— Я знаю, что ты Пинк. Я знаю о твоей проблеме с наркотиками, и я также знаю, что ты что-то вроде русского киллера. Это все? — спрашиваю я ее с сарказмом.
Она беззлобно смеется.
— Вау, должна сказать, что никогда не представляла, что этот день настанет. Или как он будет проходить.
— Скажи мне только одно… Почему я? Зачем столько хлопот, чтобы добраться до меня?
— Я хотела тебя. — Ее ответ потрясает меня.
— Я хотела тебя, и я получила тебя, единственным способом, который я знала.
— Изображая проститутку. Ради Бога, Би!
— Я же сказала тебе. Я хотела тебя. — Она пожимает плечами.
— Тогда зачем весь этот невинный спектакль?
— Я также хотела удержать тебя.
— И ты решила, что проститутка может трахать меня, а невинная может выйти за меня замуж?
— Ну, разве не так всё и было? — Она имеет наглость ухмыльнуться.
— Ты лгала мне. Боже… Я уже даже не знаю, что правда. Ты говорила, что я был твоим первым поцелуем, твоим первым всем. Черт… — ругаюсь я вслух.
— Признаю, что, возможно, была не совсем честной. Но я не лгала об этом. Ты был и остаешься единственным мужчиной, который когда-либо прикасался ко мне.
— Не совсем честной? Ты себя слышишь? Что с тобой не так? Весь наш брак — ложь, — говорю я раздражённый и наблюдаю, как дергается ее глаз.
— Раз уж всё раскрылось, я могу быть честной с тобой, — она поднимает глаза, чтобы смотреть на меня.
— Я не нормальная. Ты прав. Я не чувствую угрызений совести. И не думаю, что когда-либо чувствовала. Один психиатр поставил мне диагноз «антисоциальное расстройство личности». Думаю, в популярной культуре это то, что вы называете социопатом. — Она совершенно серьезна во время разговора. — Кстати, я не русская наёмница. В основном я фрилансер. Но… с русскими у меня тесные связи. — Она говорит это с гордостью, а я просто стою перед ней ошарашенный. — Раньше я брала больше заданий, но с тех пор, как вышла за тебя замуж, я работая не так много. Теперь я просто делаю это время от времени, чтобы снять напряжение. Как хобби. — То, как она говорит об убийстве, как любая другая женщина говорила бы о списке продуктов.
— Ты убила Мартинеса, — заявляю я, а она пожимает плечами.
— Я убью кого угодно, лишь бы ты был в безопасности.
— Какого хрена… Би, это ненормально.
— Я же сказала тебе. Я ненормальная. — Она сдвигает брови.
— Эти жучки были твоими, не так ли? Вот как ты узнала о Мартинесе. Как долго? Как долго ты следишь за мной?
— С тех пор, как мы поженились. Я должна была оберегать тебя. — Дальнейшие споры кажутся бессмысленными, когда ее доводы сводятся к тому, что она оберегает меня… убивая людей. Я отгоняю эту мысль и поднимаю другую тему.
— А что насчет наркотиков? Я все еще не могу поверить, что ни разу не заподозрил, что ты употребляешь…
Впервые она кажется пристыженной.
— Это… Я пытаюсь бросить.
— Черт! — повторяю я, расхаживая по гостиной.
— Теперь, когда все раскрыто, мы можем улучшить наши отношения. Я могу быть Пинк для тебя каждый раз, когда ты захочешь. — Она игриво облизывает губы, а я просто… ошеломлен.
— Ты правда не понимаешь, да?
— Что? Теперь ты знаешь правду. Мне больше не нужно прятаться.
— Ты причинила мне боль, Бьянка. Ты лгала и манипулировала мной, чтобы я женился на тебе. Ты чертова убийца, ради всего святого. И ты хочешь, чтобы мы просто продолжили жить, как ни в чем не бывало? Как будто я не смотрю сейчас на незнакомку?
— Ну… да. — Она склоняет головой на бок, как бы обдумывая эту идею.
— Это не реально… — Я вскидываю руки.
— Нет больше никаких отношений, Бьянка. Их, блядь, похоже, никогда и не было, — говорю я ей, когда и мое собственное сердце разрывается с этими словами. — Нет нас. Я хочу, чтобы ты ушла. Из дома, из моей жизни. Я больше никогда не хочу тебя видеть. Всё кончено.
— Но Тео… — Она начинает протестовать, но с меня хватит. Я не узнаю свой собственный голос, когда кричу на нее.
— Убирайся к чертовой матери. И даже не думай больше приближаться ко мне. Ты мне противна.
