— Твою мать! Что я наделал? Это же был последний патрон!

Быстрое движение слева, ударил прикладом навстречу, наотмашь, всю силу вложил в удар, всю ненависть и весь свой страх. Отскочил, снова ударил, споткнулся, наступил на раненную ступню, завопил от острой и невыносимой боли и рухнул на песок. Схватил бесполезный автомат и подтянул к себе.

Крокодил шлепал короткими лапами по песку, приближаясь неотвратимо, как сам рок…

— Да чтоб тебя!

Лежа бить неудобно, в ударе нет силы.

Сунул приклад в разинутую пасть, и та мгновенно захлопнулась, сдавив кусок дерева, словно пятитонный пресс. А затем молниеносным движением невероятной силы вырвала оружие из ослабевших рук. Стивен откинулся назад и пополз на спине, отталкиваясь единственной здоровой ногой и стараясь не смотреть на приближающихся чудовищ…

23 февраля 32 года (вечер)

После ужина объявили построение личного состава. Быков выволок в центр лагеря пустой ящик от патронов, забрался на него и принялся громогласно вещать. Голос у него оказался на удивление мощный и хорошо поставленный — командирский. Ой, да что там говорить, — настоящий полковник. Никаких признаков усталости, даже завидно немного. Уверенный и оптимистичный тон, полный внутренней энергии и мотивации в достижении поставленной цели. Эх, мне бы так…

Однако ничего нового Эмиссар не сообщил. Все идет по плану вышестоящего командования. Техника, по большей части, испытание суточным переходом выдержала успешно. Люди тоже держатся достойно. Слез, каприз и уговоров повернуть обратно — нет. Возникшие на пути угрозы благополучно нейтрализованы. Вода, горючее и запас продуктов в наличии имеются в полном достатке. Первое испытание жарой прошли, так что теперь нам вообще ничего не страшно. Позади триста километров пути, предстоит пройти еще более трех тысяч, так что не расслабляться, по машинам и вперед. Темное время суток необходимо использовать по максимуму, чтобы сократить отставание от графика. Одним словом, как обычно на подобных митингах закончилось шаблонными — «во имя человечества, вперед, ура!»

Я страшно разочарованная стихийным митингом вернулась к «скорой» и еще добрых двадцать минут наблюдала, как разбирают лагерь и складывают всякую всячину в грузовики. Демонтаж лагеря много времени не занял, погрузили, уложили, упаковали, подвязали. Затем сгруппировались по экипажам, начали предстартовую подготовку.

На всякий случай еще раз осмотрела раненных, двоим поменяла повязки, хотя необходимости в этом никакой не было. Обработала сиденье и спинку, обильно побрызгав дождевой водой. Салон нагрелся словно духовка для запекания курицы. Металлические части кузова обжигают при касании. Одежду тоже пришлось обильно намочить, без этого, прикоснуться к сиденью просто невозможно. Печет.

Пот льется градом, вся выпитая в лагере вода выходит обратно. Если так пойдет дальше, через пару дней одежда превратится в заскорузлые лохмотья, насквозь пропитанные солью и песчаной пылью.

Солнце уже коснулось горизонта, когда раздалась долгожданная команда «все по местам». Мимо рысью пробежал Чекист, как-то неопределенно махнул рукой, запрыгнул в свой ржавый УАЗик и резко сорвался с места. Я забралась в салон, захлопнула дверцу. Позади шумно возился Василий, едва слышно чертыхаясь, устраивался на раскаленном сиденье. Небольшая струйка пота побежала по виску. Ничего, сейчас поедем, будет обдувать ветром и станет немного полегче…

Захрипела рация и голос Быкова рявкнул — «заводи». Арсений невозмутимо посмотрел на меня, как будто для того, чтобы убедится в отсутствии возражений, затем перевел взгляд на вибрирующий и осточертевший до оскомины кузов ехавшего всю дорогу впереди грузовика. Выжал полный газ и по команде эмиссара отпустил сцепление. «Скорая» заняла положенное место в колонне и двинулась в направлении очень далекой и не всем пока ведомой цели.

И вновь вокруг только белизна пустыни, да серая лента паршивой дороги перед глазами.

