На ужин были те самые бутерброды, дополненные салатом, и закончился день совместным сидением перед телеком с миской чипсов.

Вернее, так закончился день семьи Зиновьевых. Ребёнок пожелал спокойной ночи и пошел ложиться к себе, а его родители, разложив диван и закрыв дверь, остались наедине.

— Как ты себе чувствуешь?

— Сытым.

— Ты понял, о чём я.

— Всё нормально.

— Кризис прошёл? Ты сам справился?

— Да

— А как? — заинтересовалась Катя. — К психологу не ходил? Не ходил точно. И из дома не убегал, чтобы одному побыть. Спорт, путешествия, новая работа — чем там люди себя из депрессий вытягивают? Этого у тебя не было. Какими мерами ты проблему решил? Что помогло?

— Просто меня отпустило.

— А ты уверен? Вдруг не отпустило, а временное улучшение перед ухудшением.

— Уверен.

— А мысли о самоубийстве были?

— Нет! Ты что?

— Я пытаюсь разобраться. Ты мой муж, мы семья, я должна знать, что с тобой происходит, чтобы отслеживать состояние и помочь.

— Спокойно. Из петли меня вытаскивать не придётся.

— Костя, блин! Не смей такое говорить, — зашипела Катя.

— Ты первая сказала про само…

— Я пошутила, зачем ты глупости мои повторяешь? Мозг включать надо, ясно?

— Ясно.

— Старым себя больше не считаешь? Упущенные возможности не подсчитываешь? Я должна знать!

— Проверим, — предложил Костя, потянувшись к жене.

А дальше был секс.

Не проявление нежной любви, как произошло в последние день праздничных выходных, а именно Секс. С большой буквы. Нежность тоже присутствовала, и в глаза они друг другу смотрели (если положение тел позволяло).

Но дрожь была не от трепета, а от того, что мышцы устали. Кое-кто усердно взялся доказывать молодецкую прыть да удаль.

Два раза подряд не такое уж особенное дело, даже обыденное, если первый раз был быстрым, и кончил только Костя. У них и по три бывало, причём ни десять лет назад, а после Катиного тридцатилетия, значит, в этой пятилетке было. Но показывая, что до старости ещё далеко, а зрелось не порок, Костя менял позы так, будто в конце, посчитав количество, ему должны выдать значок ГТО и грамоту «за разнообразие».

Сил на то, чтобы пойти в душ не осталось, но за водичкой сходить пришлось, чтобы самой попить и мужу принести. Вернувшись с кружечкой воды, Катя забралась в постель, рухнула на подушку и уснула, не успев обдумать, что ей как будто закрыли рот.

Откуда-то же взялось, что сбить с толка вышедшую из равновесия женщину можно поцелуем. А тут Костя пошёл дальше поцелуя, чтобы она точно не продолжила обсуждать его проблему.

Что бы это значило?

Обдумать всё Екатерина смогла только в вечер вторника.

Нужно было переключиться с рабочих вопросов, чтобы голова не пухла, а кризис среднего возраста у мужа — это ново, занятно и даже немного интригующе. Жаль рассказать никому нельзя, больно тема личного и, можно сказать, интимного характера. Внутренний мир — это как рот или влагалище. Нужно показывать специалистам: стоматолог, гинеколог, психотерапевт и своей второй половине, а не всем подряд.

Последнее умозаключение показалось Кате таким простым и правильным, что она озвучила его Косте.

Мужчина как раз разделся и руки мыл, когда она заглянула в ванную и обронила эту мудрость.

Вместо того чтобы проникнуться, он рассмеялся.

Ладно, он кризис пережил, ему полезно смеяться.

Смеяться, хорошо питаться и отдыхать.

Так вот о кризисе. Искать сведенья во всемирной паутине Екатерина не начинала, но голова на плечах у неё варит не только в сторону работы и того, что приготовить на ужин. Мозг обрабатывал ту информацию, которая у него имелась из сведений из литературы, ТВ, радио и историй знакомых.