Поворачиваюсь спиной и ухожу от нее, направляясь в одну из гостевых комнат на ночь, запирая дверь. Разве не смешно, что теперь я боюсь, что она может убить меня?
Я смеюсь над собственной глупостью и, возможно, над тем, как все это совпадает. Возможно, это все-таки судьба.
Моя собственная жена, социопатка… хладнокровная убийца. Притворщица.
Да, возможно, это карма.
Поскольку я самый главный притворщик из всех.
Глава 23
Бьянка
Я не знаю, как вышла из квартиры и где нахожусь. Я никогда не видела Тео таким расстроенным, таким безутешным. Когда он сказал, чтобы я убиралась, и что я противна ему, внутри меня что-то оборвалось. В груди что-то сжалось.
Я встаю на минуту и бью себя кулаком в грудь, чтобы немного ослабить дискомфорт. Неужели у меня сердечный приступ? Есть кое что, что можно сказать о состоянии, в котором я сейчас нахожусь… Я никогда не чувствовала себя так раньше. Может ли кто-то чувствовать себя умирающим, когда он очень даже жив и физически не пострадал?
За многие годы я получила свою долю ранений, нанесенных различным оружием и разной степени тяжести. Это даже не самая сильная боль, которую я выдержала, когда мы с Владом застряли в Нью-Мехико без медицинского оборудования, но с бутылкой виски и нашими ножами.
Он выковырял пулю из моего бедра лезвием и залил ее спиртом, а я как-то удержалась от крика. А сейчас?
Я трясу головой и, спотыкаясь, иду вперед, держась за стену здания рядом со мной для поддержки.
На моем лице что-то мокрое. Я дотрагиваюсь до него рукой и понимаю, что это слезы.
Я… плачу? Я никогда не плакала, если только не притворялась.
Никогда.
Я начинаю паниковать, мое дыхание выходит из-под контроля. Что со мной происходит? Неужели я наконец-то сломалась?
Я пытаюсь поставить одну ногу перед другой, чтобы добраться до другой квартиры, но все мое тело слишком тяжёлое. Почему я пошла пешком, а не поехала на машине, я не знаю.
Из тумана, застилающего мой разум, я слышу свист. Я морщусь, но продолжаю идти. Свист, кажется, усиливается. На секунду я оглядываюсь и понимаю, что прошла станцию на 5-й авеню, значит, я, должно быть, нахожусь в районе 62-й улицы. Я не сбавляю темп, пока свист не раздается прямо у меня за спиной. Как раз в тот момент, когда я жду, когда он пройдет мимо меня, чья-то рука больно хватает меня и толкает в сторону переулка.
Отлично.
Я дергаю рукой, пытаясь освободиться, но это только заставляет нападавшего обращаться со мной еще грубее. Я ударяюсь о стену, и в лопатке расцветает боль.
Черт. Я морщусь.
Подняв голову, я вижу пожилого мужчину с неопрятной внешностью, который смотрит на меня.
— Отпустите меня, — говорю я, быстро прикидывая все пути отступления.
— Сейчас, малышка. Выходить на улицу в такой час небезопасно. — Он говорит невнятно, но меня поражает его обращение «малышка». Мое сознание сосредотачивается на этом слове, и все как будто отступает.
Он тянется к моей рубашке, его торопливые агрессивные движения рвут материал. Этого достаточно, чтобы я очнулась от своего умственного тумана. Я вырываю руку и локтем задеваю его под подбородком, заставляя его упасть назад.
Теперь я могу убежать, если захочу. Я могу оставить его здесь и удрать.
Но я этого не делаю.
Мои глаза, должно быть, остекленели от безумного взгляда, потому что, увидев, что я приближаюсь к нему, он делает шаг назад.
Я следую за ним и наношу удар, попадая в живот. Затем я бью его коленом по яйцам, пока он не сворачивается калачиком у моих ног.
— Пожалуйста… — хнычет он.
Я не останавливаюсь.
Мои кулаки бьют по его лицу, кажется, целую вечность. Я бью, бью и бью, боль в груди усиливается и заставляет меня бить все сильнее и сильнее.
Я чувствую, как хрустят кости.
Кожа на моих костяшках медленно сходит, когда я врезаю их в него. Его скуловая кость раздроблена, и куски разлетаются, пока я продолжаю бить. Я останавливаюсь только тогда, когда чувствую мягкость, поглощающую мои костяшки, и понимаю, что, вероятно, добралась до его мозга. Резко вздохнув, я позволяю себе упасть рядом с его телом. Мертв. Он мертв.