Сэйбл знала о разрушениях, вызванных армиями-завоевателями Союза. Они грабили, поджигали и насиловали представителей обеих рас. Но Сэйбл никогда не слышала о чернокожей женщине, владеющей борделем.

— Изначально это заведение принадлежало моему хозяину. Когда он умер, то завещал его и меня своему старшему сыну. Поскольку молодая жена сына впадала в панику всякий раз, когда кто-нибудь даже упоминал о бизнесе, унаследованном ее мужем, я управляла этим заведением, а он присваивал прибыль.

Сэйбл могла только изумленно смотреть на нее. Все на Юге знали, что не все рабы работали на хлопковых плантациях. Многие пленники занимали должности в городах и сельской местности в качестве клерков, литейщиков, шахтеров и подмастерьев швей. Одни отправлялись в море со своими хозяевами на торговых судах, другие сопровождали караваны с товарами, отправлявшиеся на Запад. Один из них, знаменитый раб Йорк, принадлежавший Уильяму Кларку, отправился на Запад в составе группы Льюиса и Кларка и оказался ценным участником экспедиции. Но бордель?

— Почему тебя это так удивляет? — спросила Бриджит. — Если мы можем управлять ресторанами и магазинами одежды, то управлять заведением, которое удовлетворяет интимные потребности мужчин, не так уж и сложно.

Сэйбл предположила, что она права.

— Теперь, когда ты знаешь, не передумала делить со мной палатку?

— Нет, но в борделе ты была… Я имею в виду, ты…

— Была ли я в меню? Да. Правда, ближе к концу не так часто. Я была более полезна для бизнеса, сидя и просматривая бухгалтерские книги, а не работая на спине.

Глаза Сэйбл расширились.

Бриджит покачала головой.

— Фонтейн, прежде чем закончится наше знакомство, ты узнаешь о многих вещах больше, чем, вероятно, могла себе представить, но они сослужат тебе хорошую службу, — мудро добавила она, — особенно если за тобой ухаживает этот чертов майор. Такому мужчине, как он, нужна женщина.

— Я и есть женщина, — ответила Сэйбл с притворной обидой.

— Нет, это не так, но ты станешь ею, когда я с тобой закончу.

Той ночью, когда они лежали на своих тюфяках, дрожа от осеннего ветра под тонкими одеялами, Бриджит продолжила свой рассказ.

— Как я уже говорила, новая жена сына была в ужасе от того, что ее муж владеет борделем, и она захотела, чтобы его и меня срочно продали.

— И что же ты сделала?

— Я соблазнила его, чтобы он этого не сделал.

Сэйбл снова потеряла дар речи. Они с Мэвис обсуждали многое, лежа ночью в постели, но Сэйбл никогда не участвовала в столь откровенной дискуссии, как эта.

Бриджит вспоминала:

— Однажды утром он пришел в офис и увидел меня, обнаженную дочь Африки, соблазнительно нежащуюся в большой ванне с ароматной водой. Я думала, у него глаза на лоб полезут.

Сэйбл чувствовала, что и ее собственные угрожают сделать то же самое.

— Еще до полудня я убедила его, что являюсь волшебницей невообразимых наслаждений. И с человеком, выросшим в глуши Джорджии, сделать это не составило большого труда.

Сэйбл хотела знать, что это за «невообразимые наслаждения», но у нее не хватило смелости спросить.

— Мы перенесли свидание в мою комнату наверху, и он отправил жене записку, в которой сообщил, что его вызвали в Атланту по делам. Я ублажала его три дня, после чего стала его любовницей. Он был так очарован, что подарил мне на Рождество мою вольную.

— Ты его любила?

— Конечно, нет, Фонтейн. Для меня это была чисто деловая сделка. Я бы соблазнила самого Линкольна, чтобы избежать повторной продажи.

— Сколько раз тебя продавали до борделя?

— Три. Первый раз я была слишком мала, чтобы помнить. Второй раз мне было двенадцать.

— Кому?

— Игроку по имени Роберт Брэггс. Я путешествовала с ним по всему Югу, пока мне не исполнилось шестнадцать. Его убили в поножовщине в Атланте, а меня продали на аукционе вместе с двумя другими шлюхами, которыми он владел. В итоге я оказалась в борделе. Понятия не имею, что случилось с другими двумя.

