Ведьмочка прижала руку к груди: сердце трепыхалось то ли от страха возможного наказания, то ли от горечи утраты дерзкого друга.

– Ты-то хоть знаешь дорогу к Кощею? – охотник опустил меч и исподлобья глянул на кота.

– Знать-то знаю, да только…

Договорить котейка не успел. Опять сверкнула молния, загрохотал гром, долгий, протяжный, словно небесная твердь потустороннего мира вот-вот готова была обсыпаться на головы незваным гостям. В раскатах грома послышался рев, полный ярости и боли. А спустя мгновение в облаках пыли и пара перед путниками опустился Змей Горыныч собственной персоной, в облике чудища.

Только уже о двух головах.

Марун снова поднял меч-кладенец, Змей зарычал, в двух глотках его сверкнули отсветы пламени. Любомира бросилась к Маруну, чтобы закрыть его от ярости Змея, охотник сгреб ее в охапку, спрятав в своих объятиях, отвернув от потока пламени.

А Змей дохнул огнем.

И две огненные реки ринулись на охотника с ведьмочкой, и снова обтекли их по сторонам, не причинив вреда.

– Уйди от него, Любомира! – голос Змея прогремел так, что земля под ногами задрожала. – Я покараю наглеца!

– Не уйду! – ведьмочка крикнула с вызовом. – Меня тоже карай, ежели тебе так хочется.

– Собой его решила прикрыть? И долго ли вы так простоите в обнимочку? – Горыныч усмехнулся. – С места не сойдете, мхом порастете. И не дождется Василёк свою сестрицу…

– Отойди, Любомира, – Марун попытался оттолкнуть девушку, но она вцепилась в него мертвой хваткой.

– Не отойду! И хватит вообще мною помыкать, вы оба!

– Вот, значит, как ты заговорила? – Змей снова плюнул огнем, и снова люди сжались посреди огненного буйства. – Только без моего соизволения не выйти вам обратно, не перейти Калинов мост. Что ты на это скажешь?

Любомира ничего не ответила.

– Молчишь? То-то же, – Горыныч самодовольно усмехнулся обеими мордами и начал менять облик.

Образ огромного Змея подернулся дымкой, туман окутал его, уплотнился, словно сжимая, и – развеялся.

А на месте Змея стоял мужчина, высокий, статный, на плечах его была подбитая дорогим мехом накидка. Лицо его было знакомо, но на прежнего Змея он был похож не более чем родной брат. Волосы темные – не черные, черты лица тоньше, плечи шире. Разве только глаза были такие же смарагдово-зеленые.

– Ты ли это, Змеюшка? – Марун спросил с таким ехидством, что Горыныча аж передернуло.

– Не тебе сейчас зубоскалить, берендей! – красивое правильно лицо Змея искривилось от злости. – Хотел другие мои головы поглядеть? Так, гляди! Да, только тебе не понравится!

Горыныч махнул рукой, и Любомиру отбросило в сторону от Маруна. Охотник поднял меч-кладенец, но Змей махнул второй раз, и заговоренный клинок вылетел из его руки. Марун сжал кулаки, готовый броситься на чародея с голыми руками, но Горыныч в третий раз махнул, и оборотень, точно подкошенный, рухнул наземь.

Чародей тяжелым шагом приблизился к упавшему противнику, простер руку над его головой, сжал пальцы, словно когти. Марун с глухим стоном схватился за виски.

– Не тронь его! Не надо, Змеюшка! Что хочешь, для тебя сделаю… – Любомира бросилась в ноги Горынычу, а тот только губой дернул:

– Вот, как ты запела? Что хочу? – рука его дрогнула, он расслабил пальцы, и Марун кулем повалился набок.

Ведьмочка только глаза на него скосила, но сама не двинулась с места, ожидая приговора Змея Горыныча.

– Гляди же, сама предложила, – чародей смотрел на людей у своих ног и ухмылялся. – Моей суженой будешь, Любомира-ведьма.

Любомира побледнела, а Змей только лишь шире осклабился:

– Что, не мил я тебе?

– Но как же?.. – ведьмочка пролепетала. – А как же Василёчек?

– Забудь своего Василёчка! Нет у него больше сестрицы! – Змей упивался своей властью над ведьмочкой, а она только слезы глотала:

– А цветочек? Папоротника? – подняла на Горыныча умоляющие глаза.