Минут через тридцать рация захрипела и тревожным голосом Быкова сообщила — «стоп конвой». Противно скрипнули тормоза, «скорая» почти уткнулась носом в разбитый подфарник впереди идущего КраЗа. Арсений едва слышно матюгнулся.

Пока я бессовестно дрыхла больше половины дня, он все это время вместе с механиками колдовал над «скорой». Видимо не все неисправности удалось ликвидировать. Интересно, хоть пару часов поспал?

Ждали долго, но никаких пояснений причины внезапной остановки по рации так и не озвучили. Арсений вышел из машины — «на разведку». И я тоже не выдержала, выскочила следом. Любопытно же, что там происходит? Ну и заодно, подумала, глотну немного свежего воздуха. Уж очень душно в машине, да и спинка сидения давно высохла. Нужно еще раз побрызгать, а канистру убрали обратно в багажник, чтобы не мешалась под ногами.

А между тем, впереди происходила какая-то непонятная возня. Охранники бегают, руками размахивают, суетятся. Водители что-то кричат друг другу, но слов не разобрать. К группе подъехал трактор, постоял немного на обочине и снова укатил в самое начало колонны. Зачем приезжал? Трактористу тоже стало любопытно, и лень идти пешком? Ничего непонятно!

Удалятся от «скорой» категорически запрещено, остается только вытягивать шею, и напрягать зрение, пытаясь понять, что же случилось?

Наконец водители вернулись по своим местам, и мы с Арсением тоже благоразумно юркнули в кабину. Захрипела рация, отдавая очередную команду, конвой пришел в движение.

Когда мы поравнялись с местом происшествия, догадаться об этом оказалось не сложно, колонна в этом месте сворачивала на бездорожье и объезжала опасный участок с левой стороны от дороги, я наконец-то увидела причину остановки. Часть дороги оказалась разрушена, а справа образовался приличных размеров овраг, из которого виднелось что-то железное, почти полностью засыпанное песком. Видимо фантазия на жаре у меня совсем перестала работать, не смогла разобрать что это такое и перевела красноречивый взгляд на Арсения.

— КрАЗ, — буркнул он раздраженно.

— Наш? — поразилась я.

Арсений молча кивнул и отвернулся.

Ну да, глупо вышло. Откуда же в Африке другие КрАЗы? Конечно наш…

Только как же это? Водитель уснул и не заметил пропасть? Господи, люди то хоть успели спастись? Впрочем, если бы были пострадавшие, меня позвали бы наверняка. Да и смерть констатировать — тоже позвали бы. Значит обошлось без жертв. Минус еще одна машина. Как быстро техника выходит из строя! Это уже за гранью допустимых потерь. А мы даже десять процентов пути не проехали.

Что-то мне стало совсем неуютно. Накаркаю, точно конец путешествия придется заканчивать на своих двоих.

На следующей остановке я немного узнала подробности происшествия. Эмиссар был мрачнее тучи, подойти и расспросить подробности из первых уст, честно говоря, побоялась. Поэтому обошлась банальным расспросом первых попавшихся водителей. Те охотно поделились подробностями, не забыв упомянуть и про арест водителя.

Чекист — выродок! Ну ясно же — несчастный случай. Что тут расследовать? Вот же сучья душа. Неужели он подозревает саботаж? Мы черт знает за сколько километров от Метрополии, посреди бескрайней пустыни. Только совсем отбитый на голову суицидник будет гробить технику в центре Сахары. Это же верная смерть!

Ну в самом деле, не собирался же диверсант топать обратно пешком до самого побережья?

Все равно делать нечего, дай прикину в уме…

Проехали больше трехсот километров. Для техники, так себе, не расстояние. А пешком — очень далеко. Из-за адской жары передвигаться можно только по ночам. Темнеет примерно в шесть вечера, восход в полшестого утра. Итого, ночь занимает чуть больше одиннадцати часов. Часов до одиннадцати дня жара еще не слишком сильная, плюсуем еще часов пять. Итого — шестнадцать.

Отдых понадобится очень часто, ноги не железные, топать без остановки — умаешься. Получается, тридцать пять — сорок километров в сутки. Мне кажется, многовато.