Сразу после получения приказа Скуратова меня отвели к соседнему столу, накрыв отдельной полусферой пелены сокрытия. Теперь я остался совершенно один, если не считать приставленного ко мне офицера-посредника. Смутные силуэты зрителей сквозь полусферу маячили на фоне, но я старался не обращать на них внимания. Вот им отлично там — смотрят как будто покерный турнир, зная карты всех участников. Я же теперь вообще ничего не вижу, кроме небольшого освещенного участка карты и приближающегося в мою сторону большого…

— П-п-пу, — выдал я негромко оценку происходящего, стараясь не думать о грустном.

Наблюдая как мой полк движется вперед по карте, я радовался, что командно-штабное учение проходит на таком уровне управления войсками. Организация пешего марша — когда полковая колонна может растянуться и на десять километров, целое искусство. Если бы от меня требовалось знание деталей, вверенное мне подразделение моментально превратилось бы в толпу. А так — на уменьшенном макете карты батальоны бодро шагали в стороны выбранных мною позиций, соблюдая идеальный порядок движения.

Приказ командира бригады загонял меня почти на самый край карты, слева ограниченной болотом Глубокое. Время учений шло в ускоренном режиме и там — на макете карты, постепенно близился вечер. Мои батальоны, прошагав с обеда больше двадцати километров, словно расправленная ладонь уже растягивались на местности, занимая деревни и окапываясь на назначенных уже лично мною позициях.

Веселье скорее всего начнется с рассветом, и скорее всего по плану должно быстро закончиться. Противником командует сам Остерман и кажется мне, что впереди определенно не только выставочный, но и договорной матч. Скорее всего, наша бригада должна потерпеть почетное поражение из-за меня, чей полк окажется слабым звеном — я об этом подумал едва услышав, что он «резервный», развернутый совсем недавно.

Лихорадочно глядя на карту, я пытался понять, что вообще делать. Очень хорошо, что макет показывал и высоты — на бумажной карте я скорее всего просто бы не сориентировался. Но с выраженным рельефом картина становится более-менее понятна, поэтому вся полковая команда разведчиков в полном составе — девять десятков бойцов, усиленные двумя взводами пулеметчиков, уходили дальше вперед, в ночь. Замысел мой состоял в том, что широкой дуге они должны обойти и выйти с тыла к гряде холмов, находящихся километрах в семи-восьми от наших позиций. Как по мне — идеальное место для расположения полевых батарей, которые с рассветом начнут равнять мои позиции с землей. И если прикидывать расстояния с другого края карты, противник скорее всего уже там, поэтому команда разведчиков и двинулась в обход по полям и лесам.

Когда я озвучил время выхода разведчиков на позиции, посредник не согласился, прибавив два часа. После безуспешных попыток доказать, что расчетное время выхода к предполагаемым позициям артиллерии — приемлемое, я рискнул воспользоваться правом вызвать руководителя учения и сейчас апеллировал к нему:

— В рамках подготовки к военно-тактическим играм вместе со своими курсантами каждое утро я бегаю по пять-восемь километров, периодически мы играем в футбол или в иные игры, когда они группами по шесть человек с бревнами на плечах пытаются меня поймать, например. Если, имея ограниченные возможности, я боярское сословие не обделяю вниманием в вопросах физической подготовки, то уж полковая команда разведчиков и пулеметчиков — заполненные по штату, будут у меня гораздо более подготовленными. Так что я озвучиваю время еще по верхней планке ожиданий, в реальности они дойдут быстрее.

— Принимаю, — согласился со мной руководитель учений, кивнув посреднику. — Только учтите, что некоторые из событий командно-штабной игры будут повторяться на местности в полевых выходах, и возможно вам придется этот ночной рейд повторить.

Прелестно — только что купил возможность своим курсантом ночью по лесу с пулеметами на плечах побегать. Начальник Академии Орска уже собрался было уходить, но я его задержал.

— Кроме того, в команде разведчиков или пулеметчиков у меня обязательно будет хотя бы один настоящий артиллерист, — не стал я упускать возможности, чтобы потом поздно не стало.

