Змей Горыныч так и застыл, не донеся ложку до рта, глядя на Любомиру. Марун повернулся и тоже смотрел на нее, не отрываясь, а она только глазами хлопала, смущенная донельзя.

– Какая же ты красивая, Любомира, – наконец охотник проговорил охрипшим голосом.

– Ты мне это уже говорил, Марун Северный Ветер, – Любомира чувствовала, что щеки ее пылают.

– И еще не раз скажу, коли это правда, – не удержавшись, оборотень тронул прядь волос Любомиры, выбившуюся из косы.

– Ты руки-то не распускай, чай, моя невеста! – Змей тут же разъярился, уставившись на охотника горящим взглядом.

– А вот это мы сейчас и решим, чья она невеста, – Мара с достоинством обвела взглядом стол, посмотрела на Змея, на оборотня и трижды хлопнула в ладоши.

И в тот же миг оба мужчины исчезли.

Любомира испуганно заозиралась, бросила взгляд на Котофея, но тот только глаза таращил, посмотрела на Мару…

– Не переживай, дочка. Здесь твои женихи, никуда не делись. Выбирать из них сейчас будешь. Кого выберешь, за того замуж и пойдешь. А чтобы выбор твой честным был, дай-ка я тебе глазки завяжу.

***

Любомира так и не успела откусить от пирожка. Мара поднялась со своего места и встала за ее спиной. Лица ведьмочки коснулась прохладная шелковистая ткань, и она непроизвольно зажмурилась. Вдруг ей стало очень страшно. Не только оттого, что ничего не было видно, а оттого, что могла она ошибиться. Ей и зрячей сложно было бы выбрать между Змеем и Маруном – так они были похожи, а вслепую…

– Как же я выбирать буду, если я ничего не вижу? – попыталась поспорить, но очень не уверенно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мара наклонилась к самому ее уху, проговорила тихо-тихо, чтобы Кощей не услышал, и только лишь кот-баюн уши навострил:

– Глупая ты, глупая. Я же помочь тебе хочу. Горыня хитер, примерил лицо соперника, думал всех с толку сбить. Но только глазами ты главного все равно не увидишь, только мешать они тебе будут. Потому слушай свое сердце, оно не обманет.

– Ох, матушка, а ежели обманет? – голос Любомиры дрогнул, а Мара проговорила уже строже:

– Значит, не любишь ты своего Маруна и достанешься Змею Горынычу. Поделом тебе. Отец только рад будет такому замужеству, он Горыню давно в зятья присматривает. Да, только хочет для тебя лучшей доли, потому и дает тебе волю. Но смотри, ежели что, мигом за Змея тебя отдаст.

– Ой, мамочки, – Любомира пробормотала тихонько и осторожно поднялась из-за стола. С помощью Мары вышла на свободное место, сделала неуверенный шаг вперед, растопырив руки. Еще шаг, споткнулась на ровном месте и остановилась.

– Вот, тебе и будет, мамочки. Больше я ничем тебе помочь не могу, сама ты должна справиться.

– Да, я и так всю жизнь сама… – Любомира со злостью сжала кулаки и отвернулась от матери. Сама, значит, сама. Марун единственный, кто ей в помощи не отказал, не говорил, чтобы она «сама»… значит, она точно его отыщет. Не может не отыскать.

И снова Мара трижды хлопнула в ладоши.

– Котик, ты хоть мне поможешь? – Любомира пыталась понять, в какой стороне остался кот-баюн, а тот неожиданно потерся головой о ее ноги:

– Помог бы я тебе, Любомира, да токмо я сам между ними разницы не вижу. Одинаковые они!

– Где они? – ведьмочка слепо вертела головой.

– Да, прямо перед тобой, в трех шагах, – Котофей не отходил от подола ее сарафана. – Давай, Любаня, дерзай, я с тобой. Ты справишься! – баюн подбадривал ведьмочку, а она только губы кусала.

Наконец, решилась и шагнула вперед, выставив перед собой руки. Никого не нащупала. Еще шагнула, и снова обняла лишь пустоту. Оставался последний шаг, и ведьмочка медлила. Просительно протянула руки, и одновременно ее ладоней коснулись две мужские руки – обе теплые, крепкие. Обе не торопились сжимать ее пальцы, лишь давая ориентир и право выбора.

