Саша внимательно просматривала официальный сайт.
…школа-интернат, реализующая адаптированные образовательные программы… Год открытия школы: 1959… Адрес… Телефон… директор… зам. директора по УР… зам. директора по ВР… главный бухгалтер… E-mail… График работы школы…
Об Очиткове тоже было – целых четыре слова. Саша вбила его имя в поисковик и среди не очень густого букета Очитковых увидела знакомую страничку. Ладно, с этим Ваней можно разобраться позже.
Что же это за школа? Почему интернат? Туда сдают детей совсем или от выходного до выходного, как в садике-пятидневке? На сайте в самом уголке как-то стыдливо пристроилась информация о том, что это школа восьмого типа. Саша наморщила лоб. Эта информация ни о чем ей не говорила. В поисковике возникла новая запись.
«Целью создания специальных образовательных учреждений 8-го вида является коррекция отклонений в развитии, а также социально-психологическая реабилитация для дальнейшей интеграции в общество. В таких школах создаются классы для детей, имеющих глубокую умственную отсталость…»
«Дети с нарушенным интеллектом обучаются по специальной программе до 9-го класса. Те из них, кто может освоить рабочую профессию, занимаются в дальнейшем малоквалифицированным трудом».
На сайте школы было полно отчетов о всяких праздниках и мероприятиях. Саша наплевала на срочную работу и стала листать фотографии чужого непонятного мира. Дети делали бумажные цветы, танцевали, стояли у памятника, приклеивали к занавесу белые снежинки, надевали костюмы сказочных героев. Одни выглядели совершенно адекватно, другие странно улыбались, третьи стояли с каменными, ничего не выражающими лицами и будто взирали в пустоту. Саша всматривалась в фотографии с тревогой и любопытством. Ей казалось, что она подглядывает за чем-то постыдным в замочную скважину.
Сто шестьдесят восемь обучающихся…
Она погружалась в их быт. Видела раздавленный пластилин на столе, одинаковые рабочие халатики нежно-зеленого цвета, расставленные счетные наборы, испеченные кексы, важных гостей с обязательными гигантскими игрушками, грамоты на стенах, букеты цветов… Там обитала Лиза. Среди всех этих коробочек, карандашей и комнат-монтессори жила девочка, ворвавшаяся в жизнь Саши бесцеремонно и безумно.
Лиза была только на одной фотографии – она пела на сцене, раскинув руки. «Осенний бал» – прочитала Саша.
6
«Здравствуйте, Александра. Еще раз прошу меня простить. Наверное, я не самый лучший собеседник и не могу толково ответить на простые вопросы. Поймите правильно. Я хотел с вами встретиться для того, чтобы посмотреть на вас. Фото в социальных сетях не дает информации для полного восприятия. Поверьте, я в этом кое-что соображаю. По поводу девочки. Очень прошу, не обижайте ее».
«Здравствуйте. По поводу девочки. Не хотите ли объясниться подробнее?»
«Можно. Но не хочется этого делать в переписке».
«А вы постарайтесь».
«Не хочу».
«Я сегодня танцевала по дождем, такое ощущение кто – то (обнимал меня) Я думала кто это. Я это чуствавала».
«Наверное, было холодно?»
«Неееет!!!»
Куча счастливых смеющихся смайлов.
«Я люблю вас я очень вас люблю».
Саша не знала, что на это ответить, и послала три цветочка и радостную собачью мордочку. Лиза прислала большое сердце-стикер.
«Хорошо. Завтра вы свободны?»
«Боюсь, что днем буду очень занят. Освобожусь только часам к восьми».
«Я напишу вам».
– Бросай телефон и лезь ко мне под бочок.
– Сейчас.
– Ты – жертва социальных сетей.
– Мне пофиг на социальные сети. Если бы их не было, ничего бы не потеряла.
– Неправда. Ты залипаешь, я знаю.
Как может у нормального вроде мужика быть такой сладенький голосок? Стукнуть его, что ли…
– Ничего ты не знаешь, Джон Сноу. Я так туплю. Понял, Женьк? Надо же человеку иногда потупить. Двигай свои волосатые ноги, королеве не хватает места.