— Что есть настоящий артиллерист? — сразу же последовал вопрос.

— Н-ну… — я не сразу нашелся, что ответить. Хотел сказать, что этот тот, кто хотя бы с прибором управления артиллерийским огнем умеет обращаться, но как назло звучное название прибора исчезло в этот момент из оперативной памяти. Время на ответ уходило стремительно, так что с языка сорвалось нечто иное: — Стрелять любит, но боится, поправки считает быстро, но неправильно, пьет много, но с отвращением и всегда залпом.

— Допустим, — подкручивая ус чтобы скрыть улыбку, снова согласился со мной руководитель учения. — Цель прикрепления к группе разведки настоящего артиллериста?

Буссоль этот прибор управления огнем называется, вдруг вспомнил я. Вовремя, как обычно.

— Если мое предположение верно, то на этих холмах будет располагаться как минимум одна батарея противника. Укрывшись в лесах вот здесь, мои разведчики должны будут наблюдать и если…

— При любой батарее всегда состоит специалист, как правило из недоучившихся бояр, способный обнаружить укрывшегося от взглядов неприятеля, — оборвал меня посредник.

Ходячий тепловизор что ли? Вот это сюрприз, и что теперь делать? Как часто бывает, решение пришло спонтанно и довольно стройное.

— Вы же присутствовали на церемонии вручения наград, когда я получил золотое оружие, — обратился я к начальнику Академии Орска. — А получил я его наградой потому, что в момент совершения подвига у меня был с собой незарегистрированный карабин системы Каркано М91, доработанный для владеющих силой. Оружие это взяли трофеем дозорные с банды сталкеров, а я его купил нелегально по случаю. Я это к тому, что если даже простые контрабандисты позволяют себе владеть такими вещами, то уж полковую команду я смогу обеспечить артефактами, обеспечивающими сокрытие под взглядом приставленного к артиллеристам даже опытного боярина-разведчика.

— Принимаю, — снова согласился руководитель учения.

— После того, как окажутся на позиции, разведчики должны выйти со мной на связь…

— С наступлением темноты противник получает возможность включать искажение эфира, в результате чего отсутствует и радиосвязь, и магическое оповещение, — очень вовремя сообщил мне посредник.

Интересно, почему я раньше об этом не знал? Наверное потому, что я вообще много чего не знаю — тут же ответил сам себе.

— … Значит, разведчики должны либо выйти со мной на связь, либо же, при отсутствии такой возможности, обнаруженную батарею — если она там будет, захватить. Атаки с тыла противник вряд ли ожидает, охранение скорее всего будет в малом количестве. Настоящий артиллерист в составе отряда разведки нужен, чтобы обеспечить ведения огня по боевым порядкам противника. Если удержать батарею не удастся, значит необходимо вывести из строя орудия и отходить к основным силам. Да, если получится удержать позицию, приказ мой будет включать распоряжение часть орудий установить для стрельбы по аэропланам и развернуть на запад.

Про самолеты как-то спонтанно сказанул — вспомнив упоминание о том, что эскадрильи противника нашу группировку воздушной разведки отогнали. Высоко здесь самолеты пока не летают, быстро тоже, так что поднятые в небо полевые пушки вполне себе могут вести эффективный зенитный огонь.

В ответ на мою последнюю фразу начальник Академии Орска только поднял брови, после чего кивнул нам с посредником и удалился. Когда он выходил из-под пелены я на миг увидел зрителей, смотрящих в нашу сторону и активно обсуждающих мои столь долгие и неслышные им переговоры с руководителем учения. Остановленное на общей карте время снова пошло и мои разведчики, усиленные двумя взводами пулеметчиков — без станковых максимов, с трубами ручных льюисов на плечах, ушли вперед скорым маршем, исчезая в тумане войны.

Еще несколько моих решений не обошлось без разборок с офицером-посредником, и два раза ко мне снова подходил сам руководитель учения. Очень хорошо, что я сумел его впечатлить недавней речью — в иной ситуации мои действия скорее всего были бы отменены посредником или им как невозможные.