— Вот как? Где? Когда? — насторожился Петрац.

— Не помню, — пожала плечами девушка.

Право снова обшарил палату глазами в поисках подходящего места, чтобы пристроить свой портфель. В итоге ничего более пригодного, чем подоконник, не нашлось. Петрац встал у окна, опер металлические пукли на дне портфеля о деревянную раму, и обаятельно улыбнулся Милли. Его движения были полны пластики фокусника. Право наклонил портфель на себя, открыл лёгким нажатием защёлки, и клапан с металлическими язычками взлетел и откинулся назад… Желая произвести театральный эффект, адвокат забыл, что стоит у закрытого окна. Клапан портфеля с металлическими защёлками на концах неприятно звякнул о стекло и полетел обратно.

Милли не смогла сдержать улыбку.

— Это провал, — засмеялся адвокат, превращая свою оплошность в шутку.

— Или так и задумано, чтобы потянуть интригу, — помогла сгладить неловкость девушка, — что вы так торжественно хотели достать из портфеля, теряюсь в догадках?

— Вот, — Петрац вытащил толстую картонную папку на свет, — тут кое-какие вырезки из газет, в основном по делам, которые я вёл.

— Хотели похвастаться? — возмутилась девушка, потерявшая память, но не умение флиртовать.

— Хотел, чтобы вы просмотрели, возможно, память зацепится за что-то, как это случилось с зажимом для галстука. Дела были довольно громкие, вы могли читать о них в газетах. К сожалению, это единственный доступный архив, который я могу предоставить вам быстро.

— Оооо, спасибо, — Милли с готовностью потянула руки.

— Спасибо, Петрац, — мужчина подошёл ближе, но папку убрал за спину, он тоже умел флиртовать.

— Спасибо, Петрац, — качнула головой из стороны в сторону Милли и улыбнулась, — это очень предусмотрительно.

— Предусмотрительность — моя работа, — констатировал Право, передавая папку девушке, — и в этом свете, пожалуй, стоит позаботиться о дополнительной мебели в этой палате.

— А? Зачем? — Милли увлечённо развязывала белые плоские тесёмки, приклеенные к картону папки.

— Приличному человеку тут совсем некуда присесть.

— Не стоит, Петрац, я надеюсь скоро выписаться из больницы, уже можно, — Милли шуршала вырезками, с любопытством их перебирая.

— Вот как. Это слова доктора? — Право снял пиджак, аккуратно сложил его и повесил на руку.

— Это слова медсестры. Она сказала, что если я заполню какие-то документы, то смогу уйти из больницы хоть завтра.

— А вам есть куда идти? — заинтересовался адвокат.

— Тоня сказала, что пока я могу пожить у неё, — Милли вытащила одну из вырезок из папки и внимательно её рассматривала.

— Тоня?

— Да, та самая медсестра, что подсказала о выписке, у неё есть свободная комната. Поживу пока в кредит, а там или память вернётся, или работу найду. Видно будет.

— Хотите, я сниму вам номер в гостинице?

— Зачем? — насторожилась Милли.

— Мне кажется, девушка с вашей внешностью и вкусом привыкла к определённому уровню жизни…Не уверен, что жильё медсестры вам подойдёт.

— Спасибо, но нет, Петрац. Это слишком дорого. Я не хочу обзаводиться большими кредитами, не будучи уверенной, что смогу их отдать.

— Пустяки, да и кто говорит о кредитах? Как только ваше самочувствие позволит, я смогу взять вас на работу помощницей.

— Вы? На работу?

— Да, мне пригодится помощница, которая разбирается в зажимах для галстуков от Балашевич.

— Это, — Милли отложила вырезку, — неожиданно, я должна подумать.

— Я никуда не тороплюсь, — улыбнулся Петрац, — но если вы твёрдо решили выписаться и доктора не против, я могу заняться оформлением соответствующих документов.

— Правда? — девушка захлопнула папку, и плотный картон накрыл вырезку с большой фотографией Вальтера Третьяка.

— Правда, — обаятельно улыбнулся Право.

— А можете этим заняться прямо сейчас? — Милли с надеждой посмотрела на адвоката.

— Да, — легко согласился Право, поставил портфель на подоконник и надел пиджак, — изучайте содержимое папки, вам пригодится, если решите на меня работать.

— Петрац, — позвала девушка адвоката, когда тот был уже у двери, — вы забыли коробку.

— Не забыл. Там пирожные и они для вас, — Право довольно улыбнулся и вышел.