К вечеру похолодало нещадно. Саша осторожно перемещалась по узкому тротуару, ноги разъезжались по льду, ощущение беспомощности бесило.
Очитков уже ждал на углу. Все тот же мохнатый шарф. Шапки не было. Сейчас он был похож на старую нахохлившуюся сову.
– Давно ждете?
– Давно. Но это не вы опоздали, просто я время перепутал. Может, это… зайдем, погреемся? Тут есть одно кафе – не люкс, конечно, но тепло.
– Ведите хоть куда. Холод собачий.
– Возьмите меня под руку. Вам скользко.
– Нет. Благодарю. Все нормально.
Очитков криво улыбнулся.
В общем-то, это было никакое не кафе. Так, забегаловка. Особое убожество придавали клеенки на столах. Саша сразу прошла в дальний угол. Еще не хватало, чтобы ее здесь кто-нибудь увидел и узнал. Она заказала только чай, Очитков – чай и сто грамм. «Зуб на зуб не попадает», – пожаловался он. Водку принесли в пластиковом стаканчике, чай, слава богу, в чашках. На блюдце лежал дешевый буроватый пакетик, два кусочка рафинада и две карамельки. Сервис, однако.
Саша вежливо ждала, пока Очитков выпьет водку, вздохнет и заест карамелькой. Ей не нравились такие мужчины. Ей не нравились такие люди. Очитков был неприятен своей неустроенностью и неуклюжестью. Как будто он всего лишь играл в человека, и играл из рук вон плохо.
– А давайте так, – предложила она. – Я вас буду спрашивать, а вы отвечайте.
– Думаете, я не умею складывать слова самостоятельно?
– Думаю, умеете. Но с трудом.
– Хорошо. Черт, может, вы и правы. Вы это… пейте чай, согреетесь. Только сначала я спрошу, ладно? – Очитков пошевелил своей черной бородой и хмуро уставился ей в лицо. – Почему вы вообще стали ей отвечать?
– Захотелось, и все, – холодно отвесила Саша.
– А… Понятно. Так всегда бывает.
– Всегда?
– Ну да. Она такая, что люди сразу ведутся. А как же… наверняка: красавица, солнышко, мимими.
Очитков рассмеялся. Находиться рядом с ним стало почти невыносимо.
– Да не сердитесь вы! Вы хотели вопросы. Спрашивайте.
– Ладно. Кто вам эта девочка?
– Друг. Серьезно. Странно, да? Она хороший человечек, вы не думайте.
– Она постоянно живет в интернате?
– Теперь да.
– Теперь?
– Раньше приходила-уходила. Там на выходные отпускают. А потом… мать у нее померла. Есть тетка, но она такая… особо не озабочена.
– А что с матерью?
– Сложный диагноз, знаете. Запущенная депрессия, что-то еще с сердцем… я в терминологии не силен.
– От депрессии умирают?
– Не думаю. Но от того, что шагают из окна девятого этажа, – запросто. Простите.
– У вас в школе считается нормальным, когда нездоровый ребенок сидит в Интернете до ночи?
– В нашей школе дети не сидят в Интернете. Только некоторые и только под присмотром. Но Лизе можно. Это я принес ей телефон. И не смотрите так, пожалуйста. Это всего лишь телефон, а не кило героина.
Иван усмехнулся. Саша поежилась.
– Почему она написала мне?
– Потому что в вас влюбилась.
Саша поперхнулась чаем.
– Да не волнуйтесь вы. Я же не говорю, что влюбилась… в таком смысле. Просто полюбила вас, понимаете? Так думаю, что по фото. Я посмотрел, ава у вас классная.
– И часто она так… влюбляется?
– Не очень. Четвертый раз.
Очитков замолчал, почесал пиратскую бороду, заглянул в пустой пластиковый стаканчик. Как будто решал – говорить ли что-то важное, достойна ли этого Саша?
– Есть одна женщина… старенькая уже, нянечкой у нас работает. Еще есть Мурзик, это мальчик такой, но там… все сложно. Он младше ее, понимаете? И он не большой охотник поговорить. Ну… и я. Простите, сколько вам лет?
Саша, уже начинающая привыкать к диковатой манере разговора, машинально отозвалась:
