Риббентроп засыпал Отта срочными телеграммами с требованием, чтобы он ускорил наступление Японии на советский Дальний Восток – неотвратимое, как беспечно заявляли и Шолль и посол. Чтобы помочь японцам принять решение, Кречмер и его помощники вернулись за песочный стол, который Веннекер использовал при планировании наступления на Сингапур, на этот раз для разработки тактик десантной операции в портах СССР – Владивостоке и Хабаровске. Для Отта единственными безусловно хорошими новостями с российского фронта было то, что наступающие войска вермахта захватили в плен советских солдат, призванных из дальневосточных гарнизонов. Это означало, что Сталин уже начал ослаблять оборону Сибири, чтобы спасать Москву.

И на Зорге, и на Отта их руководство оказывало огромное давление: посол должен был настоять на вторжении Японии в Сибирь, разведчик – предотвратить его. Напряжение начинало сказываться на их отношениях. Впервые за все семь лет их дружбы они откровенно спорили о политике. Зорге, стуча кулаком по столу, настаивал, что в течение трех лет Германию ждет поражение, а план Гитлера обречен так же, как и русская кампания Наполеона. Зорге не упускал никакой возможности поколебать надежды Отта. Всякий раз, “получая разнообразные сведения от Одзаки и Мияги”, вспоминал Зорге, он “искажал их в своих интересах, распространял их, стремясь лишить германскую сторону надежды, что Япония вступит в войну”^[32]. В информационном агентстве “Домэй” Зорге, немецкий корреспондент с самым большим опытом работы в Токио, даже собрал своих германских коллег и выступил с речью о безумии плана “Барбаросса”. Он вызвал недоумение и в министерстве иностранных дел Японии, утверждая, будто располагает секретной информацией, что потенциал советских ВВС на самом деле намного превосходил те данные, которые предоставляла японцам Германия.

Второго августа Зорге подъехал к загородному дому посла в Каруидзаве, чтобы спастись от летнего зноя и нервной обстановки Токио и провести выходные с Оттом и своим старым другом Эрвином Шоллем. Каруидзава, курортный городок в горах недалеко от Нагано, был традиционным летним курортом зажиточной токийской буржуазии, куда она сбегала от влажного воздуха столицы к покрытым соснами склонам и горячим источникам горы Асама. Зорге наверняка замечал насмешку судьбы в возможности провести выходные у действующего вулкана. По крайней мере, там он чувствовал себя в своей стихии. В последние годы на выходные в Каруидзаву полюбили приезжать работавшие в Токио немцы, здесь была немецкая булочная, где пекли традиционный ржаной хлеб Pumpernickel и Apfelstrudel. В те выходные в главном кинотеатре показывали новый немецкий фильм, Verklungene Melodie (“Отзвучавшая мелодия”), романтическую мелодраму с Бригиттой Хорней^[33].

Летняя резиденция посольства располагалась в очаровательном двухэтажном доме, вокруг которого был разбит пышный сад. Вечерами трое старых друзей, вырвавшись из гнетущей удушающей тесноты Токио, отдыхали в баре отеля “Мампэй”. Отель, построенный в 1936 году и представлявший собой причудливую смесь японского и баварского фахверкового стиля, существует и по сей день. На довоенных фотографиях запечатлен уютный бар клубного типа с кожаными креслами и медными светильниками в стиле ар-деко. Примечательно, что в современной брошюре отеля есть архивный снимок конца 1930-х годов, на котором в шахматы увлеченно играют двое европейцев. В них безошибочно можно узнать Отта и Зорге.

Выпивая, трое старых друзей обсуждали политику и новости с советского фронта. Отт признавался, что, несмотря на неутомимую духоподъемную пропаганду Берлина, Германия продвигалась медленно и несла тяжелые потери. Прошло всего шесть недель с начала операции “Барбаросса”, и уже было ясно, что наступление идет не по плану. Зорге в свою очередь, по-видимому, рассказывал, что ему было известно о внутренних делах японской политики.

По возвращении в Токио Отт был настолько поражен знаниями своего друга о происходящем в кабинете Коноэ, что предложил старшему военному атташе посольства полковнику Кречмеру привлечь Зорге к разработке японской стратегии. “У Зорге действительно невероятные связи!” – отмечал Кречмер, благодаря Отта за рекомендацию^[34]. 9 августа Кречмер отправил в Берлин ключевые тезисы анализа Зорге – разумеется выступавшего категорически против японского плана “Север”. Впервые за всю его карьеру на Зорге было обращено безраздельное внимание кураторов разведки и Москвы и Берлина.

