– Маркелов, – представился парнишка.
– Так… так… сейчас. Мар-ке-лов… Седьмой «В»?
– Да.
– По-до-жди. Дюма – долг. Должен был на той неделе.
– Я принесу.
– Принеси-принеси… лето скоро. Английский, физика, химия… Литературы не вижу.
– Я…
– Да, помню, приносил… Русский, алгебра… Вычеркиваю.
– Можно брать?
– Можно… следующий…
Дежурные девочки вручили Маркелову увесистую кипу. Тот охнул и прогнулся. Его место заняла моя одноклассница.
– Тухватуллина Фирая.
– Тух-ва-тул-лина… Долг… Два долга… Когда принесешь?
– Я принесла.
– Так…
Я подошла совсем близко. И теперь видела сбоку опрокинутое в стол лицо – круглое, покрытое сетью морщинок, с мягкими полными щеками. С огромными очками, похожими на два круглых аквариума. За очками не видно было глаз, но глаза, конечно, были – маленькие, красновато-припухшие и сощуренные до невозможности. Наша библиотекарша была почти слепа.
Дежурные девочки тащили очередную горку книг. Все учебники были аккуратно разложены на полу – стопками по классам. И только эти, посчитанные и учтенные, им разрешалось трогать. На полках – никогда. Строгое табу, вечный закон.
Однажды я нечаянно узнала – почему так.
Все, как нормальные люди, работали на участке – возились в грязи, бегали с лейками, брызгались водой и визжали, а нас, как крайних, отловили и отправили в скучное пыльное книгохранилище!
Нам предстояло перебрать горы учебников. Вдоль стен росли проспекты из разноуровневых многоэтажек, на вершине каждого небоскреба – вертолетная площадка с адресом: литература 6, литература 7, алгебра 8, алгебра 9, химия…
Когда строительные работы были закончены, этажи посчитаны, а улицы расчищены, мы без сил уселись на пол. А потом просто легли, задрав ноги на кучки «геометрий» и «историй».
Теперь, с уровня пола, все выглядело по-другому. Гигантские шкафы поднимались до неба, в заоблачной высоте трепыхались на сквозняке пачки газет. В распахнутые окна то и дело залетали пушинки и медленно кружились над нашими лицами. Мы устали. Пол был прохладным и чистым. Улицы из книг составляли всамделишный город. А мои босые и по-огородному не очень чистые ноги стали Кинг-Конгом – я осторожно перебирала серыми пальцами и продвигалась вверх по башне.
– Тыдыщ! – подруга направила гранатомет из «Природоведения».
– А-а-а… – нога картинно сползла на пол.
Мы откинулись на спину и захохотали, зажав руками рот.
– Тише!
– Чего?
– Тсс… Смотри, идет. Давай, как будто мы уснули.
Мы перестали дышать. Затаились в своем уголке. Наполовину прикрыли глаза.
Она вошла, вздохнула и стала медленно продвигаться в нашу сторону. В руках она несла огромную кипу книг. Мы тихо лежали на полу и незаметно наблюдали за тяжело перемещающимися бледными опухшими ногами, за серым платьем, за тем, как быстро и ловко сновали по полкам руки.
Подруга ткнула меня в бок. Но я и так это увидела. И застыла в немом изумлении.
Она не смотрела ни на книги, ни на полки. Руки ее, морщинистые, сухие, покрытые сетью сиреневых жилок, быстро двигались – вверх-вниз, вправо-влево… стоп… книжку на место. И снова – сухо и быстро по полкам – шасть!
А лицо-то было повернуто мимо! Оно глядело вбок – морщинистое, пухлое, строгое и… ничего не видящее! И это вызывало безумную жалость и немного – жуть.
Она не видела, что находится на полках. Она просто помнила, где должна стоять каждая из тысяч книг Она знала их – каждую! – на ощупь.
Медленно продвигалась она вдоль шкафов, медленно шоркали по линолеуму стоптанные туфли.
И она бормотала.
– Братья Гримм… Еще… Это сюда. Крапивин… где же… ага… Блок… «Заповедной тропой»… это у нас о природе… Александр Грин… где же Грин?
Я открыла было рот, ибо видела Грина на полке слева, но подруга тихонько хлопнула меня по губам. И правильно – без меня нашла.