Вечер опускался на город лениво и размеренно. На небе летали и спорили пузатые чайки, в траве у обочины возились насекомые. Асфальт на узеньком серпантине остывал после жаркого дня. Пахло морем, сухой травой и дорогой. Светлая старомодная машина выехала из-за поворота на небольшой скорости и свернула на пыльный съезд. Под колёсами зашуршали мелкие камни, брызгами разлетавшиеся в разные стороны. Дорога к морю была изъезженной, но никому и в голову не приходило класть в этом месте асфальт.

Голубая бухта лежала у подножия серпантина во всей своей красе. Солнечные лучи бликовали на воде, сверкая, словно грани драгоценных камней. В вечернем свете бухта была особенно живописна. Круглая гладь воды в огранке из двух массивных скальных выступов выглядела безопасной и безмятежной. Белые птицы парили в воздухе, грелись на скалах, дрались за пойманную рыбу и метили камни белыми росчерками прямо в полёте. Но впечатление безмятежного умиротворения было обманчивым, ведь не далее, чем вчера в этом месте нашли убитым человека. В том, что мужчина не утонул и не стал жертвой несчастного случая, Вальтер Третьяк был уверен, хотя местный полицейские его мнения не разделяли. Стражи порядка в Подгорице издавна были ленивы и инертны, оттого дракон и возвращался в это место из раза в раз, не боясь быть разоблачённым или узнанным спустя годы.

Машина выехала на небольшую площадку и остановилась. Дальше предстояло двигаться пешком. Вальтер вышел из авто, сделал глубокий вдох. Пахло свежестью моря, разморёнными на солнце дикими травами, вечерней пылью. На городских улицах такого запаха не встретишь, даже когда с моря приносит бриз, цепляющий за верхушки зонтики разноцветных гераней, выставленных в горшках на ступеньках домов. Третьяк обошёл машину спереди и открыл дверь с пассажирской стороны.

— Барк, — потребовал Плут, наклонив голову набок, отчего одно из больших ушей свесилось почти до уровня лап.

— Сам, — отказался брать на руки пса мужчина и принялся снимать пиджак.

Вальтер сделал несколько шагов, открыл скрипучий багажник и достал сумку со сменной одеждой.

— Барк! Барк!

— А я говорю, что не очень высоко. Прыгай, не надо из себя строить бедного пёсика, зрителей тут нет, — мужчина закрыл багажник, поставил сумку поверх, принялся её расстёгивать.

— Барк? Барк? — воодушевился Плут.

— Ещё чего, так пока походишь, ошейник я сниму внизу.

— Барк! — обиженно констатировал бассет-хаунд и неуклюже спрыгнул с сидения в пыль, завалившись по приземлению набок.

— Сам зануда, — недовольно парировал Третьяк и потёр белый след на шее, который неприятно зудел.

Появление чужого шрама сильно беспокоило Вальтера. Его шея была, по сути, единственной, которой не касался меч рыцарей. И если след после отрубания головы был частью жизненного пути Первого или Плута, то Третьяку удалось этого избежать. Теперь же спонтанное единение со старой чуть на короткий миг оставило видимый след на человеческом теле. Что могло стать причиной этого срыва, Вальтер не знал. На теле пса давно не было видно подобных отметин, как не было бы их видно и на теле дракона, но вот человеческое тело имело свои изъяны. Сейчас дело было вовсе не в красоте, а в чувстве опасности, которое зудело также, как этот чёртов шрам. Плут, почувствовав эмоциональное состояние Третьяка, перестал требовать к себе внимания и проковылял к обрыву.

На вершине скалистого утёса, расположенного с правой стороны бухты, виднелись немногочисленные развалины старой постройки. Пёс узнал их. В его памяти всплыл небольшой замок с трёхэтажной круглой башней, увенчанной шпилем с флюгером. Вальтер подошёл сзади и присоединился к созерцанию. Сколько раз они были здесь? Сколько раз разглядывали это небо, воду, камни? За сотни лет этот вид почти не изменился и в то же время каждый раз был неповторимо новым. Когда-то из-за этого пейзажа дракон и выбрал бухту местом своего пристанища. Дело было вовсе не в золоте, вернее, не в металле. В Голубой бухте были самые драгоценные закаты и рассветы на побережье. Когда лучи летнего солнца скользили по белёсым прожилкам скал утром или вечером, они горели золотым огнём, искрились, рассыпались блеском золотистой пыли. Такого Вальтер не видел больше нигде в мире.