— Хуже?

— Вы видели пруд в нашем дворе?

— Видел, и что?

— Было время, там водились мурены, и к ним бросали рабов на съедение. Хищные рыбы разрывали людей на куски…

— Не замечал такого…

— Это только в последний год перестали. Не из-за раскаяния, — просто хозяйку стали бесить убытки.

— Ясно. Получается, Тримальхион подначивал Секунду?

— Именно. Но не стоит думать, что управляющий был верен хозяйке. Вовсе не так! Да, он изгибался перед госпожей и был высокомерно дерзок с остальными, в ком нет силы. Но если управляющему было бы выгодно предать и донести на хозяйку, то бы предал и донёс. А сколько он воровал, — не укладывается в голове! Такие, как Тримальхион не знают морали!

— И что, среди рабов на самом деле нет бунтовщиков? Это хочешь сказать?

— Есть. Некоторые люди не мирятся со своей рабской судьбой, но сбросить её путём угодничества и пресмыкания не могут и не умеют. Вся их жизнь становится протестом против подчинившего их несправедливого мира. Одни пьют, буянят и дерзят, другие лезут драться или бегут. Но таких единицы…Почти все рабы, — люди мирные и соглашаются со своей долей. Они стараются привыкнуть к домашнему строю и живут одним днём. Даже в этой ситуации рабы стремятся получить хоть кроху удобств и удовольствий. Сходить на бои гладиаторов, забежать в таверну, поболтать с товарищем, съесть кусочек мяса или жирной лепёшки, зайти к дешёвой проститутке — вот их мечты! Если они попадаются на проделках вроде подливания воды вместо отпитого вина, то мужественно терпят побои.

— Хочешь сказать, что ты один из них…

— Нет, господин. Я не мечтаю ни о царстве справедливости, ни собираюсь кидаться на штурм Рима. Мне претит также путь угодничества и низости.

— И какой же ты видишь путь для себя?

— Обычной честной работы. Зачем иначе жить вообще?

— А что умеешь?

— На самом деле, — многое. Могу быть ремесленником, пахарем, уборщиком, учителем.

— Учителем? То-то смотрю, — такие рассуждения.

— Да, господин. Я образован и хорошо знаком со многими работами философов.

— А что тогда ты ставишь профессию учителя рядом с уборщиком? В последней ведь не нужны знания.

— При хозяйке моя грамотность не была востребована.

— Напрасно. Так уж получилось, что место Тримальхиона стало свободным. Не хочешь поработать вместо него? Я ищу честных управляющих.

— Могу быть честным, но не согласен мучить своих собратьев.

— Не беспокойся. Никто никого мучить просто так не собирается. Наказывать за дело, — буду, и всё на этом. Кроме того, рабы будут получать небольшую зарплату и смогут при желании выкупиться на свободу. А после продолжать работать или уйти. Преград не будет…

— Правда?

— Конечно. У каждого человека должен быть шанс, Милон.

— Тогда я согласен, господин. Буду служить вам преданно и честно…

Закончив дела по дому, остаток дня посвящаю работе на Гая Мария. Сегодня мне предстоит отстаивать его интересы в суде…

И вот я снова на Форуме в одной из многочисленных базилик. Захожу в здание. Иду по ступеням…Забавно, — их всего семь, но они настолько широкие, что каждая вместит не меньше пятерых человек. Повсюду шастают адвокаты. Их легко различить по дурацким папкам под мышкой. Вообще, конечно, римский адвокат — это одно название. Им мог стать любой гражданин, с хорошо «подвешенным» языком…Попадаю в помещение огромных размеров. Ощущение того, что попал в какой-то храм. Внутреннее пространство разделено на семь длинных нефов-проходов. Центральный неф — самый широкий и потолком под три этажа с большими окнами наверху. В глубине огромного зала находится кафедра, где расположился председатель судебного заседания — претор. По бокам сидят центумвиры (члены коллегии). Напротив них на деревянных скамьях разместились истец, ответчик, адвокат, заинтересованные лица. За спинами участников можно увидеть толпу зрителей. А что им ещё делать? Ни телевизора, ни интернета…Приходят как на спектакль, — благо в Риме обращаются в суд по малейшему поводу.

