Три раза Мара хлопнула в ладоши:

– Третья попытка!

Со всех сил Любомира вцепилась в Маруна, сжала зубы. Не отдаст! Никому она его не отдаст!

Но ничего не произошло, никто не разорвал их объятий, и тогда ведьмочка открыла глаза.

Рядом стоял злой донельзя золотоволосый Змей Горыныч, похожий на первые две свои ипостаси, словно родной брат, слегка разочарованный Кощей Бессмертный и Мара, спокойная и довольная.

– Я же говорю, сердце не обманет, – царица Нави улыбнулась, и на миг в подгорнем мире скользнул солнечный лучик. Вспыхнул и сразу же померк, как не бывало его.

– Это что ж получается, ты меня в дураках оставила, Любомира? – Змей метал молнии взглядом, того и гляди вспыхнет что-нибудь.

– Нетрудно оставить в дураках того, кто сам других за них держит, – Марун, чувствуя свою правоту, крепче обнял Любомиру. – Да, токмо все по-честному было, не любит тебя Любомира.

А в ответ Горыныч только расхохотался. Отсмеявшись, проговорил:

– Любит, не любит, какая разница? Только вы больно шустрые. Второй наш уговор ты помнишь, Любомира Кощеева дочка?

– Какой такой уговор? – ведьмочка еще крепче прижалась к суженому.

– А такой, – Горыня улыбнулся во весь рот, – покуда загадку мою не отгадаешь, я твоего суженого обратно не выпущу. Сама можешь идти теперь восвояси, раз ни я, ни отчий дом тебе не мил, а вот берендей твой тут останется, – лицо Змея приняло злое выражение, он ткнул пальцем в Маруна. – Будет здесь вечность коротать вместе со своей упырицей.

***

– А напомни-ка свою загадку, – баюн уже снова крутился подле ног Любомиры.

– А пожалуйте, – Змей повел подбородком. – Надобно мне то, что у тебя есть, но тебе самой не надобно. То, что ни потрогать, ни увидеть, а только почувствовать можно. Ну, давай мне обещанное, – он просительно вытянул руку в сторону Любомиры.

Та замешкалась, отстранилась от Маруна, покосилась на мать, ища поддержки, но Мара только лишь бровью двинула.

– Ну, я жду, – Горыныч довольно лыбился, радуясь тому, что подловил-таки непокорную девицу.

– А что у меня есть? – Любомира растерянно двинула плечом. – Ничего у меня нет, кроме братца, но его я тебе не отдам. Василёк мой! – она сурово сдвинула брови, глядя на Змея, но тот только расхохотался в ответ:

– Нет у тебя никакого братца! Моя загадка не об этом была.

– Как это нет? Куда вы его дели?!! – Любомире показалось, что под ее ногами разверзлась бездонная пропасть, словно трясина на болоте, и она падает в нее, и падает, и падает, и никак до дна не достанет. Повернулась к родителям, но те только взгляды отводили. – Вы чего это?!! – она задыхалась, перед глазами завертелась муть. Еще миг, и упала бы она в обморок, но Марун снова оказался рядом и обнял ее за плечи:

– Тише-тише, Люба моя.

– Что, тише-тише? – ведьмочка неловко вывернулась. – Что вы сделали с моим Василёчком? – она сжала кулаки, шагнула в сторону Кощея, и тот даже отступил на полшага от взбешенной девушки.

Поднял руки перед собой в примирительном жесте:

– Все хорошо с Василёчком, обут-одет, накормлен, Ягиня его призрела. Только, видишь ли, Любомира… – черный колдун, повелитель Нави стушевался, отведя глаза от дочери, – не братец он тебе…

– Как так? – только и смогла выдавить Любомира.

– А вот так, – Кощей с виноватым видом развел руками. – Не моя была это идея, Ягиня сама придумала. Чтоб одну тебя не оставлять, чтоб училась ты сочувствию, терпению и заботливости, подкинуть тебе чужого мальчонку. Это ты сама себе придумала, что он твой братец.

– Как чужого? – голос Любомиры задрожал. – Не чужой он мне! Родненький мой Василёчек! Не верю я вам!

– Вот, заладила, верю-не верю, – Кощей устало скривился. – И вообще… с твоими женихами одни сплошные хлопоты. Огород разорили, пообедать не дали… Решила, что ли, за кого из них замуж-то идешь?

Поскольку Любомира дар речи потеряла, за нее ответил баюн, пока Кощей окончательно не рассердился на хлопотных гостей:

– Решила она, все решила.