– Дам я тебе цветок, раз обещал, – тот кивнул. – И пусть берендей идет с ним восвояси, проведу его по мосту на ту сторону. Так уж и быть. А ты здесь останешься, со мной. Навек. Или смотри, сейчас места мокрого от него не останется, – Змей снова простер руку в сторону оборотня.

Марун зарычал от ярости, попытался подняться, но прежде, чем он успел что-то сказать, Любомира проговорила:

– Я согласна.

– То-то же, – Горыныч улыбнулся и подал Любомире руку, помогая встать.

– Не смей, Любомира… – охотник стоял на коленях, глядя то на Змея со злостью, то на Любомиру – с обидой.

– Все уже, слово не воробей, улетело – не поймаешь, – Горыныч прижал к себе Любомиру. – Моя она теперь.

Марун сжал кулаки и завыл, почти по-звериному. Котофей подскочил к нему, ободряюще потерся головой о бок.

– Не спешил бы ты так, Змей Горыныч, – промурлыкал. – А как же традиции, обычаи?

– Какие обычаи? – Горыныч только головой дернул.

– Ну, как же, а свадьбу сыграть? А для того благословения батюшки с матушкой испросить, – котик сел на лапы, обернулся пушистым хвостом. И Любомира поклясться готова была, что он усмехался себе в усы. – Так что все одно идти нам дальше, куда шли.

– Свадьбу? – Горыныч разжал объятия, и Любомира бросилась к Маруну. Да, только отворачивался от нее теперь охотник.

– Свадьбу-свадьбу, – баюн аж мурчал от своей хитрости. – Ты ж не хочешь на себя Кощееву немилость накликать?

– Что мне Кощей? – Горыныч сжал кулак, и на руке его вспыхнуло призрачное пламя. – Я ж его…

– Помолчал бы ты, клыкастый, – Котофей усмехнулся. – А то ж и на деревьях уши есть.

И Горыня замолчал.

– Подбирайте сопли, собирайте вещи и в дорогу, – Котофей принялся понукать пригорюнившихся Маруна с Любомирой. – До Кощеева двора еще путь неблизкий, а водицы Ягининой немного у вас осталось.

– Не нужна ей теперь смертная водица! – Змей прорычал, но баюн так строго на него посмотрел, что он примолк:

– Это пусть Кощей с супружницей решат, что ей нужно: смертная водица, цветок папоротника или твоя рука… ой, то есть лапа, – котейка промурлыкал и, не обращая внимания на яростные взгляды Змея, потрусил вперед.

Змей Горыныч снова вызвался быть провожатым и теперь шел впереди с гордым видом оскорбленного достоинства.

– Марун, дай водички попить, – Любомира попросила тихонечко, и охотник молча протянул ей бурдюк.

Ведьмочка пригубила Ягининой водицы, и снова она, словно чудодейный нектар, придала ей сил и спокойствия.

– Послушай, Марун…

– Нет, это ты послушай, Любомира, – охотник тоже отпил из бурдюка и крепко закупорил его. – Чего-то не того ты наворотила, девка.

– Но я же… ради тебя, – Любомира не знала, куда глаза девать.

– Ради меня свою девичью честь другому обещала? – Марун невесело усмехнулся. – Странные у тебя одолжения.

– Так убил бы он тебя. Что б я тогда делала? – Любомира не сдавалась.

– Да, то же, что и сейчас, к Змею бы просваталась. Токмо честь свою сберегла бы да совесть мою, – Марун отвернулся. – Так-то ты мне тоже кое-чего обещала, Любомира. Или забыла уже?

– Не забыла, – девушка ответила чуть слышно, едва не плача.

Охотник сокрушенно покачал головой:

– Погубил я тебя, Любомира. Как мне-то дальше жить прикажешь? – он с горечью посмотрел на ведьмочку, но она не поднимала глаз.

– А ну как Кощей не даст благословения на эту свадьбу? – Любомира хваталась за соломинку.

– Не стоит ждать справедливости от черного колдуна, недобрая про него молва идет, – охотник головой покачал.

– Так вон про Ягиню тоже много чего сказывают, а она совсем не такая оказалась, – Любомира не сдавалась. – Добрая и вообще… бабка моя.

– Даром что бабка, нет в тебе ее мудрости. Даже с родственничком не смогла договориться, – Котофей нагло влез в разговор.

– Да, какой он мне родственник? Образина чешуйчатая, – Любомира бросила быстрый взгляд в спину Змею, но тот не услышал ее или сделал вид.