Институт рабства разрывал жизни людей на части почти два столетия. Сэйбл задавалась вопросом, сможет ли кто-нибудь из потерянных родственников, знакомых и друзей когда-нибудь воссоединиться после смерти рабства.

Меняя тему, Бриджит гордо сказала:

— Сегодня я нашла себе кавалера. Его зовут Рэндоф Бейкер.

— Кто он?

— Белый и женатый солдат.

— Что? Бриджит…

— Знаю, знаю. Пожалуйста, без нотаций, но я должна выбраться из этого лагеря, и он станет моим пропуском.

— Почему именно он?

— Я скоро дам тебе знать.

Гадая, что же задумала ее подруга, Сэйбл покачала головой.

На следующий вечер Райн пришел забрать свое белье из прачечной и попрощаться. Сэйбл понимала, что не в силах изменить курс, который он выбрал для себя, но она никогда не перестанет интересоваться его судьбой и любить его.

Они были одни в палатке Сэйбл. Бриджит ушла на свидание со своим новым кавалером, и ее отсутствие дало брату и сестре возможность в последний раз побыть вместе.

— Я хочу, чтобы ты на кое-что посмотрел, прежде чем уедешь, — сказала Сэйбл. Она быстро отвернулась и приподняла платье, чтобы достать золотой браслет, который нашла в сумке Мати после пожара. Она протянула его ему.

Он печально улыбнулся.

— Он принадлежал Старой королеве. Мама тоже носила его, пока не умерла. Мати показала мне его в тот вечер, когда рассказала о них.

Когда он вернул его Сэйбл, она снова внимательно посмотрела на него.

— Я полагаю, это очень ценная вещь?

— Я уверен, так и есть.

— Ты не знаешь, что означают эти символы?

— Это были личные духи Старой королевы. Она обращалась к ним за мудростью и руководством. Очевидно, этот браслет был единственным украшением, которое ей разрешили оставить после пленения. Мати сказала, что хозяин продал остальное.

— Символы соответствуют отметинам на моей коже.

— Каждая королева носила похожие узоры. Если ты когда-нибудь вернешься на родину, эти знаки подтвердят твое право по рождению.

Сэйбл не могла себе представить, что это произойдет. В конце концов, она ничего не знала о мире, из которого пришли Первые, и не могла говорить на их языке. Несмотря на то, что она надеялась однажды отправиться туда и пройтись по этой земле, отдавая дань уважения Мати, чувство глубоко в ее душе подсказывало ей, что ее судьба здесь, на этой земле, где она родилась. Первые многим пожертвовали, чтобы превратить Америку в ту нацию, которой она стала; за их труд и пролитую кровь им кое-что причиталось.

Она посмотрела на лицо брата цвета слоновой кости и поклялась, что никогда не простит себе, если расплачется.

— Ты уезжаешь на рассвете?

Он кивнул.

Пока они стояли, глядя друг другу в глаза, радость и боль, которые они делили как брат и сестра, переполняли их обоих. Прощальных слов произнесено не было. Они оба понимали, что, возможно, видят друг друга в последний раз, и никакие слова не могли выразить всю глубину их печали.

Райн притянул ее к себе и крепко сжал. Сэйбл обняла его с такой же силой. Он поцеловал ее в лоб и отстранился.

Он не оглядывался назад.

Наступило начало октября. С тех пор как Сэйбл приехала в лагерь, она нашла работу, друзей, таких как Бриджит, маленькую семью Эйвери и многих людей, для которых она писала письма, но она также испытала печаль из-за потери своего брата Райна. Он не писал, и Сэйбл не ожидала, что он напишет.

Казалось, что потоку беженцев, ищущих убежища в лагере, не будет конца. Число беженцев перевалило за тысячу, несмотря на то, что многие покидали лагерь ежедневно, а многие больные и немощные умирали. Ходили слухи, что лагерь скоро закроется, потому что победа Союза казалась неизбежной, но слухи текли рекой в том месте, которое Сэйбл теперь называла своим домом, и большинство людей предпочитали просто ждать.

В то утро Сэйбл отправилась в прачечную, но миссис Риз велела ей немедленно отправляться в лагерную больницу. Менее часа назад прибыл большой отряд раненых чернокожих солдат, и миссис Табман и врачам требовалась помощь как можно большего числа добровольцев. Сэйбл понятия не имела, что Араминта вернулась, но они с Бриджит быстро добрались до разрушенного войной особняка, который служил военным госпиталем.