— А Иваныч где?

— Не знаю, — покачал головой штурмовик и ткнул пальцем в горящий бензовоз, — где-то там.

— Я сейчас, я быстро, — скидывая остатки веревок, заторопился Мишка, — я найду.

— Винтовку возьми, — Стивен протянул ему «М-16».

— Отставить, — рявкнул Гейман, — пойдете вдвоем. Один прикрывает. И поосторожней, вдруг недобиток какой уполз?

Михаил и Стивен, часто озираясь двинулись к горящей автоцистерне.

— Чернецкий, — снова выкрикнул Гейман, — рация в пикапе фурычит?

— Так точно!

— Соедини меня с Первым, и поживее. Что ты ползаешь как сонная муха? Бегом, я сказал!

— Мишка стой! — повернувшись вполоборота рявкнул Стивен, водя стволом винтовки из стороны в сторону. Яркие отблески пламени плясали на его лице придавая сходство с демоном. Михаил нехотя остановился, оглянулся, скорчил недовольную гримасу.

Ну зачем ты опять меня тормозишь? Ну сколько можно? Да постреляли всех бандитов, нет тут никого!

Вслух он, конечно, ничего не сказал. С некоторых пор Михаил стал побаиваться друга. Буквально за пару часов Стивен неуловимо изменился. Из веселого добродушного парня превратился в хладнокровного безжалостного «ублюдка», такого же, как и все они — «фашисты». Стал грубее, циничнее, жестче, и даже выше ростом.

Умом Михаил понимал, что обязан другу жизнью, и тем не менее, принять обновленного Стива пока не мог. Недаром говорят, что глаза — вместилище души. Нет, внешне они остались такими же голубыми, как и раньше. Изменился не цвет, а что-то другое, неуловимое, эфемерное. Они словно подернулись пеленой, или вывернулись наизнанку. Пустые, холодные, безжизненные глаза наемного убийцы. Словно душа покинула тело навсегда, оставив взамен только оболочку, внешне очень сильно похожую на прежнего Стива. Но это больше не он. Теперь это неведомое существо — нежить.

Как он будет смотреть в эти кошмарные пустые глаза? Как он сможет остаться один на один с монстром, который в любой момент может убить его голыми руками? Возьмет и придушит ночью, просто так, без причины. Без сомнений, страха и угрызений совести. Просто потому, что ему нравится убивать. Какие страхи и сомнения могут быть у нежити?

Михаил покачал головой отгоняя противные скользкие мысли, но они не желали уходить и продолжали копошиться в мозгу, словно болотные черви.

Нет! Это неправда. Стивен остался тем же, и душа его на месте, и даже глаза не изменились. Все дело в освещении. Во всем виновата ночь и зарево полыхающего бензовоза. А причина депресивных мыслей, — это боль утраты товарищей и досада от невозможности ничего изменить. Нельзя отмотать время назад и поступить по-другому.

Господи, только бы Иваныч был жив!

Он опустил голову и побрел дальше, не обращая внимания на окрики Стивена. Пламя горящего бензовоза слепило, погружая пустыню вокруг в совершенно непроглядный мрак. Михаил старательно обшаривал глазами каждый бугорок, каждую впадинку, каждый крупный камень, силясь узнать знакомые черты. Но тела Иваныча нигде не было видно. И чем ближе становился невыносимо яркий костер пылающей автоцистерны, тем сильнее колотилось сердце. Михаил на ходу вытер выступивший пот, даже с большого расстояния пламя горящей машины обжигало лицо. Он прикрылся рукой и еще раз осмотрел ярко освещенный участок пустыни. Пусто!

Иваныч очень долго был без сознания. Он как-то сумел добраться до бензовоза и поджечь его, а вот остались ли у него силы, чтобы отойти на безопасное расстояние? Взрыв был очень сильным, горящую соляру раскидало на десятки метров вокруг, превратив кусок пустыни в один огромный пылающий факел. Михаил почувствовал, как от страшной догадки перехватило дыхание.

Впрочем, оставался еще один, пусть и очень маленький шанс найти старика за костром. Пытаясь спастись от пламени, он мог перепутать направление и отползти не в ту сторону — прочь от лагеря, в пустыню. Да, такое возможно.

