему это странно?
— Так не разговаривают подростки. Пытаешься изображать взрослого. Это глупо. Все видят, что ты обычный пацан.
— Я не делаю ничего специально.
— Опять в своём репертуаре. Ладно, Сулла, не бери в голову. К тебе тут несмотря на всю эту клоунаду нормально относятся. Парень ты неплохой. Со временем, думаю, поумнеешь.
Работа тем временем шла по накатанной, и ничего не предвещало перемен. Но реальность имела на меня совершенно иные планы.
В подсобку зашёл хозяин, внимательно посмотрел на меня своими чёрными как смоль, глазами и неожиданно сказал:
— Иди домой Сулла.
— Домой? Сейчас? Но ещё до конца смены почти 4 часа.
— Я в курсе. Тебе надо немного отдохнуть и переодеться.
— Но зачем, Авл Туллий?
— Подойдёшь сегодня к полуночи. Поможешь ребятам в одном деле.
Эти слова Авла меня серьёзно напрягли, и я попытался выйти из трудного положения.
— Уважаемый хозяин, я благодарен за то, что меня приняли и за хорошее отношение, но мне бы хотелось остаться выполнять ту работу, на которую меня собственно, и взяли.
— Тебя взяли Сулла именно для той работы, которую ты сегодня будешь выполнять. Давно должен был понять, что мне невыгодно просто так держать в таверне всяких пацанов и легче нанять взрослых работников. Да и график смен поэтому такой. Мы работаем командой. Все ребята получают очень серьёзные деньги. Сможешь за пару лет накопить себе на квартиру в инсулле. Где ещё у тебя будет такая возможность?
— Господин Авл Туллий, а если я откажусь?
Тот усмехнулся.
— Тогда мы с тобой попрощаемся, Сулла. Вернёшься к своему отцу-алкашу. Но послушай, от тебя никто ничего ужасного не требует. Ты — мелкий пацан, просто постоишь пару раз на стрёме, поможешь донести некоторые вещи. Чего тебе бояться? После каждого дела кроме денег, я даю и пару дней отгула. Все сделают за тебя. Если же не понравится, то всегда сможешь потом уйти.
— Можно подумать?
— Хорошо. Но если сегодня не придёшь к полуночи, то можешь в таверну не возвращаться, — недовольно ответил Авл Туллий…
* * *
Не помню, как я шёл домой. В голове всё бурлило. В прошлой жизни был законопослушным, мирным человеком и тут такое. Знал ведь, что могут подобное сказать, но думал, что есть еще время. На работу устроиться практически невозможно. В городе огромная безработица, куча рабов. Мелкий пацан вроде меня имеет мало шансов на трудоустройство. Времени в обрез, дома часто находиться опасно. Ещё и сестра вышла замуж…Сложно…
Дома меня встретили два человека: отец и симпатичная рабыня. Папенька купил её для ведения хозяйства и собственного ублажения. Хвастливо заявив, что взял её за 1500 денариев, он, весьма расслабленный выпитым, отрубился и захрапел на своём ложе.
— Как тебя зовут? — решил я уточнить у рабыни.
— Ливия, господин.
— Сколько тебе лет и откуда ты?
— Из Италии, мне 20, — ответила рабыня.
— Что умеешь делать?
— Могу готовить, следить за хозяйством.
— Отец тебе уже показал наш дом?
— Ещё нет, — мы занимались другим.
Понятно, что тут происходило, — Ливия была в изрядно помятой одежде. Отец, мало того, что потратил на рабыню 1500 денариев из двух тысяч, которые нам дал Публий Квинт, так ещё и ничего ей толком не объяснил.
— Вот смотри, Ливия, здесь комната отца, а вот моя. Тут жила сестра.
— А где ваша сестра?
— Она только что вышла замуж. Наверное, эта комната будет свободной. Отец позже скажет, где тебе спать и отдыхать. А вот — наша столовая. Ты хорошо готовишь?