– Гляди, цвет другой стал…
– Эй, мелочь, валите в пень!
– Людмила Геннадьевна, а они мешают!
Как будто жалко! Мы обиженно забились на последние парты.
Но это было не все! Посреди урока учительница химии притащила огромный стеклянный таз, налила в него воды, а потом… На стол встала тусклая жестяная коробка, в коробке оказалась еще одна, из белого материала, в ней – темный пузырек, в нем – мутное масло. И из этого масла на картонную тарелочку тяжело вывалился тяжелый оплывающий серый комок.
– Натрий – активный металл. Он настолько мягкий, что режется ножом. Берем один ма-а-аленький кусочек, осторо-о-ожно… не больше половины горошинки… внимание… помещаем в воду…
Быдыш-ш-ш!!!
Мы прямо подскочили. Даже восьмиклассники удивленно загалдели. Этот натрий был вообще неведомо что! Он носился по тазу, пускал пары и шипел как ненормальный. Мама дорогая!
Потом в таз что-то плеснули, и вода окрасилась в розовый цвет. Но это было уже так себе – ерунда, детские игрушки.
Восьмиклассники торопливо писали. Кто-то тайком заглядывал в тетрадку соседа. И вот раздался звонок, задвигалась мебель, заворочались широкие спины, тонко зазвенели пробирки.
– Все подносы – в лаборантскую! Все за собой убираем! Тетради – на стол.
Ну, наконец-то. Мы остались одни посреди разоренного кабинета, на руинах непознанного волшебства – забытые Золушки, внештатные технички.
– Ну, что… парты?
Горки соды, мокрые тряпки, пасту от ручек – красной стеркой, жвачки – тупым ножом. На полу не нашлось ни одного черного развода, хоть в этом повезло.
– Вроде все.
– Вон там еще…
– Жирно будет. И так пусть спасибо скажут.
– Где наша-то? Придерется еще.
– В столовке ест.
– Теперь вот жди ее еще…
Время шло, а учительницы все не было. За окнами синело. Мы не имели права уйти, не закрыв кабинет. Нам было скучно. Куда же она пропала?
– А может, в лаборантской приберемся?
– Ага. Нанимались!
– Да ладно! Интересно же.
– Пошли, сделаем человеку приятное – придет, а у нее порядок.
Конечно, альтруизмом тут и не пахло. Мы неплохо относились к своей классной руководительнице, но не настолько любили, чтоб затевать целую уборку ради ее красивых глаз. Нас влекла лаборатория. Нас притягивали подносы с реактивами.
– Огребем по полной! Нельзя тут лазать.
– Мы не лазаем, а убираемся. Наводим порядок. Всем счастье.
Вот оно. Странный мир. Какие тут шкафы. Настоящий сейф. И вот они – подносы.
– Надо все вымыть.
– А можно? Это же химия.
– Ну и что теперь? Это, что ли, не наш кабинет? Значит, и лаборантская наша. Посуду же ты дома моешь.
– Ладно. А куда это все сливать?
В пробирках застыли бледные осадки и желтоватые взвеси.
– В раковину можно, но… запачкаем.
– Придумала! А давайте – в ведро! А потом – в туалет.
– И посмотрим заодно – что получится!
Тс-с-с… Вот об этом вслух не надо. И так все понятно.
– Ни фига себе.
– Вот это да!
Чем больше мы сливали в ведро, тем невероятнее закручивался мутный осадок.
– Сейчас это лей!
– А-а-а-а-а! Класс!
Раствор расцвел алым цветом и зашипел.
– А-бал-деть…
– Все?
– Все.
– Я же говорила. А вы боялись.
– И склянки чистые. Ща помоем, вообще красота. Она точно будет рада.
– Несем в унитаз?
– По-до-жди…
Было кое-что еще, эх было… Не сговариваясь, мы обратили взоры на облезлый сейф. В замочной скважине торчал ключ. Какая непростительная неосторожность.
– Нет.
– Да.
Щелк. Ух ты! А на верхней-то полке маленьким серым египетским саркофагом притаилась знакомая жестяная коробочка!
– Нас убьют.
– А мы по-быстрому.
– Ага…
Руки дрожали. На столе возник коричневый пузырек.
– Ты вытаскивай.
– Нет, ты.
– Он не взорвется?
– Давно бы уж взорвался, если бы надо было.
– Тяни-тяни-тяни… помогайте, че!