Сколько мы так лежали? Сколько книг было расставлено на ощупь? Мы сбились со счета и, наверное, задремали по-настоящему. Потом были какие-то голоса, беготня и шум. Оказывается, приехала машина и привезли новые книги. Их было много – новеньких, со свежим типографским запахом, с хрустящими корешками и слетающими суперобложками, которым суждено истрепаться в первый же год. Мы таскали увесистые пачки, перевязанные бечевкой. Таскали долго и молча. Таскали и все думали – а сколько времени уйдет у нашей библиотекарши на то, чтобы узнать каждую новую книжку по прикосновению.
Эпизод 27
Мышь
– Смотри, кого поймала! – громкий голос технички гремел как кровельное железо.
– Где?
С лестницы спускалась еще одна – такая же полногрудая, толстоногая, затянутая в синий сатиновый халат.
– Да вот!
– А-а, попался! И куда ты его?
– Да вон… на улицу.
И пошла – ноги как тумбы, зад как два арбуза. Мы смотрели ей вслед.
– Кого это они изловили? – спросила подружка.
– Может, сверчок. Пошли поглядим.
– И так уж опоздали. Сейчас нам устроят сверчка. Пошли уже.
Она не стала дожидаться и припустила по лестнице. Понятно, конец четверти, а дела ее, пожалуй, даже хуже моих. Хотя куда уж хуже. Я проводила ее взглядом. Да провались оно!
Во дворе мела метель. Снег сразу набился за шиворот.
– Тетя Катя!
– Тебе чего?
Сатиновый халат развернулся. Из-под мохеровой шапки растрепалась во все стороны рыжая от хны «химия».
– Ну, чего выскочила?
– Что это у вас?
– Мышь! У! – она ткнула мне ведро. – Мышей боишься?
– Нет. Куда вы ее?
– В сугроб!
– Она же замерзнет.
– Обязательно.
– Отдайте мне!
– Ух ты! Да на что тебе мышь?
– Себе возьму. Я никому не скажу. Отдайте, а.
Ледяная форма облепила тело, под подолом свистел ветер. Сатиновая техничка хохотала, держась за бока!
– Ой, не могу! Да на! Забирай! Только мне ведро надо.
На дне цинкового ведра маленьким комочком сжалась маленькая мышка – не поймешь, где голова, где ноги. Я потрогала ее пальцем. Высунулся тонкий хвостик. Я подцепила его двумя пальцами и вытащила зверька. Мышка отчаянно завертела лапками. Техничка толкнула меня в спину и погнала на крыльцо.
Куда же тебя деть? Карман прогрызешь, да и укусишь, пожалуй.
Я мчалась на третий этаж, стуча зубами от холода. Мне повезло – я прокралась незамеченной. Как раз в это время мучилась у доски очередная жертва математического террора. Зачет по алгебре – не хухры-мухры. Подруга подняла лицо от учебника.
– Ну че?
– Мышь.
– И че?
– Себе забрала.
– Обалдеть! Ты сдвинутая, да?
– Ага. Хочешь посмотреть?
– Давай.
Мышка поселилась в пенале. Я убрала все ручки и оставила маленькое отверстие, чтобы можно было дышать.
– Ой, какая… а ты кормила ее?
– Нечем.
– У меня яблоко есть.
– Давай сюда.
Тонкий румяный кусочек пролез в щелку. В пластмассовой глубине пенала наметилось шевеление. Кусочек уполз в уголок.
– Взяла!
– А то! Она же голодная. Такой стресс пережила!
Мы еще полюбовались на мышку, скормили ей кусочек карамельки и крошки из кармана. А потом очередь на зачет дошла до меня, и я потащилась на расправу.
Это был ад. Математика мне не давалась. Пока в ней были только цифры и действия, жить еще было можно, но когда появились буквы… Эти иксы и игреки, эти координаты, странные формулы и долгие доказательства просто сводили меня с ума. Я смотрела на бумагу, ничего не понимала и хотела только одного – так развить зрительную память, чтобы просто запомнить эту невнятную вязь. Иногда мне это удавалось. Я учила, честно.
Под внимательным взглядом скользил мел. Я писала формулы. Я даже доказывала их, глубокомысленно делая ударения на самых важных моментах. Мне позарез нужна была эта четверка, о большем я и не мечтала. Боялась я только одного – дополнительных вопросов.
– Хорошо, – милостивый кивок завитой головы. – А почему икс в квадрате?