– Нет, не решила! – Горыня бушевал. – Чистоту девичью ей велено на том берегу Смородины терять, а ему, – он ткнул пальцем в Маруна, – нет туда больше ходу! Так что судьба твоя Любомира моей невестой быть…

– Не честно! – Любомира выкрикнула сквозь слезы.

– Как уж есть… – Змей осклабился, и красивое его лицо стало страшным и отталкивающим.

Марун наклонился к Любомире, проговорил негромко, так, чтоб только она его услышала:

– Хорошо, конечно, было твоих батюшку с матушкой повидать, но похоже, загостились мы у них.

Ободряюще улыбнулся заплаканной ведьмочке и решительно взял ее за руку. И провернул на ее пальце колечко, Ягиней подаренное. В тот же миг оба они пропали с глаз.

В Кощеевом дворце начался переполох. Кощей сыпал чарами во все стороны, но никак не мог обнаружить беглецов. Горыня пыхал огнем, почем зря, и даже подпалил белую скатерть, которой был покрыт стол. По палате пошел густой сладкий запах подгорелой пищи. Бессмертный отвесил за это Змею подзатыльник, словно мальцу несмышленому, и сам принялся тушить пожар. Да, ненароком сдернул скатерть со стола вместе со всеми дорогими яствами. Всю эту неразбериху подогревал кот-баюн, который метался от Кощея к Горыне, бросался им под ноги, хватал когтями за штанины, сыпал искрами со шкуры.

И только Мара со спокойной улыбкой смотрела, как со скамейки пропал собранный Любомирой букетик из цветов папоротника.

Прочь из Кощеева дворца, прочь из обманного царства Нави. Любомира не выпускала руки суженого и бежала так, как никогда в жизни не бегала. И пестрые версты подгорнего мира, словно заговоренные, ложились им под ноги. Позади осталась и печка с румяными пирожками, и страшное Живодрево с человеческими глазами вместо цветов.

А они все бежали и бежали…

Наконец, Любомира выпустила руку Маруна, провернула колечко в обратную сторону и без сил опустилась на синеватую траву:

– Все, Марун, не могу больше. Передохнуть надобно.

Ведьмочка едва могла отдышаться после чародейского бега, да и охотник выглядел не лучше, но садиться не стал:

– Некогда тебе отдыхать, Любомира, до Калинова моста рукой подать. На том берегу передохнешь. Того и гляди Змей Горыныч с Кощеем в погоню бросятся.

– А ты? – почуяв неладное, Любомира нахмурилась.

– Не отпустит меня Змей отсюда… – Марун вздохнул, улыбнулся через силу. – Пора нам с тобой прощаться.

– Ты чего это удумал?!! Как это прощаться? Я для кого тут папоротник собирала?!! – ведьмочка потрясла изрядно поникшим букетиком.

– Другая мне теперь дорОга, – Марун покачал головой.

– Куда это? – Любомира подозрительно прищурилась. – Уж, не к Марьяне ли своей собрался? Так не помнит ведь она тебя! Зачем ты ей тут нужен? Яблоки с ней собирать до скончания времени?

Охотник только губы поджал и ничего не ответил.

– Не пущу! Слышишь? Никуда не отпущу! – Любомира подскочила на ноги, бросилась к суженому. – Мой ты теперь, я тебя на ощупь отыскала и никому не отдам. Ни Марьяне, ни Змею, ни Кощею. Пусть только попробует кто тебя забрать!

– Ишь, ты, как заговорила, – Марун довольно усмехнулся, но сразу же погрустнел. – А то все люб - не люб.

И отвернулся.

– А я? Я тебе люба? – Любомира спросила несмело и покраснела. Не спрашивает девица такого, сам должен молодец ей об этом сказать. Но у Любомиры все получалось не так, как дОлжно.

Марун медленно повернулся к девушке. Проговорил через силу:

– Не нужно нам было с тобой через костер тогда прыгать. Моя вина, не устоял я перед твоими чарами. И вот как оно все теперь вышло. И сам не ам, и вам не дам… – охотник махнул рукой и собрался уже снова отвернуться, но Любомира схватила его за руку.

Спросила строго:

– Отвечай, Марун Северный Ветер, люба или нет. Если нет, то простимся с тобой прямо тут. Оставайся навек в царстве Нави, лей слезы по своей Марьяне. А я пойду к Ягине на болота, возьму в мужья водяного или лешего, а то и обоих разом, и буду ворожить все, что мимо пролетает. Силы-то чародейской, говорят, у меня немерено. Скольких молодцев заворожу, все моими будут, – ведьмочка обиженно поджала губы. – А если люба…