Едва дыша, Любомира погладила мужские руки. Пальцы длинные, ладони широкие, за такие держаться приятно. Обоих соперников она за руки вела, как же сейчас вспомнить, у кого какая? У Змея рука была гладкая, холеная, словно он ни разу в жизни за топор не брался, все только девичьи прелести ласкал. А у Маруна, напротив, ладонь была жесткая, привычная и к инструменту, и к оружию. Любомира чуть улыбнулась – руки были разные на ощупь, вот и первая подсказка.

Но не успела она указать на Маруна, как Мара хлопнула в ладоши – один раз:

– Первая попытка! – и в тот же миг обе мужские руки пропали, и Любомира вновь осталась одна.

– Так не честно! – она едва удержалась, чтобы не сорвать повязку с глаз.

– Не спеши, Любаня! – баюн вцепился в подол. – Не торопись, а то испортишь все.

– Дальше выбирай! – голос матери был строг, и Любомира не посмела ослушаться. – По одной руке не считается, целиком его пощупай.

Ведьмочка зарделась и только зубами скрипнула – ну где это видано, молодца щупать просто так – не суженого, не жениха. Но делать было нечего. И она снова вытянула руки вперед, и сразу же коснулась мужских плеч.

А вот обнимать Маруна ей не пришлось, не знала она, каково это, потому просто скользнула руками по его стану – ростом высок, плечи широки, грудь крепка. Но да и второй не хуже, не отличить. Подняла руки выше – к лицам – вот она бородка, которую так долго ей хотелось погладить. У обоих мягкая да шелковистая.

К одному склонилась Любомира – почуяла сладкий запах луговых трав, к другому – запах дымка от костра да ландышей и чего-то такого… непонятного. Сердце захолонуло, едва она рот открыла, чтобы сказать о своем выборе, как снова Мара хлопнула в ладоши – дважды:

– Вторая попытка!

– Да, как же так вторая, коли ты мне ни разу рта раскрыть не дала?!! – она повернулась на голос матери, проговорила запальчиво.

– А вот так. Выбирай дальше, – Мара ответила, как ни в чем не бывало, а Любомира только зубами скрипнула:

– Как выбирать-то дальше?

– А как я тебе и сказала. Сердцем.

От слов Мары яснее не стало. Любомира снова повернулась к молодцам, процедила сквозь зубы:

– Имей в виду, Горынюшка, ежели ты мне сейчас какую подлость устроишь, ежели мне за тебя замуж идти придется, я ж тебе такое житье устрою, сам не рад будешь.

Никто ей ничего не ответил, и девушка застыла в нерешительности. Наконец рядом прозвучал голос Маруна, уже такой родной и знакомый:

– Люба моя, иди же ко мне.

И Любомира шагнула на голос, а мужчина обнял ее и мягко привлек к себе. Ведьмочка дернулась было в сторону, но заставила себя замереть. Не время сейчас было скромничать. А Марун наклонился к ней, прошептал на ухо:

– Поцелуй меня, Любушка, и все закончится. Так ты выбор свой обозначишь.

И Любомира потянулась к лицу охотника. Не умела она целоваться, ни разу не целовалась с молодцем, не знала, как это делается. Сердечко трепыхалось в ее груди раненой пташкой, того и гляди выскочит и разобьется оземь. И страшно было так, как на болоте не было, как перед разъяренным Змеем не было. Дыхание перехватывало. В горле комок встал. Любомира приподнялась на цыпочки, потянулась и… застыла.

– Нет, не могу, – отшатнулась от мужчины, освобождаясь из его рук, и сразу же спиной уперлась в другие руки.

– Ну, а меня осмелишься поцеловать? – голос был тот же самый, не отличить.

Любомира повернулась лицом ко второму охотнику. Сердце ее теперь и вовсе билось у самого горла, рвалось наружу, еще мгновение, и лишилась бы Любомира чувств. И снова она потянулась к его лицу, чувствуя, что ноги едва держат ее. Еще чуть-чуть, и… Марун отвернулся:

– Не нужно, Любомира, так неволить себя, коли не люб я тебе.

Едва не застонала ведьмочка, вцепилась в куртку на плечах охотника:

– Да, люб ты мне, люб, Марун Северный Ветер! Вот мой жених! – чуть не плача она сорвала с глаз повязку и прижалась к груди мужчины. Хотя глаз она по-прежнему не открывала, жмурилась, мертвой хваткой держа суженого, боясь, что он снова исчезнет. А он просто мягко обнял ведьмочку за спину и ничего не ответил.