- Знаешь… Игнат, ты прав, - изрек я, чем заслужил новый удивленный взгляд. – Пора начинать новую жизнь. Но хотелось бы это сделать чистым.

Теперь уже Игнат сдвинул брови. Неужели все нужно объяснять! Ох, нелегко мне с ним придется.

- Помыться бы, милейший Игнат, - терпеливо пояснил я.

- Хм, ванну? Это можно. Вот только сначала тебе придется натаскать воды.

Так, видимо, жизнь в новом мире не будет столь беззаботной, как я рассчитывал.

После горячей ванны, в которой пришлось отмачивать новое тело довольно долго, я лежал на кровати, закрыв глаза, и ковырялся в воспоминаниях своего нового тела. По-другому этот процесс назвать было нельзя. Воспоминания были похожи на склад старого ненужного барахла, которое приходилось выковыривать из-за подкладки сундука памяти. Но, несмотря на это, мне удалось узнать кое-что о Тимофее и о его родном мире. Парень оказался незаконорожденным отпрыском некоего графа Никольского. Рос с матерью Ольгой Ивановной в деревне Большие Вязанки. Мать звала его Тимохой, держала строго, пыталась воспитывать и учить, порола по делу. И только это стимулировало ее чадо к какой-то деятельности. Но, несмотря на строгость, Тимофей мать любил.

Ольга Ивановна умерла, когда ему было четырнадцать. Граф, видимо не очень рьяно интересовавшийся жизнью побочного сына, все же прислал ему опекуна, а по совместительству гувернера, Игната и письмо, что будет помогать деньгами. Тимофей был парнем неглупым, но ленивым и отбившимся от рук. Учился неохотно, но математику и языки любил. О будущем не задумывался, уезжать из деревни не хотел.

Свое восемнадцатилетие он справил десять дней назад. После чего отцовские деньги неожиданно поступать перестали. И Тимоха не нашел ничего лучше, как спустить последнее на хмельные напитки. То ли неокрепший организм подвел, то ли питие было не особо добротным, но Тимофей Александрович отправился в мир иной, не приходя в сознание.

Что ж, не сказал бы, что собирался оплакивать участь нерадивого юнца. Мне все эти обстоятельства играли на руку. Уж в глухой деревне, а тем более в другом мире, прихвостни Владыки искать меня не будут. И теперь я мог начать жизнь заново. Надо было только решить три задачи: разобраться, как пользоваться Мико, найти источник заработка и… постричься! Слипшиеся темные патлы, отмытые зловонным, но отлично моющим мылом, оказались светлой, довольно объемной гривой, торчавшей в разные стороны.

Решив, что для второго пункта мне известно слишком мало, а с первым вообще торопиться не стоит, я встал с кровати и вышел из спальни в общую комнату, служившей и кухней, и столовой, и библиотекой.

Игнат сидел за столом и, нацепив на длинный прямой нос пенсне, как мне услужливо подсказала память Тимофея, читал довольно объемную книгу. Оценив аккуратную стрижку и ровную бороду гувернера-опекуна, я учтиво кашлянул, и, дождавшись, пока на меня обратится взгляд светло-серых, почти прозрачных глаз, спросил:

- Игнат, а ты сам стрижешься?

Брови мужчины удивленно съехались.

- Ты же знаешь, Тимофей, в город езжу.

Кажется, этот факт не осел в памяти Никольского-младшего. В город - это сейчас не мой вариант. Там наверняка все стоит дорого.

- А из местных не подскажешь, кто может? – я красноречиво захватил пальцами одну особо непокорную прядь, которая так и лезла в глаза, и оттянул ее в сторону.

- Последний раз ты сам обошелся. Старыми ножницами для стрижки овец, - Игнат пальцем подтолкнул пенсне повыше на переносицу и вновь обратил взор на книгу. - А вообще, говорят Марьяна Никитина, дочка кузнеца, неплохо стрижет.

- Овец? – на всякий случай уточнил я.

- И их в том числе, - словно издеваясь, ответил гувернер.

Кажется, воспитанник много крови ему попортил. Возвращать его доверие придется долго. А он мне пока нужен.

- А тебе зачем? - как бы между прочим поинтересовался Игнат.

- На работу хотел устроиться, а с таким безобразием, боюсь, не возьмут.