Сегодня Гай Марий устроил мне очередное испытание, — защищать его в судебном процессе. Вопрос не столь серьёзен — работодателя обвинили в присвоении полусотни коз. На выгуле стада скот перемешался с соседским, и вроде как наши пастухи «угнали» чужих коз.

В помещении жарко, душно, ужасно воняет потом… Адвокат истца выступает словно актёр на сцене. Слушаю его речь и начинаю недоумевать. Тот говорит о знатности своего господина, кристальной честности представляемого рода. Затем переходит к знаменитым битвам, где отличились родственники истца и том положении, которое сейчас занимает его потерпевший. Смотрю на окружающих, — все зрители и участники выслушивают речь с благоговением. Что за хрень тут происходит? Наконец, клепсидры (водяные часы) отмерили 20 долгих минут. Наступила моя очередь: «Господа. О чём тут идёт речь? Адвокат истца рассказал нам о битве при Каннах и Митридате, разглагольствовал о гневе карфагенян…Надрывая голос и размахивая руками, он твердил о Ганибалле, Катуле и Клавдике. А где, собственно, козы? Поведайте нам о них! Они вообще существовали?»

Минута затишья и зал взрывается бурным хохотом. Адвокат противоположной стороны лишается дара речи. Судьи смеются, Гай Марий от хохота сползает со скамьи на пол. Народ бьётся в истерике…

На сегодня работа завершена… Дело в суде выиграно, а меня, думаю, запомнят надолго…

Совещание у нумидийского царя было в самом разгаре…

— Как обстоят теперь наши дела? — начал обсуждение Югурта.

— Мой царь, ситуация полностью изменилась. Массива убит, а Сенат в растерянности, — высказался Болмикар.

— Тогда получается, проблема решена?

— Да, господин.

— А что с убийцей принца? Его не смогут поймать и выйти на нас?

— Мой царь, тут непонятно, — ответил Капусса.

— Поясните.

— Как вы знаете, я обратился за выполнением заказа к главе местной банды Авлу.

— Было такое.

— Так вот. Недавно получены данные, что коллегия разгромлена.

— Разгромлена? Полиция идёт по нашим следам?

— Не думаю, господин. Члены банды были отравлены, а их глава зарезан в собственном таблинуме.

— Какие-то странные смерти, Капусса. Тут нет ошибки?

— Ошибки нет, а в этих убийствах на самом деле много странного. Власти поймали стоявших снаружи охранников таверны, в которой всё это произошло.

— И что те сказали?

— Ничего.

— Как это ничего?

— Эти бойцы вроде как новички в банде. Их приняли, потому что коллегия расширила своё влияние. В ночь случившегося они стояли у входа. Им было сказано впустить того, кто захочет пройти к боссу, а остальных разворачивать.

— Значит, должны были увидеть убийц.

— В этом и есть вся загадка. Никто так и не зашёл.

— Такого не может быть.

— Полиция тоже так полагает. Начали смотреть другие входы в таверну. Обнаружили, что запасной заперт изнутри, а ставни на окнах первого этажа закрыты.

— Получается, залезли через второй этаж?

— Да, господин. Следствие тоже пришло к такому выводу.

— Но ты говоришь, что телохранители главаря были отравлены…

— Полиция считает, что убийцы заранее прислали отравленное вино, а затем залезли в окно через второй этаж.

— Хитро.

— Согласен, мой господин. Проникли в таверну, подождали, когда все выпьют отравленное, а затем расправились с Авлом.

— А ещё, наверное, забрали все деньги. Выходит это был кто-то из членов самой банды?

— Следствие тоже выдвинуло такую версию… Но выяснить кто, не удалось.

— Из-за чего?

— Банда была многочисленной. Чтобы контролировать больше районов, главарь назначал капитанов на отдельные территории. Рядовые бандиты знали лишь своих предводителей. Есть подозрение, что убийца или убийцы были связаны напрямую с Авлом.

— Это уже очевидно.

— Так вот, мой царь, вероятно, Авл в этот день собирался расправиться с этим виновником или виновниками и потому собрал всё близкое окружение убийц.