Примерно 5 августа Зорге впервые за месяц встретился с Одзаки, доложившим о слухах, что 15 августа японская армия планировала напасть на Советский Союз, но отложила этот план из-за препятствий, с которыми столкнулась на пути к Москве Германия. Через три дня Клаузен передал в Центр часть сообщения Зорге. “Немцы ежедневно давят на Японию за вступление в войну. Факт, что немцы не захватили Москву к последнему воскресенью, как это они обещали высшим японским кругам, понизило энтузиазм японцев”^[35]. Эта часть сообщения дошла до адресата. Далее следовала часть, которую Клаузену отправить не удалось и которую полиция обнаружила при обыске его дома уже после ареста: “Даже у Зеленых [японской армии] есть подозрение, что война между Белыми и Красными может вылиться во второй китайский инцидент, потому что Белые повторяют ошибки Зеленых в Китае”.

И Зорге и Одзаки знали, что эти дни августа станут решающими для исхода войны. Одзаки рассказал своему руководителю, что, по расчетам японской армии, наступление может начаться не позже конца августа, потому что в условиях сибирской зимы после второй половины ноября широкомасштабные операции становятся невозможны. “Ближайшие две-три недели окончательно определят решение Японии, – предупреждал Зорге Москву в телеграмме от 12 августа. – Возможно, что генштаб примет решение на выступление без предварительной консультации”^[36].

Оба ключевых сотрудника агентуры также понимали, что стратегия Токио будет продиктована более незыблемым фактором, чем политика – пополнением жизненно важных стратегических запасов нефти Японии. После введения Америкой эмбарго на импорт в начале августа все японские вооруженные силы могли поддерживать военные действия лишь за счет остававшихся запасов топлива. Если они окажутся на пределе, от плана “Север” неизбежно придется отказаться, сосредоточив все ресурсы на захвате нефтяных месторождений в Голландской Ост-Индии.

Одзаки обратился за помощью к своему коллеге в экономическом отделе Южно-Маньчжурской железной дороги Есио Мияниси, чтобы оценить реальные объемы имеющихся у Японии топливных запасов. Сославшись, что эта информация требуется ему для подготовки правительству доклада о поставках энергоресурсов, а без информации о запасах армии и флота картина будет неполной, Одзаки уговорил Мияниси предоставить ему последние, совершенно секретные цифры. Через несколько дней Мияниси вернулся с подробным ответом. В общей сложности для гражданских целей было доступно 2 миллиона тонн нефтепродуктов, включая нафту, сырую нефть и бензин. Тем же количеством располагала армия, и менее девяти миллионов тонн было у флота. При нормальном уровне потребления это означало, что имеющихся запасов топлива Японии хватит менее чем на полгода.

“Изучение ситуации с запасами топлива выявило, что Япония стоит перед необходимостью выбора из двух вариантов: продвинуться на юг и получить нефть в Голландской Ост-Индии или уступить требованиям Соединенных Штатов, пополнив запасы топлива у них”, – объяснял Одзаки следователям^[37]. С каждым днем американское нефтяное эмбарго все больше ограничивало свободу действий императорского Генштаба. Как бы сильно армия ни хотела захватить Сибирь, у Японии просто не было для этого необходимого топлива.

Девятого августа Зорге снова приехал на выходные в Каруидзаву, на этот раз с Этой Харих-Шнайдер и Гельмой Отт. К тому времени Эта, как она признавалась потом в интервью, уже “заболела Рихардом Зорге”^[38]. По ее словам, Зорге обещал ей, что все остальные его романы – в том числе с Гельмой и ее подругой Анитой Мор – остались далеко в прошлом. Он также рассказал ей, что “японочка”, жившая с ним “времени от времени”, получила в мае “отставку”^[39]. Это было далеко от истины. На самом деле Ханако до сих пор проводила по меньшей мере три ночи в неделю в доме на улице Нагасаки, и так продолжалось до сентября. Большинство остальных ночей у Зорге оставалась Эта, не замечавшая никаких следов женского присутствия в доме.