Адарис Ноор никогда не боялся работы. Попав на улицу после смерти родителей в восемь лет, я зарабатывал себе на хлеб честным трудом то помощником булочника, то аптекаря, а в четырнадцать меня взяли в бригаду строителей. Так что работать я не боялся и умел.

Гувернер вонзил в меня долгий испытывающий взгляд. Словно не учитель смотрел на меня сейчас, а дознаватель в тюремных казематах. Я сам в прошлой жизни смотрел таким на некоторых особо несговорчивых, прежде чем применить более весомые во всех смыслах аргументы. Поэтому ответил Игнату широкой искренней улыбкой.

Не отрывая от меня взгляда, гувернер запустил руку в карман жилета и вытянул оттуда полоску бумаги, расписанной разноцветными красками. Местные деньги, подумал я.

- На это не жалко, - протянул он мне бумажку, зажав ее между указательным и средним пальцем.

- А где Марьяна живет? – спросил я, принимая неожиданный дар.

Ну, вот такой Тимоха, не интересовало его, где жила дочка кузнеца.

- От нас прямая дорога до конца деревни, - вновь уткнувшись в книгу, буркнул гувернер.

Дорога до конца деревни оказалась действительно прямой. Я шел к цели, не отвлекаясь на окружающее меня, поэтому дошагал довольно быстро. Путь закончился у распахнутой калитки. За редким дощатым забором, доходившим мне до середины груди, девушка в платье, которое даже колен не закрывало, пыталась положить полено на самый верх высокой поленницы. Она была полностью поглощена этим занятием: поднялась на носочки, вытянулась в струнку, от чего и так не слишком длинное платье задралось еще выше. Ей было совсем не до долговязого парня, который пялился на нее через забор.

Да, если в этом мире все девушки одеваются так, то он мне определенно нравится. Я по достоинству оценил роскошный вид девушки со спины. Даже грубые сапоги не портили эти длинные стройные ножки. Молодой Тимохин организм уже было решил среагировать, но я напомнил ему (да и себе), что мы сюда пришли совсем по другому поводу.

- Могу помочь! – подал я голос, чтобы обозначить свое присутствие.

Девушка резко развернулась, сунула полено под мышку и уперла руки в бока.

- Тебе чего?

Марьяна была на пару лет старше Тимофея. Светлое личико, аккуратный вздернутый нос, пухлые губки, большие глаза и вырез платья, открывавший сочную девичью грудь – все это заставило Тимохин организм снова взбрыкнуть.

Не, Тим, ты действительно олух! Тут такое, а ты… помер.

- Я Марьяну ищу, - с трудом подняв взгляд на лицо девушки, произнес я.

- Ну, я Марьяна. Зачем искал… Тимоха, - последнее слово она произнесла особенно четко, давая понять, что она-то со мной знакома.

- Игнат сказал, ты стричь умеешь. А мне очень надо…постричься, - уточнил я на всякий случай. – Я заплачу.

Я достал деньги и протянул их Марьяне. Та еще пару мгновений пристально смотрела на меня, потом фыркнула.

- Убери свои бумажки, не нужны они мне. А вот от помощи я бы не отказалась.

- Так говори, чем помочь.

- Дров наколоть, и сложить их. Отец в город уехал на выставку. Вернется дней через десять. А я уже устала топором махать.

- По рукам, - улыбнулся я перспективе остаться и с деньгами, и со стрижкой.

С дровами мы разделались довольно быстро, хотя мое новое тело было совсем не приспособлено к труду. Завтра хилые мышцы дадут о себе знать. Надо будет попробовать лекарские способности Мико, а позже заняться тренировками.

- Ладно, пошли, - сказала Марьяна, когда последнее полено заняло положенное ему место.

Она усадила меня в сарае на хлипкий стул, принесла ножницы и велела закрыть глаза. Я просидел так довольно долгое время, боясь не то, что шевельнуться, а даже вздохнуть лишний раз. Кто знает, вдруг мое случайное действие будет стоит уха или носа. А кому нужен работник без носа?

- Пока не открывай, - услышал я голос девушки и удаляющиеся шаги.

Сердце тревожно заныло, и приказ я, конечно, нарушил. Но против ожидания вооруженная охрана ко мне не спешила. Едва раздались звуки шагов Марьяны, я тут же закрыл глаза.