Он пошел дальше, обходя огонь по кругу. Стивен топал где-то сзади и что-то продолжал кричать, но Михаил не обращал внимания, сосредоточившись только на зрительной информации. Все остальное сейчас не важно. Нужно найти Иваныча, если он еще жив. Остальное — потом.

И все же он увидел то, что искал. Сорвался с места и побежал вперед, уже не сомневаясь, великолепное ночное зрение никогда не подводило. Добежал, рухнул на колени, прикоснулся к старику, понимая, что по щекам непроизвольно текут слезы.

Плевать! Иваныч жив! Слава богу, жив! Шевелится…

Петр Иванович лежал на животе, уткнув лицом в песок. Из одежды на нем были только брюки, с крупными прожжёнными дырками, сапоги и куртка отсутствовали. Обнаженную спину покрывали цепочками небольшие пузыри ожогов — видимо обдало пылающей соляркой. Но главное, он был жив и даже в сознании. Застонал, силясь перевернутся на бок, повернулся лицом к Михаилу. Сумел через силу улыбнуться, затем лицо перекосила гримаса боли и ужаса, он что-то попытался сказать непослушными губами.

И вновь до Михаила не дошел смысл, словно он разом оглох безо всякой причины. Поднял зареванное лицо, чтобы немедленно позвать Стивена, сообщить ему радостную новость, обернулся.

И тут что-то мощное рвануло вверх из песка позади него. Огромная черная рука обхватила горло и потянула к небу. Михаил затрепетал как мелкая рыбешка, попавшая в сети, но ничего не мог поделать под натиском грубой животной силы. Дыхание перехватило, когда к мощному сжатию гортани присоединилось ощущение холодного металла у сонной артерии. Острое лезвие вспороло кожу, по шее потекла тоненькая струйка крови.

Словно что-то взорвалось в голове Михаила, и он ясно и четко осознал происходящее. Больше ничто не мешало звукам, и они разом ворвались в его сознание.

— Бросать оружие, — хриплый гортанный голос над самым ухом, — твоя человек умирать.

Михаил никогда специально не учил эсперанто, но знал наизусть много слов. Это совершенно неудивительно, когда вокруг тебя часто говорят на другом языке. Диалекты в разных странах значительно отличались друг от друга, но в основе все-равно были общие языковые корни. Интерлингва знакомая с детства каждому жителю Метрополии частично имела те же самые корни слов, что и эсперанто. В состоянии сильнейшего нервного напряжения, провести параллели, и по контексту разговора догадаться о значении непонятных слов оказалось не сложно. Михаил сообразил, что понимает бандита без переводчика. А осознав смысл сказанного, похолодел…

Ведь Чекист предупреждал, о возможности встретить в пустыне «недобитка». Как же он недоглядел? Сам подставился и друзей подвел. Что теперь будет? Ведь из-за его глупой промашки, могут погибнуть все трое.

Африканец вытянул вперед правую руку с зажатым в ней коротеньким автоматом, красноречиво взмахнул стволом:

— Бросать!

Михаил перевел взгляд на Стивена, встретился с ним глазами. И ничего они не перевернутые, а наоборот, пронзительно глубокие, перепуганные до чертиков, но не за себя, а за его — Мишкину жизнь.

Стивен разжал пальцы, и винтовка упала на песок.

— Шагать вперед. Три.

Африканец показал пальцами правой руки, в которой продолжал удерживать автомат.

Стивен молча повиновался, не отрывая взгляд от Михаила. Отсчитал шаги, остановился, шумно сглотнул слюну.

— На колени! Руки за голову!

Стивен опустился на колени, соединил кисти на затылке, неотрывно глядя на Михаила. Сейчас им не нужно было разговаривать вслух, все было понятно и так. Словно прямой мысленный контакт образовался между двумя взглядами. Это была не телепатия, мысли еще даже не были сформированы в слова. Это было бессознательное понимание друг друга на уровне рефлексов. За долю секунды перед мысленным взором Михаила пронеслось несколько хаотичных образов, и они мгновенно получали незримый телепатический отклик в зрачках Стивена.

… меня сейчас убьют.

… я не позволю.

… мне страшно!

… я знаю, терпи.