Жаль, что нужно было сдерживаться, чтобы сын не услышал лишнего. Зачем ребёнку знать о трудностях взрослых? Пусть он прежде подростковый период пройдёт, не думая о том, что следующий уровень будет сложнее. Вот и получалось, что говорить можно только тогда, когда Зиновьевы расходилось по своим спальным местам.

Катя, подогнув по себя одно колено, сидела на постели в ночнушке и махровых носках, потому что с прошлой ночи запомнила, что ноги мёрзли, и рассуждала вслух, чтобы и мысли в порядок выстроить, и сразу ответ получить.

— Ты профессионально всё скрывал. Ощущения ощущениями, но внешне вообще не давал повода заподозрить, что у тебя что-то стряслось.

— Потому что ничего не стряслось.

— А кризис?

— Прошло уже. Чего об одном и том же говорить.

— Так не бывает. Смотри: я беспокоилась, потому что чувствовала, что что-то происходит, но не знала, и мне полегчало, когда ты признался. Другими словами, ты создал мне проблему и сам её разрешил. Причинно-следственная связь. Понимаешь?

— А у меня выбор есть? — отозвался Костя.

— Ты расстроился из-за возраста и старости, это создало проблему, — продолжила излагать Катя. — Должно быть что-то, что помогло тебе перестать об этом беспокоиться. Не могу представить, как это происходило. Ты не пил, не прятался после работы, чтобы побыть одному, а возвращался домой вовремя, не жаловался и не срывался на нас с Саньком.

— Я бы никогда на вас не стал злость вымещать, так только уроды поступают.

— Вот когда я как сейчас тебе всё выкладываю, мне легче становится. Почему ты так не мог? Держать всё в себе вредно для нервной системы.

— Это глупость была, не хотел тебя грузить.

— Не могу представить, как ты со стаканчиком кофе стоишь в кабинете у окна, погружённый в себя, и грустишь, глядя на осень.

— В кабинете я работаю.

— Но вы же с Павлом о чем-то общаетесь, — назвала она имя коллеги, с которым муж делит кабинет. — Ты ему рассказывал?

— Общаемся. Не рассказывал.

— Раз в кабинете рабочая атмосфера, остаются обеденные перерывы. В сентябре тепло было, ты прогуливался?

— Было, — признал Константин её дедуктивные способности.

А под утро Катя увидела сон.

Не сон-воспоминание как с историей из детства о маминой подруге и её муже, а обычный сон, немного навеянный вечерним обсуждением, потому что увидела себя Катя в состоянии мужа и поэтично переживала кризис, сидя в кафе и смотря пустым взглядом на полуголые деревья через панорамное окно, и гуляя по парку в листопад.

Под впечатлением от сна, она обратилась к мужу, отключившему сигнал будильника и потягивающемуся на соседней подушке.

— Когда в обед прогуливался, в парк не заходил?

— Когда прогуливался?

— Осенью. В кризис, — напомнила Катя, поднимаясь. — Может, хоть с кем-нибудь пообщался? На лавочке с дедушкой приличного вида, или встретил в кофейне того, с кем давно не виделся, и рассказал о себе? Типа синдром попутчика. То, что не скажешь близким, можно рассказать постороннему. Рассказать и разойтись навсегда. Если не я, то кто-то другой должен тебя выслушать.

— Я уже выговорился.

— Не выговорился, а надо.

— Выговорился.

— Не придумывай. Будешь врать, запишем тебя к психологу, — потянулась она, зевая.

— Я поговорил со знакомой. Мы в студенчестве общались, потом жизнь развела, а в сентябре встретились, — опровергая обвинение во лжи, проговорился мужчина. — Всё как ты говоришь: случайно пересеклись, обсудили, что за двадцать лет прошло.

— Что за знакомая?

— Ты её не знаешь, с ней Витя встречался, они в одном доме жили.

— Как зовут?

— Оля.

— Вы встретились случайно, рассказали, что в жизни произошло, и разбежались?

— Вроде того.

— Одна случайная встреча, сразу всё выболтали, ты про кризис, она про себя, и попрощались? Или вы несколько раз говорили?

— Мы столкнулись случайно, некогда была разговаривать, встретились позже.

— Было только две встречи? Первая, когда увиделись, и вторая, когда поговорили, и больше ни встреч, ни звонков, да?