– Бли-и-ин, мы дуры.
На тряпке (спасибо, что сухой тряпке!) обливался маслом НАТРИЙ – его можно резать ножом, он бегает по воде…
– Чур я режу!
– Давай.
– Эй! Она что говорила! С половину горошинки!
– Ну! А это что?
– Это, что ли, горошинка?! Картоха!
– Ой, да не лезьте вы под руки!
– И куда мы его?
– Как это куда? В ведро!
Сейчас мы кинем ЭТО в ведро. Мы переглянулись. В этот момент мы не думали о гневе классной, которая может накрыть нас за такими нехорошими делами. Мы вообще не думали об опасности. Перед глазами был летающий серебряный шарик, с шумом несущийся по воде стеклянного тазика.
– Один. Два. Три.
«Аш-ш-ш-ш!» – натрий издал резкий звук, похожий на крик. И взорвался со страшной силой.
Мы забились по углам – ни живы ни мертвы. В ведре еще раздавалось глухое шипение. Мы боялись к нему подойти. Только сейчас до нас дошло, с какой адской штуковиной мы решили поиграться.
– Куда ведро?
– Ну его на фиг. Я лично в туалет не потащу.
– Блин. Пол мыть надо. И еще эта коробка…
– Вот мы тупые! Давайте коробку в сейф, как было, а ведро в раковину.
– Быстро.
– Быстро!
Ведро обернули тряпками и осторожно подняли. Странная субстанция медленно провалилась в слив и на прощанье зловеще булькнула. Ничего не случилось. Вздох облегчения. На всякий случай мы не стали трогать раковину и сбегали за свежей водой в туалет.
А через пять минут после вытирания последней капли в кабинет влетела наша легкомысленная классная руководительница. Она застала совершеннейшую идиллию – мы сидели в полумраке, с учебниками в руках – одинаково прямые и тихие.
– Извините, девочки, задержали на совещании. А чем это пахнет? Ничего не случилось?
– Нет. Нет!
– Людмила Геннадьевна, а мы в лаборантской убрались!
– И посудки ваши все помыли!
– Девочки! Я кому говорила – никогда без учителя не входить… Я же вам говорила…
Все, понеслась… Ну, это не страшно, пусть ворчит. Главное, мы остались живы – с глазами и с руками. Руки, кстати, нещадно щипало. Нам ведь никто еще не говорил о первой помощи в кабинете химии. На коже зудели странные поскрипывающие мыльные разводы. Мы еще не знали, какой он – щелочной ожог и как немыслимо будут гореть вечером пальцы и ладони. Дома я залезла в ванну и там, скрипя зубами, осторожно размачивала руки в теплой воде. От кожи отдирались тонкие кусочки. На глаза наворачивались слезы, но попросить нормальной помощи у родителей было стыдно. А вдруг бы они догадались. У мамы-то по химии была пятерка!
А в кабинете химии посыпалась канализация. Пришел сантехник и долго ругался. Классная наша тоже ругалась – на строителей. Понаставили, понимаешь, не трубы, а какую-то ерунду! Им бы только тащить со стройки все ценное. А еще новая школа. И на год не хватило!
Эпизод 25
Пирог с рыбой
Школьные технички – особая раса людей. Мне до сих пор кажется, что их набирают по отдельному конкурсу и многие вполне достойные и чистоплотные дамы плачут, потому что не прошли жесткий отбор.
Техничка должна быть большой, грудастой и пузатой. У нее должен быть зычный голос и ораторские данные – ведь она должна уметь ругаться умело, страшно… но не матерно. Представители этой достойной профессии должны обязательно уметь: запихивать два свитера под сатиновый синий халат, а шерстяные носки под старые галоши; красить губы немыслимой помадой; громко топать, шумно пить чай в каморке на третьем этаже, пугающе смеяться, смачно сморкаться, картинно чихать и переговариваться со своими товарками так, будто они общаются в шторм, стоя на палубах двух пиратских парусников.
Только что помытый пол на время делается священным, как пасхальное яйцо. Оброненный огрызок яблока приравнивается по тяжести преступления к предательству Родины.
Техничек уважали и боялись. Технички любили жаловаться. Но они же иногда совершали милые и добрые поступки. Например, утешали пострадавших и побитых. Или находили потерянный мешок со сменкой. Так и ходили из класса в класс, потрясая потертыми кедами – это не ваши потеряли?
