Командиры тоже смекнули, что никакого нападения нет, дали условный сигнал — отменили боевую тревогу. Народ принялся выбираться из всевозможных укрытий, из кают тоже носы высунули, любопытствуют. Команда принялась оценивать степень повреждения корабля. Тем временем, штурмовики собрались небольшими группами, ожидая распоряжений. Их не последовало в течение довольно долгого времени, а потом и вовсе была дана команда — «разойтись и не путаться под ногами».

Ничего не понимаю!

Я немного перевела дух, похоже на этот раз все обошлось. Не верю ни в бога, ни в черта, но в такие моменты отчаянно хочется попросить кого-либо из них, чтобы и дальше обходилось без жертв. Сколько человек прошло через мои руки? Сколько смертей было и сколько будет? От инфекций, болезней, ранений — не счесть.

Более — менее разобрались в ситуации только часа через два. Наш сухогруз напоролся на подводные мины. Корабль получил серьезные повреждения. Ремонтная команда пытается что-то там исправить, но получается у них очень плохо, можно даже сказать, что совсем ничего не получается.

Взрывом полностью уничтожило левый гребной винт и значительно повредило правый, отказало рулевое управление. Часть обшивки и внутренних переборок разрушено, вследствие чего один трюм оказался полностью затоплен. Нарушилась балансировка судна. Прорыв в машинном отделении с огромным трудом удалось ликвидировать, воду сейчас откачивают. Есть надежда, что движки удастся реанимировать. Но без управления и гребных винтов мы все равно никуда не доплывем. Есть жертвы среди экипажа, не всем удалось вовремя выбраться из машинного отделения, затопленного водой. Раненных, как не странно, нет. Если не считать за ранение мой сбитый локоть.

Вот же не повезло…

И что теперь? Будем болтаться посреди моря?

13 февраля 32 года

На целые сутки наш «Летящий» лег в дрейф, а точнее, — превратился в большой скособоченный плот, доверенный воле богов. Ни до Суэцкого канала, ни до Эфиопии по Красному морю, на нем уже не дойти. И тем более, на нем невозможно вернуться обратно в Краснодар. Для ремонта требовались доки, краны, сварка, и замена некоторых узлов. Все что смогли сделать механики за целые сутки, это с горем пополам запустить один движок. Кое-как маневрируя остатками правого винта и почти не функционирующим рулевым управлением, мы двинулись вперед. По картам до суши совсем недалеко. Скорость движения корабля очень сильно уменьшилась, но он хотя бы начал двигаться, и это внушает некоторый оптимизм.

15 февраля 32 года

Двое суток мы плетемся со скоростью улитки, а суши по-прежнему не видно. Мой оптимизм уменьшается с каждым часом. Жара заметно усилилась. Нашла градусник, посмотрела и присвистнула — сорок три градуса в тени. А на солнышке и того больше. Припекает знатно! А что дальше будет? Даже подумать страшно.

Делать нечего совершенно, закрылась у себя в каюте и сплю. Точнее пытаюсь уснуть, очень душно, вся постель пропиталась потом. Графин с водой на тумбочке нагревается за полчаса, приходится глотать теплую воду.

17 февраля 32 года

Берега по-прежнему не видно. Начинается шторм. Как ни странно, морская болезнь ко мне не вернулась, хотя качка гораздо сильнее, чем была после отправления в плавание. Небо совсем черное, видны разряды молний. Волны просто невероятно огромные! Экипаж велел готовиться к худшему, без управления нас почти наверняка разобьет о прибрежные скалы или разломит баржу пополам и потопит. Заперлась в каюте, так как выходить на палубу очень опасно, может запросто смыть за борт. Последнее что удалось увидеть, это как волна ударяет в борт судна. Тряхнуло сильнее, чем от взрыва, и снова этот противный металлический скрежет. Матерь божья, страшно-то как!

Может быть это моя последняя запись.

18 февраля 32 года

Сразу две хорошие новости. Шторм закончился, и мы еще живы.

Мы не разбились, и даже не сели на мель. Берег совсем рядом, просто рукой подать. Капитан сказал, пережить этот шторм, у нас шансов было немного, но боги сжалились над покалеченным судном и пощадили его.

Потрепало нас знатно, конечно, но техника и груз на месте, хотя кое-что и намокло. Медленно тащимся вдоль берега, ищем место, куда можно причалить.

Идею предложили грандиозную, — выгрузить наш огромный трактор, прицепить к нему баржу и волочь на сцепке вдоль побережья в дельту Нила, остатки порта Каир тут совсем недалеко. Как в старину, бурлаки на Волге таскали свои суда. Глядя на скромные размеры трактора, по сравнению с размерами баржи, затея кажется смешной. Я просто уверена, что трактор эту дуру сдвинуть с места не сможет, но капитан и Быков почему-то считают иначе. Ну ладно, поживем — увидим…

Одно непонятно, как они собираются выгружать трактор? Ведь баржа почти неуправляема. Подойти вплотную к берегу, не оборудованному для причала судов, так чтобы не сесть на мель, баржа не сможет. Глубина здесь приличная, трактор просто утонет.

Тогда как?

Чекист откинул полог, и слегка пригнувшись вошел внутрь наспех вырытого блиндажа. Листы металла удерживающие стены от обрушения были уложены как попало, в щели тонкой струйкой просыпался песок образуя на полу небольшие барханчики. Близоруко щурясь, он покрутил головой, моргнул несколько раз привыкая к полумраку, нашел искомое, сделал пару неуверенных шагов, и в изнеможении плюхнулся на раскладной стульчик. Тот жалостливо скрипнул, но устоял.

— Уф-ф-ф, — тяжело выдохнул Гейман, — все-таки добрался. Тяжело. Старею, оказывается…

— Что с машиной? — спросил Родион морщась.

— Закипела, — отмахнулся Чекист, — радиатор течет. Как у всех.

— Зачем сам поперся? Не мог помощника отправить? Лев Исаакович, чай не мальчик уже. Неровен час апоплексический удар хватит.

— Не дождетесь, — кривозубая улыбка на обгоревшем лице политрука выглядела жутко и походила на звериный оскал, — я еще вас всех переживу.

— Ни сколько в этом не сомневаюсь, — усмехнулся Родион, — но рисковать по пустякам запрещаю!

Чекист достал грязный платок и аккуратно промокнул багровую лысину.

— Помощник четыре квадрата объехал, вернулся в полуобморочном состоянии.

— Ты сам выглядишь ненамного лучше.

— Да ладно, переживем, — вновь отмахнулся политрук, — я прикинул на глазок, пару километров осталось до лагеря. Колея просматривается хорошо. Рация все-равно сдохла, — батарея не держит заряд. Ждать пока вы меня хватитесь? Так это часа два — три, а то и все пять. Собрался и пошел. Пара часов, и вот он лагерь.

— А если бы сбился с пути?

— Добрался же.

— УАЗик далеко бросил? Нужно отправить бригаду ремонтников.

— Нет, — покачал головой Чекист, — километра четыре отсюда. Я механикам уже дал команду, возьмут Урал и приволокут.

— Ясно, — Родион скривился как от зубной боли и склонился над картой, — какие квадраты обследовал?

— Сорок два и сорок восемь.

Эмиссар сделал пометки на карте, испещренной многочисленными рукописными значками.

— Плохо дело, — мрачно выдавил он, — время идет, а машин по-прежнему не видно. Нужно расширять зону поиска.

Чекист покачал головой и аккуратно пощупал лысину пальцами:

— Обгорел, — внезапно пожаловался он, — Родион Сергеевич, нужно прекращать бессмысленный поиск и ехать дальше.

— Что? — вскинул голову Эмиссар, — «груз» в машине Королькова. Без него вся затея теряет здравый смысл.

— Никуда они не денутся, — хладнокровно рассудил Чекист, — направление движения знают. До Асуана рукой подать, километров шестьдесят осталось, или сто. Ну максимум — сто пятьдесят. А сидеть посреди пустыни и потеть от жары, никакого резона не вижу. Мы так можем и до морковкиного заговенья их разыскивать. Только технику угробим и горючее зря сожжем.

Родион молча разглядывал карту несколько секунд, затем поднял голову:

— А если они остановились, разбили лагерь и ждут помощи? Тогда мы угробим людей.